Однако чувство подавленности крутым научным материалом является в данном случае не совсем оправданным — потому что и статья Важенина, и статья Стародубцева имеют очень слабое отношение к науке. Если же быть точнее, то статья А.Важенина большей частью представляет собой пример откровенной подгонки, а статья Стародубцева — пример бестолковости, пустословия и простофильства исследователя, не заметившего вышеупомянутой подгонки.

          В чём же проявилась подгонка А.Важенина? А вот в чём.

          Во втором абзаце своей статьи Важенин написал, что когда он "...попытался построить собственную систему..." оценивания тяжелоатлетических результатов, то им была "...проанализирована динамика мировых рекордов...", им просчитывались "...соотношения рекордных результатов между различными категориями". То есть, как можно понять, Важенин строил свою систему прежде всего посредством уравнивания величин оценок мировых рекордов, — эти равные, эталонные оценки получались у Важенина как произведение от умножения уже имевшегося мирового рекорда на выравнивающий коэффициент, вычислявшийся путём усреднения соотношений между рекордами разных категорий.

          Соответственно, доказательства правильности своей системы Важенин закономерно видел в том, что её оценки всех вновь возникших, улучшенных рекордов тоже будут максимально близки по своей величине. Однако, как оказалось (и это отражено в таблице 1 в столбце "Приведённый результат"), при сопоставлении новых, улучшенных рекордов из достаточно однородного ряда оценок системы Важенина вдруг заметно выбился рекорд категории 60 кг — сумма 342,5 кг.

          И тогда, бросив мимоходом, что, мол, "...мировые рекорды иногда способны опережать время...", Важенин предложил читателю лучше обратить внимание не на результаты рекордсменов, а на результаты "пяти лучших атлетов, следующих за мировыми рекордсменами в каждой из весовых категорий".

          И отрыв оценок категории 60 кг "от коллектива", как по волшебству, оказался сразу же ликвидированным (это отражено в таблице 2 в столбце "Приведённый результат"), то есть оценки сразу же оказались выровненными. Но сей успех является, конечно, не чем иным, как подгонкой — ведь выравнивание оценок достигнуто здесь исключительно благодаря резкому, немотивированному изменению методики. Или, другими словами, благодаря тому, что Важениным на ходу были изменены правила игры: сперва ориентация шла исключительно на рекордсменов, а когда рекордсмены подвели, ориентация сменилась на "нерекордсменов". Причём не на двух, не на восьмерых, а именно на пятерых — судя по всему, при количествах, отличных от пяти, кто-то из спортсменов тоже начинал "опережать время".

          Однако одной лишь этой подгонки Важенину показалось недостаточно, и в новом своём примере он предложил читателям сравнить уже не рекордсменов, и не пятерых атлетов, следующих за рекордсменами, а сразу и тех и других — то есть уже сразу по шесть лучших атлетов каждой весовой категории. Сие, мол, должно было стать "другим характерным показателем". Действительно, сие стало вполне "характерным показателем" очередного изменения методики подсчётов.

          Благодаря этой второй смене правил по ходу игры Важенин при вычислении оценок наиболее "весомых" сумм результатов отдельных соревнований опять добился высокой однородности или, другими словами, низкого разброса своих оценок (это отражено в таблице 3 в столбце "Усреднённый приведённый результат"), в три раза меньшего разброса оценок по системе Синклера (столбец "Усреднённый приведённый результат Синклера").

          По этому поводу Важенин, торжествуя, написал следующее:

          "...во всех рассмотренных примерах результаты в моей шкале достаточно близки, а у Синклера четко прослеживается значительное преимущество легких весов перед тяжелыми. Этого-то как раз и не должно быть, если мы стремимся установить истинную зависимость между весом спортсмена и показанным им результатом."

          Тут, однако, сразу же встаёт вопрос: а почему эти результаты должны быть близки, почему здесь Важенин наложил запрет на "четко" прослеживаемое "преимущество легких весов перед тяжелыми"? Ведь совсем незадолго перед этим Важенин писал, напоминаю, что "...мировые рекорды иногда способны опережать время..." Так почему эту способность "опережать время" Важенин счёл присущей только индивидуальным мировым рекордам, почему этой же самой способностью он не счёл возможным наделить, если можно так выразиться, "коллективные" мировые рекорды? Понятно, почему. Потому, что подгонять результаты в статьях Важенина разрешено только самому Важенину — по праву хозяина — а все прочие исследователи с их системами должны исполнять роли мальчиков для битья. Поэтому, дабы система Синклера не имела успеха, дабы провал системы Синклера получше оттенил успех системы Важенина, "коллективным" рекордам в способности "опережать время" было отказано.

          М.Стародубцев ни одной из этих трёх важенинских натяжек, разумеется, даже и не заметил.

