Психология победы   А.С.Медведев   Эту книгу написал заслуженный мастер спорта СССР, первый в истории отечественной тяжелой атлетики чемпион мира в тяжелом весе Алексей Сидорович Медведев. Он первым из советских штангистов преодолел в сумме классического троеборья рубеж 500 кг. Автору есть о чем поведать читателю. Он кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафедрой тяжелой атлетики ГЦОЛИФКа, а кроме того- член исполкома Международной федерации тяжелой атлетики (ИВФ), почетный президент Европейской федерации (ЕВФ). Автор в живой, увлекательной форме рассказывает о своих выступлениях на всесоюзном и мировом помосте, об опыте работы старшим тренером сборной команды СССР, о психологической подготовке спортсмена.     Посвящается будущим чемпионам     ПРЕДИСЛОВИЕ     - Внимание! На старт!   Репродукторы повторяют эту команду спортивного судьи, и трибуны, заполненные до отказа, замирают в ожидании. Если закрыть глаза, покажется, что Дворец спорта вымер. Сейчас для любого из сидящих здесь нет ничего, кроме освещенного юпитерами квадрата помоста и богатыря, приготовившегося к олимпийскому поединку.   Сигнал. Борьба с металлом, со своими соперниками началась. И сразу рухнула тишина.   Застучали телетайпы. Заговорили на сотнях языков радиокомментаторы. Ярость схватки притянула к экранам телевизоров миллионы людей. Вся планета, отложив свои земные дела, следит за выступлением человека, совершающего то, что не под силу ни одному другому. Пройдут мгновения - мир узнает имя победителя. И имя страны, взрастившей его.   Да, таков сегодня большой спорт. Его орбита кажется беспредельной. Его общественный резонанс огромен. Стоит, пожалуй, вспомнить, как вскоре после окончания XX летних Олимпийских игр американский журнал "Тайм" в своем специальном номере писал:   "Наш проигрыш в Мюнхене страшнее двух Ватерлоо".   Конечно, сказано с характерным для западной прессы преувеличением. Но есть в этих словах доля правды. Победы или поражения на крупнейших спортивных форумах современности давно перестали быть лишь частным делом спортсмена и тренера. За ними стоят такие святые понятия, как "национальный престиж", "спортивная слава Родины".   Кто еще десять лет назад мог предсказать феерический взлет легкоатлетов и гребцов ГДР, ошеломляющие успехи боксеров Кубы, тяжелоатлетов Болгарии, бегунов Кении!..   Да, число жаждущих и способных взойти на пьедестал почета неизменно растет. И именно поэтому состязаться становится все трудней. Степень подготовленности участников очень высока. Сплошь и рядом, чтобы быть впереди своих соперников, надо как минимум установить мировой рекорд. Но часто даже и этого оказывается недостаточно: вспомните турнир прыгунов тройным в Мехико, где соперники отнимали друг у друга высшие достижения планеты три раза подряд. Вспомните, как трижды финишировала в Мюнхене с мировыми рекордами советская легкоатлетка Людмила Брагина, но каждый раз до самого финиша ей приходилось вести ожесточенную борьбу с соперницами. Вспомните великие дуэли пловцов и штангистов, велосипедистов и гребцов, стрелков... Да, такова правда спортивной жизни: на старт выходят десятки практически одинаково подготовленных, одинаково сильных атлетов.   Морально-волевой фактор всегда имел исключительное значение в состязаниях атлетов, а сегодня - особенно. И каждая крупица опыта в этом направлении, каждая попытка проникнуть в творческую лабораторию психологии современного спорта встречается с огромным интересом, с нескрываемой жаждой изучения и познания.   Если учесть сказанное выше, можно понять, с каким чувством взял я в руки работу заведующего кафедрой тяжелой атлетики Государственного Центрального ордена Ленина института физической культуры, кандидата педагогических наук, экс-чемпиона и рекордсмена мира, заслуженного мастера спорта, заслуженного тренера СССР Алексея Сидоровича Медведева.   Сама жизнь этого человека в спорте дает богатейший материал для психологического анализа и размышлений. Он пришел в нашу тяжелую атлетику девятнадцатилетним юнцом. Пришел от станка работавшего для фронта завода, пришел после изнурительных рабочих смен, после систематического недоедания и долгое время считался откровенно неперспективным для тяжелой атлетики. Однако опытный спортсмен и педагог инженер Александр Базурин заметил в пареньке то, чего не могли заметить другие, психологически обосновал возможность решительного продвижения вперед. И вот "неперспективный" становится первым среди советских атлетов чемпионом мира в абсолютной весовой категории, первым в стране (и третьим в мире) открывает "Клуб 500" и совершает много других замечательных спортивных подвигов. И остановись автор лишь на этом, мы и тогда могли бы считать его труд достойным общего внимания.   Но, к счастью, взгляд Алексея Медведева проник далеко за пределы личного опыта.   Его книга - это плод многолетних наблюдений спортсмена и тренера. Это анализ сложнейших психологических аспектов современной спортивной борьбы и тренировки на примере таких "звезд" мировой тяжелой атлетики, как Рудольф Плюкфельдер, Алексей Вахонин, Александр Курынов, Юрий Власов, Леонид Жаботинский, Василий Алексеев, Давид Ригерт и многие-многие другие, которые были или товарищами Медведева по сборной страны, или его учениками.   Большая ценность предлагаемой вниманию читателей книги состоит и в том, что автор рассматривает все вопросы спортивной психологии (выбор цели, построение тренировки, ведение спортивной борьбы, овладение новой техникой, анализ и переоценка своих сил) в едином комплексе. Насколько мне известно, такой работы в нашей спортивной литературе до сих пор не было. И это делает труд Алексея Медведева особенно нужным.   Предлагаемая вниманию читателей работа по своему характеру не научный труд; а цепь очерков. Но в этом не слабость ее, а сила, ибо психология современного спорта рассматривается здесь на конкретных, ярких примерах, взятых из жизни ведущих тяжелоатлетов мира и представителей иных видов спорта, в реальных условиях борьбы с реальными соперниками, что делает рассматриваемые положения особенно зримыми, доходчивыми, понятными. С большим удовольствием представляю книгу читателям. Книгу, на мой взгляд, в одинаковой степени интересную и полезную для самого широкого круга людей.   Михаил Громов,   генерал-полковник авиации,   Герой Советского Союза,   заслуженный мастер спорта       КАК РОЖДАЮТСЯ ЧЕМПИОНЫ?     Когда я смотрю состязания прославленных спортсменов нашего времени - штангистов или легкоатлетов, пловцов или рыцарей современного пятиборья и т. д., - я невольно ловлю себя на мысли, что где-то там, в стороне от шумного праздника мирового спорта, от радостного, увлекательного спорта сильных, ловких и смелых, остались многие сотни, тысячи, может быть, даже десятки тысяч юношей и девушек, которым самой природой было предназначено стать великими чемпионами, удивить мир неслыханными рекордами и достижениями.   Вон на трибуне московского Дворца спорта сидит широкоплечий, загорелый, могучего сложения парень и восторженно аплодирует Давиду Ригерту, поднявшему огромный вес. Для него, обыкновенного зрителя, силач из города Шахты кажется сейчас едва ли не полубогом, человеком, наделенным какими-то прямо сверхъестественными свойствами. А я смотрю на этого болельщика и даже невооруженным глазом определяю, что при благоприятных обстоятельствах, при условии, что его вовремя заметил бы кто-нибудь из нас, вовремя подтолкнул, вселил уверенность, он, несомненно, мог бы сейчас на равных соперничать с нашим лидером. Значит, вот уже налицо одна потеря. А сколько их вообще в масштабе города, республики, страны?.. И в этих обидных потерях, в этом недопустимом расточительстве виновницей часто выступает ... психология. Точнее, наша психологическая неподготовленность, наш неправильный взгляд на многие очевидные вещи. Поясню это на примере.   Как-то вместе с заслуженным мастером спорта, обладателем золотой олимпийской медали, заслуженным тренером СССР Рудольфом Владимировичем Плюкфельдером мы были на студенческом диспуте с очень интересной повесткой дня: "Кто может и должен быть в наше время спортсменом?".   Казалось, ответ на поставленный вопрос ясен - каждый! Но отдельные выступления заставили нас насторожиться. Некоторые студенты говорили о том, что для рядового человека пределом являются утренняя зарядка, развлекательные игры, в лучшем случае - тренировки для себя.   - Уровень достижений современного спорта таков, - заявил отличник учебы, комсорг курса Борис Муратов, - что по-настоящему заниматься им - с видами на высокие результаты - есть смысл лишь особо одаренным юношам и девушкам. Со, средними данными ничего не добьешься, а следовательно, и ломаться нечего.   Конечно, не будем скрывать, определенные исходные данные физического развития для успехов в спорте, как и в любом другом деле, необходимы. Но как определить, есть они или нет? Где тот кудесник, который в щупленьком мальчишке, в "гадком утенке", в неоформившемся юноше сможет разглядеть будущего чемпиона? Такие кудесники существуют, имя их - тренеры, тренеры, работающие с детьми и подростками. И часто их главным оружием в борьбе за человека, за его будущее, за его место в спорте становится психология, великое искусство внушения и убеждения.   Думаю, никто не посчитает нескромным, если я в подтверждение этих слов приведу пример из своей спортивной биографии.   Свой путь штангиста я начал в один из апрельских дней 1946 года в московском Дворце спорта "Крылья Советов".   Когда я зашел в тяжелоатлетический зал, мне показалось, будто в нем установлены огромные паровые молоты: вокруг стоял металлический гул. Словно вбивая в пол невидимые сваи, падали на помост тяжелоатлетические штанги. Со звоном нанизывались на грифы металлические диски. Всюду бегали, прыгали. Очень увлеченный открывшейся предо мной картиной, я не заметил, как ко мне подошел человек в спортивном костюме.   - Ты к кому, паренек?   От смущения я не смог произнести ни одной фразы. Угадав мое состояние, подошедший спросил:   - Заниматься у нас хочешь? Я утвердительно кивнул.   - Ого, какой ты разговорчивый! - пошутил он. - Ну а, может быть, скажешь, откуда ты, где трудишься?   Придя, наконец, в себя, я ответил, что работаю модельщиком на заводе имени М. И. Калинина, в комсомольско-молодежной фронтовой бригаде.   - Отлично. Наш, значит, рабочий. Я ведь тоже с завода. Инженером на авиационном работаю, а в свободное время сам штангой занимаюсь и таких вот, как ты, хлопцев учу. Фамилия моя Базурин, а зовут Александром Михайловичем.   Так состоялось знакомство с моим первым спортивным наставником. Начались повседневные занятия, в ходе которых мы изучали технику движений со снарядами, правила разминки, сдавали нормы ГТО, работали с отягощениями.   Прошел месяц, может быть, чуть больше. Однажды Александр Михайлович собрал нас вокруг себя и произнес:.   - Ну-ка давайте посмотрим, малыши, на что вы способны.   Начались первые в моей жизни соревнования - внутри секции, "закрытые", без каких-либо зрителей. Вместе со мной экзамен держали студент Алексей Доронин, ученик повара из ресторана "Киев" Кирилл Лепехин, ученик сталевара с завода "Серп и молот" Сережа Хорьков... Многие из них выполнили в тот день нормативы второго спортивного разряда.   Наступила моя очередь. Тренер распорядился поставить на штангу 60 кг.   - Выжмешь?   Я пожал плечами: попробовать, мол, можно. На заводе приходилось поднимать вещи, которые на вид казались куда тяжелее, но сколько в них веса было - кто его знает! Я подошел к снаряду, широко расставил ноги и, ухватившись руками за гриф, медленно взял штангу на грудь, а затем сравнительно легко поднял ее на вытянутые руки.   - Так, ничего, - отметил Базурин. - Ну-ка, добавьте ему еще 10 килограммов.   Но, увы, новый вес я уже никак не смог осилить. Вырвал 50 кг, толкнул 85. Собственный вес мой составлял тогда 79 кг при росте 180 см. Кто хоть сколько-нибудь следит за развитием тяжелоатлетического спорта, поймет, что результаты эти даже по тем временам были более чем скромными. В самом деле, 195 кг в сумме -не нарадуешься особенно.   После этих испытаний я откровенно загрустил. И вдруг почувствовал, что тренер стал обращать на меня особое внимание. За тренировку раз десять-пятнадцать подойдет, подскажет, покажет тот или этот прием, даст задания на дом.   Я недоумевал: почему такая забота об отстающем? Невдомек мне тогда было, что это Базурин предпринимал тончайший и очень важный для меня психологический ход. Своей заботой, своей практикой он как бы говорил: смотри, я верю в тебя!. Из тебя получится толк!   Ход "сработал" - я стал работать с двойным, с тройным напряжением.   Прошло еще два или три месяца. На одной из очередных прикидок я довольно легко выжал 80 кг, то есть за сравнительно короткий срок прибавил в этом движении 20 килограммов. Это окрылило и дало., необузданный толчок моей фантазии. В ход тут же пошла обыкновенная арифметика. С ее помощью совсем нетрудно было подсчитать, какой вес при таких прибавках выжму я еще через год...   Угадав и это настроение, Александр Михайлович час-то повторял в те дни мне:   - Учти, Леша, в спорте каждый новый килограмм оказывается намного тяжелее предыдущего.   Замечательные слова! Сколько в них мудрости и правды! Но я, увы, не придал им тогда должного значения. И чуть было жестоко не поплатился за это.   А произошло следующее. В начале 1947 года в Ленинграде проводилось очередное первенство общества "Крылья Советов" по тяжелой атлетике. Московский совет решил послать на турнир две сборные - основную и молодежную. В состав последней был включен и я.   Нужно ли говорить, как мы обрадовались. Все жили ощущением предстоящей борьбы. Я дал себе слово выжать в Ленинграде не менее 75 кг. Возможность такого результата я даже не ставил под сомнение: ведь у меня на балансе уже было и 80!   Но ничего нет в спорте опасней излишней самоуверенности, переоценки своих возможностей, несобранности. Это я отчетливо понял в Ленинграде. В тот день, когда состоялось мое выступление, Базурин заболел и остался в гостинице. А я первый подход заказал сразу на 75 кг. И три попытки, одна за другой, окончились безрезультатно. Бросив последний раз снаряд на помост, я пошел за кулисы, сопровождаемый насмешливыми выкриками зрителей - таких же мальчишек, как мы;   - Мало каши ел!   - Тебе бы в пинг-понг играть!   Не знаю почему, но слова "играть в пинг-понг" показались мне тогда особенно обидными. Жег стыд за то, что подвел ребят, подвел команду.   И вновь очень тонким психологом, чутким человеком проявил себя наш тренер. Когда мы приехали в гостиницу, он собрал всех ребят и, словно невзначай, стал рассказывать различные истории из своей жизни.   - На самом своем первом состязании я получил нулевую оценку. И дал себе слово никогда больше не заниматься тяжелой атлетикой. "Из тебя ничего не выйдет", - говорил я себе. И пропустил одно занятие, другое. Перед третьим пришел ко мне тренер и так застыдил - ужас!   - Ты любишь не тяжелую атлетику, а себя в ней, - говорил он. - Ты эгоист, трус и маловер...   