          Для начала он потратил три абзаца своих вычислений и рассуждений всего лишь на то, чтобы в итоге констатировать, что "...системы Синклера и Важенина работают вразнобой" — как будто это не было и без того ясно, как будто не о том же твердил на протяжении всей своей статьи сам Важенин.

          Попустословив таким образом, Стародубцев затем сообщил читателю, что

          "...представило интерес подвергнуть корреляционному анализу оценки результатов Кубка России-93 по тяжелой атлетике, полученные участниками по системе Синклера, Важенина и Стародубцева. Цель анализа — выявить наиболее предпочтительную из них в смысле точности".

          Вообще-то, когда исследователь употребляет выражения типа "представляет интерес", то речь должна идти только о каких-то примерах, об иллюстрациях, способных удовлетворить читательский интерес — но никак не об аргументации, позволяющей достоверно и однозначно судить о наибольшей точности исследуемых систем. Всё то, что "представляет интерес", может свидетельствовать только о неких возможностях, зачастую весьма случайных, но никак не о необходимости, которая является неотъемлемой, обязательной чертой любой аргументации. "Интерес" может представлять, например, итог недавнего футбольного матча Россия-Франция, в коем победила Россия, а вот что-то похожее на необходимую закономерность будут представлять собой уже регулярные провалы России на международных чемпионатах, где Франция последнее время постоянно побеждает. И оная закономерность не представляет никакого интереса, ибо она обыденна. (Кстати, сам этот пример с Францией и Россией не обладает никакой доказательной силой, он лишь иллюстрирует абстрактные положения, облегчая их понимание.)

          Итак, доказывать что-либо (например, предпочтительность той или иной системы оценивания) на конкретном примере, на единичной иллюстрации, которые обычно как раз и представляют "интерес" — это элементарная безграмотность исследователя. Отдельные примеры могут в лучшем случае только подчёркивать, только подтверждать некие закономерности — уже доказанные, уже выведенные на основании исследования максимально широкой практики.

          Кроме того, почему материалом для проведения доказательства предпочтительности одной из систем оценивания Стародубцев выбрал именно "Кубок России"-93? Почему не "Кубок России"-92 или какое-нибудь другое соревнование? Естественным образом тут возникает подозрение: при выборе любых других соревнований результаты так называемого "корреляционного анализа" были бы совсем не такими, как хотелось Стародубцеву, то есть "формула Синклера и её спутница система (таблица) Стародубцева" оказались бы не на высоте. Судя по всему, Стародубцев, будучи точно так же, как и Важенин, настоящим, безраздельным хозяином своей статьи, по праву этого настоящего хозяина, вершащего в своей вотчине полный произвол, тоже прибег к тем же, что и Важенин, вымученным подгонкам в свою пользу. Подгонки эти у Стародубцева оказались задрапированы, правда, несколько лучше, чем у Важенина: в обоснованиях этих подгонок почти ничего нельзя понять — настолько они мудрёны и невнятны.

          Постоянно злоупотребляя неряшливой, загадочной терминологией, Стародубцев, несомненно, лишь делает вид, будто что-то хочет объяснить читателю: фразы типа "В нашем примере наличие корреляции между весом тела и оценками результатов устанавливалось на основании отклонений построчных средних значений от полных средних значений рядов распределения оценок в каждой системе" или "Квадраты корреляционных отношений, выраженные в процентах, в условиях данной задачи интерпретируются как вероятные средние относительные погрешности систем" — это фактически просто заклинания, имеющие цель прежде всего запугать, заколдовать читателя, внушить ему мистическое почтение к мудрёной статье и к её высокоучёному автору.

          Впрочем, сие, конечно, далеко не главное. Главное — это сам странный, антинаучный подход Стародубцева к определению правильности исследуемых теорий. Стародубцев (и, кстати, не только он один) полагает возможным отыскать в материалах оппонента то, что в них просто не содержится. Орудием такого поиска Стародубцев уверенно избирает статистику. ^***   Но между тем науке уже с глубокой древности известна совершенно элементарная вещь: в любом феномене можно найти только то, что в нём содержится — и ни грана сверх этого. Например, все теоремы евклидовой геометрии — это просто логические, последовательные выводы из пяти её изначальных аксиом, то есть логические преобразования оных аксиом. Ничего "сверхаксиомного" в теоремах геометрии не содержится, ибо какими приёмами логики ни пользуйся, как теоремы ни комбинируй — ничего внеаксиомного не выведешь. Теоремы просто не дадут такого материала. (Разумеется, логическими рассуждениями из теорем можно вывести обратно и все аксиомы.)

          Эта элементарщина, как видно, так и осталась неизвестной кандидату наук, доценту Стародубцеву.