Так рассказывал Александр Михайлович. Я слушал и ужасался: и меня сейчас посетило твердое желание бросить секцию, бросить штангу, бросить спорт. Но теперь... Одним словом, тончайший психологический ход тренера, его умение и готовность поддержать ученика в трудную минуту, вселить в него бодрость, оптимизм, ликвидировать ощущение непоправимости ошибки избавили меня от неверного, может быть рокового для меня, шага.   А Базурин продолжал и в Москве оказывать мне всяческое внимание, заботился как отец, часто беседовал.   - Милый Леша, - повторял он изо дня в день, - пойми раз и навсегда, что в спорте нет и не может быть легких дорог. В нем никто не избавлен от неудач и ошибок. Более того, суть спорта - в преодолении их. Если хочешь идти вперед, добиваться успеха, найди в себе мужество и терпение, терпение и мужество. Приучи себя к регулярным, систематическим тренировкам. Сделай так, чтобы они были не в тягость, а стали любимой привычкой. У тебя есть характер. Прояви его.   Эти психологические сеансы моего первого тренера не прошли даром. С той поры я не пропустил ни одной тренировки и ровно через десять лет, в 1957 году, стал первым советским чемпионом мира в тяжелом весе. Но о том, как это произошло, как я шел к желанной высоте, разговор еще впереди.   Вместе со мной в тяжелоатлетическом зале московского Дворца спорта "Крылья Советов" часто тренировался мой товарищ по обществу "Труд" и по сборной страны замечательный, мужественный атлет, ныне заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР Рудольф Плюкфельдер. Был он человеком некрасноречивым, мало рассказывал о себе. Однажды, наблюдая за его красивыми, четкими действиями, за его отточенными, буквально филигранными движениями, я произнес:   - Ты, наверное, уже родился штангистом.   И тут моего напарника буквально "прорвало", и я услышал его спортивную биографию, которую считаю весьма поучительной и хочу передать вам.   В шестнадцать лет, в суровую пору Великой Отечественной войны, он пошел на одну из угольных шахт сибирского городка Киселевска. Изнурительная работа в подземелье, явно недостаточное питание, отсутствие нормального отдыха в конце концов сделали свое недоброе дело: мальчишка почувствовал себя плохо. Врач Антонида Михайловна Кожевникова строго спросила:   - Как тебя в шахту такого маленького допустили?   - А я приврал. Сказал - девятнадцать.   - Шахту оставить немедленно, - сказала она.   - Что я, совсем неизлечимый?   - У тебя серьезные нарушения сердечной деятельности. Но излечиться ты вполне можешь. Надо больше бывать на свежем воздухе, заниматься физической культурой. С завтрашнего дня, Рудольф, обязываю тебя утром и вечером заниматься легкой гимнастикой, - и она дала ему аккуратно исписанную ее рукой бумажку, на которой были обозначены упражнения, которые ему предстояло выполнять.   Постепенно увеличивая нагрузки, регулярно занимаясь ходьбой, легким бегом, Рудольф чувствовал себя все лучше и лучше. Теперь он окончательно уверовал в живительную силу физической культуры. Она его спасла - это было очевидно. Она ему вернула здоровье, бодрость, работоспособность. Отныне он считал ее своим другом и знал, что не расстанется с ней никогда. Наоборот, повсюду искал пути расширения своего спортивного диапазона.   Вскоре Рудольф узнал, что молодой рабочий мастер спорта Евгений Иванович Потапов организовал в городе секцию классической борьбы. И он пришел записаться в нее. Но тут на пути юноши непреодолимым препятствием стала... его мама. Не имеющая никакого опыта занятий физкультурой, она видела в ней только врага.   - Вон ты как! - кричала она сыну. - Как за травой на луга идти - ты болен, а теперь вздумал в какие-то секции записываться! Да чтоб я этого и не слышала!   Ее угрозы с каждым днем возрастали и могли стать непреодолимым психологическим и физическим барьером на пути мальчишки к своей мечте.   Рудольф обо всем этом чистосердечно рассказал Евгению Ивановичу Потапову, с которым работал на одной шахте.   - Давайте я буду тайно на занятия ходить, - предложил он.   - Нет, так не годится, - возразил руководитель секции. - Мать тебе должна стать помощником в том большом деле, которым ты решил заниматься. Придумаем что-либо получше.   И Потапов действительно придумал. Он привел на квартиру к Плюкфельдерам целую "агитбригаду": врача Кожевникову, парторга шахты Николая Егоровича Соломко, двух членов секции - таких же юнцов, как и ее Рудик. Первый "психологический сеанс" растопил лед недоверия, второй - еще более, а после третьего мать Рудольфа согласилась пойти посмотреть на занятия. Разглядев сильных, смелых, дышащих здоровьем ребят, их увлекательный спор на ковре, она воскликнула:   - Теперь любому и каждому признаюсь в своей ошибке!   Для того чтобы все стало на место, укажу, что, когда по инициативе того же Евгения Ивановича Потапова в Кемерово был открыт на общественных началах университет физической культуры для родителей, одной из первых согласилась выступить с его трибуны перед женщинами города мама Рудольфа Плюкфельдера.   Рудольф Плюкфельдер два с половиной года упорно занимался борьбой, стал перворазрядником, чемпионом Кузбасса по классической борьбе в легком весе. Казалось, спортивная специализация определилась навсегда. Но тут произошел крутой поворот в его судьбе.   На шахте и в секции борьбы рядом с Рудольфом Плюкфельдером работал и занимался Леонид Синько. Высокий, черноволосый, с могучими плечами, он везде и всюду сразу обращал на себя внимание.   - Красивый парень, - говорили о нем все ребята, не говоря уже о представительницах слабого пола.   Но Леонид Синько еще в большей степени привлекал своей душевностью. Это был человек высокой культуры, с большими и разнообразными знаниями.   Синько был безраздельно влюблен в спорт. Он имел второй и третий разряды по двенадцати видам. Был капитаном футбольной команды шахты, отлично плавал, играл в волейбол, хорошо ходил на лыжах.   Была у Леонида Синько еще одна замечательная черта - постоянное стремление поделиться своими знаниями, своим опытом с окружающими его людьми. О таких говорят обычно - активист, общественник. Он действительно охотно организовывал различные кружки и команды, начинал ими руководить и готовил себе заместителей, которые продолжали его дело. А сам он уже брался за новое.   В один из дней ему пришла счастливая мысль организовать у себя на шахте секцию штанги. Вначале он мыслил ее просто как вспомогательную для борцов: вычитал в книге, что такие методы применяют все передовые тренеры.   - А мы что, хуже? Думать надо! - сказал он, сгружая с грузовика купленные на профсоюзные деньги штангу, гантели, эспандеры.   С первых дней занятий в секции Леонид Синько, по его же собственным словам, нутром почуял исключительные способности Плюкфельдера. Но ему ничего не сказал. И от борьбы не советовал отказываться. Просто стал уделять ему особое внимание.   Дела шли хорошо. Синько акцентировал внимание на тщательном изучении техники, а Рудольфу это нравилось. Как только предоставлялась возможность, он начинал выполнять то рывок без ножниц в высокую стойку, то взятие штанги на грудь, опять же без ножниц. Руководитель секции подбадривал:   - Смотри, ты интуитивно стал на сторону современной школы тяжелоатлетической тренировки!   - Что это за школа? - спрашивал пытливый ученик.   - Школа интересная, - объяснял Синько. - Она, в противовес старой, утверждает, что в тренировках тяжелоатлетов должны разумно сочетаться упражнения на совершенствование техники и силы. Она как бы провозглашает красоту, эстетичность нашего вида спорта.   