          Поэтому сначала наш доцент попытался выудить из единичного примера некую загадочную "более емкую и содержательную информацию" о преимуществах одной из систем путём "сравнения рангов оценок в системах" — но так как нигде поначалу не мухлевал, то ничего, естественно, и не добился. Однако затем Стародубцев в надежде, что хитромудрые статистические выкаблучивания помогут ему определить, у какой из систем относительная погрешность больше, принялся корёжить в нужном ему направлении другой, уже не важенинский, а собственный единичный пример — и тут наконец достиг, как ему показалось, успеха. Однако любому более-менее грамотному читателю его статьи очевидно, что существенная разница в величинах пресловутой стародубцевской "средней относительной погрешности" разных систем вызвана только тем, что Стародубцев возвёл свои "корреляционные отношения" в квадрат. Благодаря этому возведению в квадрат (никаких оправданий для данной операции Стародубцев, естественно, не привёл, продолжая нагонять наукообразную жуть на неискушённого читателя) небольшие первоначальные различия в величинах этих "корреляционных отношений", вполне объяснимые просто неудачным для системы Важенина выбором единичного примера, оказались сразу значительными и бросающимся в глаза.

          Вообще, стародубцевская методика определения корректности систем оценивания именно по величине разницы между оценками разных результатов — это просто чепуха и недоразумение. Ведь если считать наиболее корректной ту систему, у которой разница между оценками результатов разных весовых категорий минимальна (в идеале — равна нулю), то тогда наилучшей из всех возможных окажется система, выставляющая за любые, за самые разные результаты всегда одну и ту же оценку (или же оценки, разнящиеся очень слабо, почти неотличимо). Именно таким нелепым, таким глупым способом можно добиться успеха у горе-аналитика, использующего приёмчики стародубцевского "математико-статистического анализа", который на самом деле, конечно, вовсе не "углубленный", а "углуплённый".

          Бестолковость Стародубцева проявилась ещё в одном месте его статьи. Полемизируя с Важениным, он написал следующее.

          "Все три системы фиксируют отставание средних оценок в весовых интервалах 43 и 54 кг от полных средних значений, а в весовом интервале 87 кг — превышение. Судите сами, прав ли Важенин, говоря, что система Синклера дает преимущество легким весам перед тяжелыми".

          Действительно, все три системы в примере Стародубцева наиболее низкие оценки дали результатам самых лёгких участников Кубка России-93. Только на этом основании Стародубцев и отверг претензии Важенина, сочтя, что, коли низкие оценки дают все три системы, то, следовательно, все эти оценки низки именно в равной степени. Однако на самом-то деле, во-первых, у всех трёх систем оценки легковесов низки в разной степени: в частности, система Синклера оценила результаты самых лёгких атлетов выше системы Важенина всё-таки более чем на два процента, являющиеся, несомненно, весьма существенной величиной (особенно на соревнованиях при награждении за лучшие результаты), а во-вторых, для разбора претензий Важенина Стародубцев выбрал совершенно неподходящий пример — все три системы оценивания результатов формировались на основании именно мировых рекордов, от которых результаты участников Кубка России-93, как это стало привычным для россиян в последние годы, отстали особенно сильно в лёгких весовых категориях. Понятно, что если Стародубцев избрал бы для своих статистических упражнений не чемпионат России, а, положим, чемпионат некоей секции с сильными средневесами и с совершенно полудохлыми легковесами, то тут отставание вторых от первых по оценкам, выведенным на основании мировых рекордов, оказалось бы уже совсем отчётливо бросающимся в глаза. Последний пример ещё раз подчёркивает (только подчёркивает — не более), что нельзя делать общие, далекоидущие, широкие выводы на основании использования каких-то единичных, частных, ограниченных, непредставительных примеров — такие выводы будут попросту нелепыми.

          Таким образом, Важенин был всё же совершенно прав, считая, что по сравнению с его системой формула Синклера даёт слабым результатам в лёгких весовых категориях более высокие оценки.

          Как сие ни странно, в самом конце статьи Стародубцева всё-таки посетила дельная мысль, не имеющая, правда, уже ничего общего с его традиционным высасыванием результатов из пальца. Эту дельную мысль Стародубцев определил словами "наиболее острый момент" — видимо, почувствовав, что нашёл действительно корректный и опирающийся на очень широкую практику аргумент. Аргумент этот таков:

          "...штангистов среднего веса значительно больше, чем маленького и большого веса. Среди них, естественно, больше талантов и конкуренции, из-за чего уровень достижений у них выше."

          Жаль, правда, что этот аргумент оказался у Стародубцева второстепенным, то есть вторым в очереди после псевдоаргумента насчёт величин относительных погрешностей. И что особенно печально, направленным на обоснование того, что обосновать совершенно невозможно — ибо, как уже отмечалось, рассмотрением единичного, уникального примера доказать, обобщить ничего нельзя принципиально.

          Заканчивая разбор всего того, что наворочали в своей полемике Важенин со Стародубцевым, можно с уверенностью предсказать, что из обоих горе-теоретиков толк, несомненно, выйдет. А бестолочь — останется.

[на главную страницу]