Прошло семь месяцев. В Кемерово, столице рабочего Кузбасса, проводился чемпионат по штанге. В сборную Киселевска для участия в этих состязаниях был включен юный Рудольф Плюкфельдер. К всеобщему удивлению (а больше всего к своему собственному), он занял первое место в своей весовой категории и перевыполнил норматив второго разряда.   - Надо переходить на штангу, - резюмировал Плюкфельдер.   А Леонид Синько слушал и радовался: его точно рассчитанный психологический опыт полностью удался.   Нужно сказать, что в данном случае Леонид Синько проявил себя, несомненно, как большой и мудрый педагог. Он не уговаривал своего подопечного - он досконально познакомил новичка с техникой нового для него вида спорта, он делом убедил Плюкфельдера в его безусловной талантливости, в перспективности занятий штангой. И, как мы знаем, не ошибся, Рудольф Владимирович трижды завоевывал звание чемпиона мира, в 1964 году поднялся на высшую ступень олимпийского пьедестала почета, установил 12 мировых рекордов.   Кто-то, прочитав историю об этом, может быть, разведет руками и скажет: "Здесь главная роль принадлежит Его Величеству Случаю".   Могу на это ответить, что вся спортивная жизнь, вся сложнейшая система тренерских поисков, определений, особенно на первых этапах, - это, как правило, цепь непрерывных "случаев", цепь возможностей, которые предоставляет нам жизнь. Надо уметь увидеть их, нужно проявить большую любовь, терпение, педагогический талант, мудрость творца и психолога, чтобы не выпустить попавшийся самородок из своих рук.   Это, разумеется, относится не только к тяжелой атлетике. Можно привести много примеров того, как знания, опыт, психологический талант тренера открывали нашей стране "звезды" необычайной величины.   Никогда не забуду путь от олимпийского Мельбурна до Владивостока на теплоходе "Грузия". Мы успели познакомиться с представителями различных видов спорта. Особенно я сдружился тогда с восемнадцатилетним Вячеславом Ивановым, выступление которого стало, по общему признанию, одной из главных сенсаций Игр.   - Ты как гребцом стал? - спросил я как-то Вячеслава.   Он ответил серьезно:   - Совершенно случайно.   И я услышал вот какую историю. С самых-самых детских лет Иванов любил бокс. 15 октября 1950 года, двенадцатилетним подростком, Слава пришел в секцию бокса московского "Спартака", которой тогда руководил выдающийся мастер ринга и талантливый педагог Иван Иванович Ганыкин. Именно он впервые научил его смотреть на спорт как на нечто прекрасное, поэтическое и очень нужное в жизни.   Бокс вообще очень многое дал ему и многому научил. Мужеству. Умению мгновенно мыслить. Переносить удары в прямом и переносном смысле. Дал отличную разностороннюю физическую подготовленность.   Три года он провел на ринге и в боксерском тренировочном зале. Но вот однажды - зимой пятьдесят третьего - его приятель по двору Витька Дорофеев позвал Славку с собой на занятия в секцию гребли.   - Не пойду, - решительно отверг предложение будущий чемпион. - Люблю бокс, и только!   - Ну и люби себе на здоровье. А у нас для души позанимаешься! Да заодно и руки разовьешь...   Этот нехитрый довод убедил Вячеслава, и через несколько дней он пришел на знаменитую московскую "Стрелку" к тренеру Игорю Яновичу Демьянову. Случай? Несомненно. Но вот то, что начинается за ним, уже высокая психология и педагогика. Вячеслав оказался в секции самым молодым и, бесспорно, самым жиденьким с виду. И, конечно, нет ничего удивительного в том, что первое время тренер не уделял ему какого-то особого внимания. Более того, Игорь Янович редко усаживал его на основной тренировочный станок: мест было мало, людей очень много.   Основным станком в гребной школе называли установленные по обе стороны мостика в бассейне "четверки". Иными словами, тренироваться здесь в ненастное время на "академичке" могло одновременно не более восьми человек. Славке места среди них, увы, поначалу не находилось.   Прождав одно занятие, и второе, и третье, он обратил свой взор на стоящую неподалеку закрепленную намертво у пирса байдарку. Во время занятий его секции она пустовала. Недолго думая, он забрался в нее, достал весло и стал работать. Греб, как и полагается на байдарке, мельницей. Изо всех сил. Ребята, бывало, выходят с "академички" лишь с легкой испариной на лбу, а у него майка мокрая, словно после марафона.   Вскоре, когда он на своей байдарке мысленно отмеривал пятую или шестую за очередное занятие тысячу метров, его окликнул Игорь Янович:   - Ты что здесь делаешь?   - Гребу.   - Вижу, что гребешь. А зачем?   - Надо же как-то к выходу на воду готовиться.   - Так-так... А что это у тебя за синяк под глазом?   - На тренировке задели...   - У нас?   - Нет, в секции бокса.   - Ты что, еще и боксом занимаешься?   - Не "еще", а главным образом. Тоже три раза в неделю.   - У кого?   - У Гапыкина!   - У Ивана Ивановича?   - Конечно.   Демьянов на этом разговор окончил, что-то торопливо записал в свой блокнот и ушел. А когда через день члены секции вновь собрались все вместе и по традиции построились, Игорь Янович вызвал его из шеренги на два шага вперед и сказал:   - Иванов, сейчас же в лодку! А уж потом назначим остальную семерку.   Что же произошло? Опытный взгляд замечательного спортсмена (Игорь Янович сам еще тогда продолжал выступать. Он был неоднократным призером крупнейших всесоюзных состязаний по академической гребле на одиночке) и педагога подметил в этом тогда еще тщедушном на вид парнишке необыкновенное трудолюбие и терпение, то есть те самые главные качества, которых требует от человека гребной спорт. Игорь Янович сразу отгадал в своем новеньком ученике ярко выраженную индивидуальность, непохожесть ни на кого другого. И почти с первых выходов на воду он определил его на одиночку. Рассказывать дальше о тайнах их совместной работы я не буду, а к чему эта работа привела - все знают: в Мельбурне, Риме и Токио Вячеслав Иванов завоевал три золотые медали олимпийского чемпиона, что до него не удавалось сделать ни одному одиночнику мира. А все началось с Игоря Яновича. Тонкий психолог, он сумел сразу выделить своего талантливого ученика среди остальных, вызвать у него гордость своим вниманием, окрылить постоянной поддержкой, обещанием скорых побед и... всевозрастающей требовательностью.   Из всего сказанного выше вытекает вывод: главным в работе детского тренера должно быть пристальное внимание к каждому ребенку, кропотливое изучение его природных данных и качеств, ориентация на их максимально эффективное использование.   Работа детских тренеров, или, как у нас их иногда называют, тренеров первого эшелона, всегда вызывала и вызывает у меня некоторую ассоциацию. Мы привыкли к полетам наших сверхмощных космических кораблей и суперсовременных станций. Но мало кто при этом задумывается над тем, что их победный, их невероятный взлет был в свое время обеспечен прежде всего ракетой-носителем. Малейшая неточность, отклонение от строго-настрого заданной траектории, - и великолепно задуманное дело может обернуться непоправимой катастрофой. Так вот, тренеры, работающие с детьми и юношами, представляются мне ракетами-носителями, выводящими на орбиту мирового спорта яркие таланты. От их умения, любви, педагогического таланта и такта во многом зависит успех советского спорта в целом.     Работа этой категории воспитателей характеризуется необычайным разнообразием психологических моментов. И каждый из них нужно предугадать, каждую задачу, поставленную жизнью, успешно решить.   Да, удивительны иногда биографии наших чемпионов. Начинаешь их излагать, а тебе говорят: "выдумываешь", "приукрашиваешь", "натаскиваешь факты, чтобы было поинтереснее"... Но разве придумаешь такое: в детстве и в отрочестве Саша Воронин больше всего на свете не любил поднятие тяжестей и на всякие уговоры заняться всерьез тяжелой атлетикой отмахивался руками? Однако начнем все по порядку.   Он родился в пятьдесят первом в маленьком, уютном поселке Мыски, на берегу бурной и своенравной реки Томь. Кругом простиралась тайга, опьяняюще чист был воздух, окрестные места казались одно лучше другого, и все было таким дорогим, таким близким - не передать никакими словами!   "У нас край богатырей!" - говорили старики. При таких словах Саша неизменно вздрагивал. Его больным местом был собственный рост. Что тут поделать - не вышел парень в великаны! Чуть ли не на голову ниже был любого из сверстников!   В десять лет пришла к Саше первая спортивная любовь. Он занялся акробатикой и с каждым годом увлекался ею все больше и больше. Вместе со старшим братом, Николаем, они делали заметные успехи. Во всяком случае, в шестнадцать лет Саша получил два официальных предложения - от дирекций Новосибирского и Московского государственных цирков. Его звали в группу прыгунов, обещали успех и славу.   - Все это казалось заманчивым, - сознается он, - да нужно было маме помогать - она на пенсию собиралась. И потом, знаете, все больше и больше оказывалось нитей, которые накрепко привязывали меня к родному краю.   Да, в шестнадцать лет, окончив школу, пошел он работать электромонтажником на Томь-Усинскую ГРЭС. Начал с первого рабочего разряда, дошел до четвертого. Бригада подобралась на редкость хорошая, дружная. Ребята поглядывали на Санькин рост, понятливо между собой перемигивались, жалели - тяжелую работу брали на себя. Но однажды произошло чудо: перетаскивали кабель, и напарник Воронина, считавшийся среди всех самым сильным, не выдержал, бросил свой конец, а Саша устоял, за двоих терпел.   - Ого! - восхитились товарищи. - Да тебе в тяжелоатлеты надо подаваться!   - Еще чего не хватало... - степенно заметил бригадир. - Он у нас и так маленький, а штанга его и вовсе придавит...   Эти слова глубоко запали в сознание юноши. Во Дворце культуры, куда он ходил регулярно на занятия секции акробатики и в кружок художественной самодеятельности, была в полуподвальном помещении комнатка, откуда постоянно доносился грохот и лязг металла. Там тренировались местные силачи. Саша обходил эту комнатку стороной и на все уговоры хотя бы пойти посмотреть, что там происходит, не поддавался. А характер у него был от природы тверд: если не захочет, никто не заставит!   И эту важную черту сразу приметил в Воронине Геннадий Боровиков, человек, сыгравший в судьбе будущего чемпиона решающую роль. Есть такие люди в советском физкультурном движении, которые все делают от души, с необыкновенной щедростью, и личное для них очень часто отступает на второй план, уступая место тому, что мы называем общим, государственным. Таким вот и знают люди Боровикова.   Геннадий приехал в городок Мыски в пятьдесят пятом. Ему тогда было всего восемь лет, а его будущему ученику- четыре. И никто не мог, конечно, ни думать, ни гадать, что пути их встретятся. Тем более, что многое перепробовал на своем недолгом веку Боровиков: был и машинистом электровоза, и слесарем-наладчиком. Работал, как и Воронин, на Томь-Усинской ГРЭС, да не знали они там друг друга!   Окончив вечернюю среднюю школу, Боровиков поступил в Прокопьевский техникум физической культуры, получил диплом с отличием и стал в Мысках председателем городского совета общества "Труд". И по совместительству вел он секцию штанги в том самом Доме культуры, где занимался акробатикой и участвовал в художественной самодеятельности Воронин. В той самой полуподвальной, тесной комнатушке, которую так старательно обходил стороной Саша. Но Геннадий его приметил. Приметил его силу, ловкость, удивительно тонкую координацию. И стал иногда осторожно приглашать зайти посмотреть, как идут занятия. Он верил, что богатырская потеха рано или поздно захватит этого крепыша, словно бы самой природой рожденного для покорения металла.   - Что же, зайти можно, - согласился однажды Воронин. Но ни первое посещение, ни второе, ни третье не растопили его равнодушия. Наоборот, чувствуя в участившихся приглашениях подвох, он стал под разными предлогами отказываться от посещения тренировок.   Однажды в дождливое утро он очутился в автобусе, который вез его на работу, рядом с незнакомой интересной женщиной. Слово за слово разговорились, и Саша, совершенно непроизвольно, стал ей жаловаться на свою судьбу.   - Что-то последнее время все, как увидят меня, в штангисты зазывают. Особенно один тут есть такой, Генка Боровиков. Вцепился, как клещ. А зачем мне это? И так маленький, а металл совсем росту не даст...   Она осмотрела его внимательным, пытливым взглядом. Потом сказала убежденно:   - Советуют вам правильно: вы прирожденный богатырь. А насчет того, что штанга сдерживает рост, - враки.   Ее похвала ему льстила, она была откровенно приятной, и впервые в своей жизни он не стал ругать тяжелую атлетику, а забурчал:   - Гм... Богатырь... Чтобы чего-нибудь путного добиться, надо тренера хорошего иметь. А где его возьмешь?   - А Боровиков?   - Кто же его ведает, что он хороший?   - Я. Уверена: отличный!   - Да вы откуда его знаете?   - Я его жена. Тамара. Будем знакомы, - и она дружелюбно протянула свою руку.   А Саша весь день не мог работать и повторял (то и дело: "Вот влип! Вот влип!"   Воронину до сих пор неизвестно, сообщила ли Тамара об этой встрече и о состоявшемся между ними разговоре своему супругу. Но только вскоре Геннадий буквально пошел в атаку. Он зажал Сашу в угол и, загибая пальцы, уверял:   - Ты должен оставить свое упрямство. Ты будешь большим спортсменом. Чемпионом СССР. И всего мира. И даже завоюешь олимпийскую медаль. Понимаешь, что ты можешь сделать для своей страны! Но только нужно влюбиться в дело. И отдать ему себя без остатка.   В тот день Саша впервые не мотал упрямо головой, а крепко задумался. Потом спросил:   - Можно ответить через три дня?   - Подождем, - согласился Геннадий. - И потом вот еще что: акробатику не бросай, занимайся по-прежнему. А в свободное время к нам заходи.   Расчет молодого тренера оказался правильным. Воронину понравилось, что его не отлучают от любимого дела, и он стал приходить на тренировки. А вскоре вместе со сборной командой поехал на областные соревнования. Не выступать - помогать тренеру. Это произошло в феврале семьдесят первого, в Новокузнецке. Шел чемпионат Кузбасса. Геннадий дал Воронину ручку, аккуратно разлинованную тетрадь и предложил считать подходы, а заодно отмечать атлетов, которые ему понравились.   Расчет Боровикова оказался точным. Сравнивая себя с теми, кто сражался на помосте, Воронин невольно делал вывод: "нет, я не хуже других". Да и вообще, вникая в происходящее, заражаясь пылкой атмосферой поединков, он совершенно незаметно для себя проникся любовью к этой захватывающей дух дуэли человека с металлом. Вдруг он ощутил в себе горячее желание встать, расправить плечи, выйти под ослепительный свет юпитеров и рвать, покорять неуступчивую сталь.   Я специально так подробно рассказал о человеке, который сегодня носит звание олимпийского чемпиона и двукратного чемпиона мира, вернул нашей стране лидерство в наилегчайшей весовой категории, которое мы утеряли много лет назад. К таким же поистине разительным результатам привела мудрая психология тренера! Его умение то ждать, то наступать. Его смелые, но искренние обещания. Его тончайшая воспитательная работа. Она привела Сашу Воронина от полного неприятия штанги к великой любви к ней. Она дала нашему спорту еще одного выдающегося атлета, которым сегодня гордится мир.   Развитие современного спорта происходит с невероятной быстротой, а в связи с этим жизнь ежедневно и ежечасно вносит существенные коррективы в теорию и практику подготовки спортсменов высокого класса. То, что вчера удивляло или попросту казалось невероятным, сегодня стало аксиомой. К таким, не требующим доказательства, относится утверждение, что для достижения высоких результатов в технически сложных видах спорта (гимнастика, фигурное катание, горные лыжи, плавание, фехтование, акробатика и т. д.) надо начинать специализацию в раннем детском возрасте.   Осенью 1979 года мировую спортивную печать обошло сообщение о том, что абсолютной чемпионкой Германской Демократической Республики по спортивной гимнастике стала четырнадцатилетняя Регина Граболее. Ее судьба меня привлекла.   Она родилась в Берлине 18 мая 1965 года. В 1979-м - рост 160 см, вес 33 кг. Гимнастикой занимается с пяти лет под руководством Юргена Херитца, воспитавшего в свое время и Карин Янц, и Аннелорс Цинке, и Ангелику Хельман. В канун 30-летия ГДР Регина завоевала свою первую золотую медаль в многоборье, оставив позади многих известных и куда более опытных спортсменок. Трижды в течение чемпионата она получала высшую оценку- 10 баллов (дважды в произвольных программах на брусьях и один раз на бревне).   Выступая на пресс-конференции по поводу этой поистине блестящей и в известной мере сенсационной победы своей ученицы, Юрген Херитц заявил журналистам:   - В огромном успехе, которому мы сегодня так все радуемся, большая доля принадлежит маме Регины...   Я не случайно подчеркиваю эти слова всемирно известного педагога. В них заключен огромный смысл. Организация современного спорта такова, что теснейший психологический контакт тренера с родителями своих подопечных имеет не только большое, но, я бы сказал, решающее значение. Именно нашим замечательным бабушкам и мамам, дедушкам и папам, их глубокой вере в чудодейственную силу спорта, их незаметному со стороны сподвижничеству, их неутомимости и героизму очень час-то обязаны мы появлению и утверждению великих чемпионов. Постараюсь показать это на хорошо известном мне примере.   ...Сверкающая ледяная арена. Упоительные звуки музыки. Буквально на спринтерской скорости проходит вся программа пашей золотой пары - Ирины Родниной и Александра Зайцева. Прыжки. Каскады головокружительных поддержек. Легкий толчок на полном ходу - и Ирина взлетает вверх и парит в воздухе над искрящимся под ослепительными лучами юпитеров огромным ледяным зеркалом. Кажется, что она обрела невидимые крылья - так легки ее движения.   Но вот на льду оставлен последний автограф - выступление окончено. С заполненных до отказа трибун срывается шквал аплодисментов. Это заслуженный успех Ирины Родниной и... ее мамы.   Да-да, именно и мамин успех! Это она, Юлия Яковлевна, улыбается Ириной улыбкой. Это она машет букетами цветов с пьедестала почета. И неважно, что на самом деле эта очень милая, очень живая женщина с необыкновенно добрыми, ласковыми глазами сейчас дома и волнуется, переживает, боясь даже взглянуть на экран телевизора. Она там - рядом с дочерью, на всех чемпионатах и олимпиадах.   Мама! С ее самозабвенной любовью к людям. Мама, которая всегда была рядом: в горестях и победах, в дни сомнений и удач. Мама, которая первой открыла для Ирины изумительный мир фигурного катания.   Юлия Яковлевна сама страстно увлекалась спортом в молодости. Обучаясь в медицинском техникуме, одной из первых сдала нормы ГТО и ГСО, активно участвовала в работе различных секций. Это - в свободное время. Основное отдавала учебе, мечтала посвятить свою жизнь борьбе за здоровье детей, стать врачом-педиатром.   Но жизнь распорядилась иначе. В суровую зиму тридцать девятого девушка идет добровольцем на белофинский фронт. Самоотверженная юная сестричка, как бессменный часовой, несет нелегкую вахту в палатах и у операционного стола фронтового госпиталя. Сколько теплых слов было произнесено и написано тогда в ее адрес! До сих пор хранит Юлия Яковлевна благодарственные письма выхоженных ею воинов.   Еще не успели забыться сражения на Карельском перешейке - началась Великая Отечественная. И Юля снова в боевом строю. С первых дней войны. С первых боев. Опять фронтовой госпиталь, опять борьба за каждую жизнь. Однажды с переднего края привезли тяжелораненого командира. Положение казалось безнадежным.   - Спасти его может только срочное переливание крови. А у нас, как на грех, нужной группы сейчас нет, - сказал военврач, осмотревший больного.   И Юля тут же отдала свою кровь - сколько потребовалось. Скупые строки заметки "Цена жизни" во фронтовой газете 1941 года звучат настоящим гимном этой самоотверженной девушке.   Давно отгремела военная пора. О ней теперь напоминают лишь орден Красной Звезды да восемь боевых медалей, которыми отметила ее Родина. Да еще осталась старая военная привычка - до сих пор безвозмездно отдает Юлия Яковлевна свою кровь, спасая жизнь и здоровье многих людей.   Кое-кому, быть может, покажется странным, что в сугубо спортивной книге я уделил столько места биографии человека, никогда не устанавливавшего мировые рекорды и не ослеплявшего нас своими сенсационными победами. Но сделал я это не случайно. В образе Юлии Яковлевны Родниной как в зеркале отражен облик поколения матерей нынешних чемпионов и рекордсменов. Все они - пламенные патриотки, люди, закаленные суровыми испытаниями военных дней, героикой восстановления, пафосом созидания. В каждой из них мы, спортивные педагоги, тренеры, можем всегда найти прекрасного помощника и верного единомышленника. Все это как раз и просматривается прекрасно на примере Ириной мамы.   Самозабвенную любовь к Человеку она несет сквозь всю свою жизнь. Это всеобъемлющее человеколюбие выражается и в том, что всю себя она посвятила детям.   Своих у нее двое - Валя и Ира. Но всегда в ее квартире было полно девчонок и мальчишек. И для всех Юлия Яковлевна находила и теплое слово, и увлекательные занятия: то читала им книжки, то разучивала стихи, то водила всех вместе в Уголок Дурова.   Сама Юлия Яковлевна увлекалась театром, очень любила музыку и мечтала, когда подрастут девочки, научить их также любить прекрасный мир искусства. А пока дни проходили в бесконечной тревоге: девочки росли очень слабенькими, болезненными. В борьбе за их здоровье она выбрала союзником физкультуру. Со старшей, Валей, ежедневно ходила в бассейн.   А младшая, Иринка, еще была очень мала для бассейна, да и доктор посоветовал бывать с ней не менее 6- 7 часов в сутки на воздухе. Но гулять без цели трудно, и тогда в поисках наилучших решений мама, взяв крохотную дочурку за руку, привела ее на каток близлежащего Ждановского парка столицы.   Ярко освещенная ледяная, площадка, музыка, на сверкающих коньках вихрем проносятся мальчишки, выписывают на гладкой поверхности замысловатые узоры фигуристы.   В глазах маленькой Иринки мама прочла желание сию же минуту выйти на лед и вот так же легко закружиться под веселую музыку.   - Надо же, - покачала головой Юлия Яковлевна и улыбнулась. - Что ж, давай попробуем.   И началась спортивная жизнь для Иры и ее первого тренера - мамы.   Первые шаги четырехлетней дебютантки оказались на редкость успешными. Не беда, что ботиночки приходилось надевать прямо на валеночки - такая крохотная была у юной фигуристки ножка. Но она очень скоро освоила великое искусство баланса, а получив от мамы разрешение на самостоятельные действия, наперегонки с мальчишками стала носиться по искрящемуся льду, не обращая никакого внимания на синяки.   Вскоре в Ждановском парке организовали платную секцию фигурного катания, и у Иры появился уже первый настоящий тренер - Зинаида Ивановна Подгорнова. Но ее группа просуществовала всего год. Зинаида Ивановна уходила работать в школу фигурного катания в парке имени Дзержинского. Вот тогда-то и состоялся у нее серьезный разговор с Ириной мамой.   - Всех учеников я с собой, Юлия Яковлевна, конечно, взять не могу. А вот вам предлагаю возить ко мне Иру. Не знаю, что из нее получится впоследствии, но ее огромное желание заниматься, ее упорство и смелость позволяют надеяться на многое. Кто знает, может, если вы проявите настойчивость, она станет известной спортсменкой.   Хочу подчеркнуть, что разговор этот происходил примерно в пятьдесят пятом году.   Тогда фигурное катание еще не было у нас таким популярным. Не было ни громких побед, ни передач по телевизору, ни международных состязаний, ни знаменитых лидеров. Но Юлия Яковлевна с исключительным вниманием отнеслась к предложению тренера, хотя это сулило ей лично массу неудобств.   Начало тренировки - в семь утра. В пять мама будила Ирочку. Очень рано, но на столе уже вкусный завтрак, и бодрая, всегда улыбающаяся мама говорит свое неизменное: "Поторапливайся, дочурка!"   Долго везет их старенький автобус от Таганки до Марьиной рощи. Маленькая Иринка на руках у мамы досматривает еще один утренний сон. За две остановки Юлия Яковлевна начинает будить дочь. И так - ежедневно, почти восемь лет подряд. Разве можно себе представить нынешнюю Ирину Роднину с ее всемирной славой без этого величайшего подвига матери!   А сколько выдержки понадобилось им обеим, когда Ирина, пошла в школу! Тогда уже на тренировки приходилось ездить два раза в день. В холодном автобусе, случалось, и доучивали уроки, и завтракали перед уроками, и вспоминали различные детали комбинаций. Многие мамы - именно мамы! - не выдерживали такой колоссальной нагрузки, бросали все, истощив запас сил и терпения. А мужеству Юлии Яковлевны, казалось, не было предела. И такое поведение матери было лучшей школой высокой психологической закалки для ее дочери. У мамы прежде всего училась она настойчивости, терпению, целеустремленности, умению преодолеть себя.   Юлия Яковлевна взяла себе за правило еженедельно встречаться с тренерами дочери - Зинаидой Подгорновой и Самсоном Глязером. По их предложению составляла для дочки распорядок дня и следила за неуклонным его выполнением, выходила на лыжные прогулки. Она привела Иру в школьный хореографический кружок, чтобы девочка научилась слушать музыку, жить музыкой, воплощать ее ритмы в неповторимую ткань движений. И эту свою такую нужную, такую необходимую работу мама продолжала и тогда, когда дочь, как отличную ученицу, передали в "академию фигурного катания", как у нас иногда в шутку называют соответствующую секцию ЦСКА.   - Юлия Яковлевна долгие годы была моим верным и незаменимым помощником, - говорит Станислав Николаевич Жук. - У нас с ней был налажен теснейший психологический контакт.   Таких примеров в нашей жизни, к счастью, все больше и больше. Да оно и понятно!   Контакт родителя с тренером, их постоянное общение, взаимопонимание и доверие есть одно из непременных условий становления будущих чемпионов.   К сожалению, мы встречаемся еще и с противоположными примерами, с удивительными фактами, когда мамы и папы не понимают увлечения своих детей спортом, отговаривают их, особенно когда речь идет о таких "трудных" видах, как бокс, хоккей, тяжелая атлетика...   Передо мной одно из многих писем, которые я получил за последнее время. Приведу его целиком:   "Алексей Сидорович! Я очень хочу стать выносливым, ловким, а главное - сильным. В этом, как я слышал и читал, особенно помогает тяжелая атлетика. Я хотел бы сам записаться в секцию, выйти на помост, испытать свой характер. Но моя мама категорически против того, чтобы я ходил в тяжелоатлетическую секцию. Она говорит: "Занимайся чем угодно, но только не этим видом спорта - грубым, опасным для здоровья". Мама также говорит, что упражнения со штангой останавливают рост человека и ведут к заболеваниям сердца... Но я чувствую, что это не так, что мама не права. Помогите мне, пожалуйста, убедить ее. Виктор Фролов, ученик 7-го класса, г. Новосибирск".   Да, конечно, мама Вити Фролова в данном случае не права. И эта ее неправота идет от незнания существа дела, от того, что мы еще, к сожалению, очень часто находимся в плену устаревших понятий и привычек.   Занятия тяжелой атлетикой (разумеется, при методически правильной их организации и строгом соблюдении медицинского контроля) ни в коей мере не могут отрицательно влиять па физический рост человека, не расшатывают, а укрепляют сердечно-сосудистую систему, а кроме того, развивают у человека много других ценных качеств. Естественно, у каждого заинтересованного лица при этом возникает следующий законный вопрос: с какого же возраста лучше всего начинать занятия с отягощениями?   Я считаю - и опыт всячески подтверждает это, - что заниматься упражнениями с гантелями можно с 10- 11 лет. Л когда мальчишке исполнится 13-14, следует пройти тщательный медицинский осмотр и, получив разрешение врача, смело начинать тренировки по программе секций тяжелоатлетического спорта и сдавать нормативы для получения юношеских разрядов.   Часто на различных совещаниях в связи с этим многие тренеры, особенно молодые, спрашивают, не отразится ли столь ранняя специализация на последующих результатах, не притормозит ли их? Должен сказать, что это очень важный вопрос, имеющий серьезный психологический аспект. Боязнь "последствий" ведет к тому, что некоторые педагоги умышленно завышают сроки приобщения ребят к "железной игре".   В связи с этим хочу со всей ответственностью заявить: ранняя специализация не может погубить талант. Более того, опыт последних лет показывает, что на мировом помосте высоких и стабильных результатов добиваются как раз те, кто начал регулярные тренировки со штангой в 13-15 лет, конечно пройдя перед этим школу разносторонней общефизической подготовки.   В качестве наглядного примера могу привести биографию одного из моих подопечных - Владимира Рыженкова. Тяжелой атлетикой он начал заниматься с 13 лет в секции, которую организовал при ЖЭКе страстный энтузиаст нашего вида спорта кандидат в мастера Петр Дубинкин. Ребята занимались гантельной гимнастикой, сдавали нормы ГТО, знакомились с основами техники поднятия штанги.   Володе не было еще и шестнадцати, когда он был принят в центральную секцию "Динамо", которой руководит заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР Владимир Владимирович Пушкарев. Через пять лет Володя стал мастером спорта СССР, еще через три года - чемпионом страны, Европы и мира, обладателем семи мировых рекордов. А его телосложению, его здоровью можно до сих пор только завидовать.   Тут, как говорится, комментарии излишни!   Конечно, примеры, приведенные мною в этой главе, далеко не исчерпывают вопроса о психологии подготовки юных атлетов. Да я и не ставил перед собой такой задачи.   И все же в общих чертах ответ на вопрос: "Как рождаются чемпионы?" - мне кажется, ясен. Их рождают любовь и мудрость педагогов. Забота родителей. Бережливость и внимание тренера. Труд и вдохновение.   Так было всегда, так всегда и будет. Опыт прожитой мною в большом спорте жизни, мой личный опыт и опыт тех, кто шагал и шагает рядом, убедительным образом доказывает: "звезды" не зажигаются сами на спортивном небосклоне. Их зажигает человеческая любовь и человеческая мудрость!     ОТ РУБЕЖА К РУБЕЖУ     Каждый раз, возвращаясь с чемпионатов Европы, мира, с олимпийских игр, мы, спортсмены и тренеры, спешим встретиться со своими друзьями-болельщиками, выступить перед рабочей аудиторией, поделиться своими планами, удачами и огорчениями.   Из таких встреч особенно запомнилась одна. В просторном клубе одного из подмосковных заводов собралось около полутора тысяч рабочих, в основном молодежь. На специально установленном помосте свое искусство и мастерство демонстрировали чемпионы мира и Олимпийских игр Василий Алексеев и Давид Ригерт.   - Дорогие товарищи, - обратился к аудитории Василий Алексеев. - Ну а кто из вас, здесь вот сидящих, занимается тяжелой атлетикой? Ну-ка поднимите руки!   К сожалению, рук было поднято мало. Это, естественно, нас всех очень удивило. Василий Алексеев откровенно признался ребятам, что они его огорчили.   - Даже странно, что среди таких вот орлов, как вы, нет настоящих любителей "железной игры", - заявил Герой мирового спорта.   Он оглядел зал, выбрал одного из сидящих - крепкого, сильного на вид парня и спросил его:   - Ты каким видом спорта увлекаешься?   - По-настоящему никаким. Нормы ГТО сдал, в футбол с ребятами гоняю.   - Штангой заняться не пробовал?   - Не решился.   - Почему?   - Таланту не хватает! А со средними данными ничего не добьешься!   Василий Алексеев, помнится, был до того ошеломлен этим объяснением, что только развел руками и вымолвил:   - Вот ерунда-то какая!   Действительно ерунда. Мнение, что сейчас успех может прийти лишь к исключительным личностям, крайне неверно. Труд, настойчивость, регулярные тренировки приводят к необыкновенным результатам.   Возьмите, например, того же Василия Алексеева, которого сегодня мы все с гордостью называем самым сильным человеком на земле. Разве он родился богатырем? Разве он сразу стал поражать невиданными дотоле результатами?   Ничего подобного. Впервые тренировки в секции тяжелой атлетики Василий Алексеев начал в 1961 году, когда ему только что исполнилось девятнадцать лет. Его исходные результаты в движениях существовавшего тогда классического троеборья были следующими; жим и рывок - 75 кг, толчок - 95. Это примерно соответствовало тому, что имел и я в начале своего спортивного пути.   Раз уж мы заговорили об этом человеке, давайте проследим динамику роста его успехов. Начав регулярно заниматься в секции, быстро и старательно овладев основами тяжелоатлетической техники, он уже к концу того же 1961 года набрал в сумме 325 кг.   В 1962 году его личный рекорд поднялся до 330 кг. Представляете, год напряженной, самозабвенной работы - и прибавка всего в пять килограммов! О какой же исключительности здесь может идти речь?! Каждый шаг вперед давался Василию дорогой ценой.   В 1963 году, выступая на первенстве Архангельской области, Алексеев показывает сумму 395 кг. Затем целый сезон пропустил из-за болезни и травм. В 1965 году- 410 кг. Этот результат был им показан в Череповце, где он впервые участвовал в зональных состязаниях на первенство РСФСР. Настраивался на мастерский результат, но острота борьбы и необычайность обстановки сделали свое дело - он недобрал до задуманной суммы целых три десятка килограммов. "В Архангельске, где я тогда жил, считался уже первым парнем, а тут увидел целый отряд могучих силачей и маленько растерялся", - вспоминает Алексеев.   Наступает 1966 год. Архангельский лесоруб выполняет норму мастера спорта сначала в первом тяжелом весе (442,5 кг), а потом во втором тяжелом весе (452,5 кг), а к концу года доводит свой личный рекорд до 470 кг. В следующем, 1967 году, в ноябре, когда мы все отмечали пятидесятилетие Советской власти, Василий впервые становится членом "Клуба 500". Это уже само по себе считалось серьезной заявкой на будущее.   Но и это не предел. В 1968-м, в мае, на личном чемпионате СССР в Луганске с суммой 540 кг Алексеев завоевывает бронзовую медаль, вслед за такими известными богатырями, как Леонид Жаботинский и Станислав Батищев. На следующий год лучшая сумма составляет всего 530 кг, но это объясняется тем, что почти весь сезон Василия преследовали травмы.   Итак, мы видим, что его результаты не только стремительно, но весьма последовательно и непрерывно растут. В 1962 году он прибавил к своей лучшей сумме пять килограммов, в 1963-м - шестьдесят пять (!), в 1965-м - пятнадцать, в 1966-м - шестьдесят, в 1967-м - тридцать, в 1968-м - сорок. Таким образом, все шло согласно с положениями современной науки, которая утверждает, что наиболее эффективный прирост результатов наблюдается у атлетов в первые семь-восемь лет интенсивных занятий спортом. Алексеев "рос" так же, как все. Не вызывая особых удивлений, не нарушая наших представлений о прогрессе, которые дала в наши руки Госпожа Теория.   Но, разумеется, на одних теоретических положениях далеко не уедешь. Спортивному росту Василия Алексеева, его движению к результатам мирового класса способствовали многие благоприятные обстоятельства. На одно из них нам бы хотелось обратить особое внимание.   Василию необыкновенно повезло в том смысле, что на всех этапах спортивной биографии ему встречались педагоги, отличавшиеся искусством тонкого психологического подхода. Школьный учитель говорил ребятам:   - Не спешите становиться взрослыми. Каждое занятие должно для вас быть прежде всего игрой, увлечением, радостью.   Жил Алексеев тогда на Рязанщине - в краю, где родился. Бегал босым до самого снега, летом участвовал в увлекательных состязаниях по различным видам легкой атлетики, зимой - по лыжам. После каждого из них учитель собирал своих подопечных и говорил:   - Побежденных у нас нет, товарищи. Все победители. Говорю это от души. Каждый из вас сегодня стал сильнее и завтра сможет уже сделать то, что сегодня было почти невозможно.   Эти психологические сеансы оказывали на ребят самое благотворное воздействие. Они готовили их к новым, более высоким нагрузкам, к новым результатам. Как же складывалась судьба Василия в дальнейшем? Его учителя, его тренеры очень тонко, мудро, с огромным педагогическим тактом вводили молодого человека в мир большого спорта.   В 1953 году Алексеевы переезжают в Архангельскую область, в поселок Рочегда, расположенный на берегу Северной Двины - реки красивой, суровой и своенравной. Отец поступил работать здесь в леспромхоз. А Вася откровенно заскучал по физкультуре, которая в поселке в ту пору была, увы, не в почете.   - А ты давай мне помогай! - посоветовал отец, узнав об этом. - Физический труд, он, брат, лучшая форма тренировки.   Отец Василия Ивановича никогда не был специалистом спорта, но совет его оказался правильным, мудрым и в высшей степени современным. Действительно, общение с прекрасной нашей природой, пребывание на воздухе, физический труд в естественных условиях имеют исключительное значение для закалки молодого организма. Причем закалка эта в данном случае, что особенно важно, происходит на крайне благоприятном эмоциональном фоне.   В жизнь юноши вошло то, что не могло не связаться на его дальнейшей судьбе. Учился Вася в школе, а в каникулы - зимние и летние - считал для себя высшим счастьем помогать старшим. Он пилил дрова, вместе с товарищами стаскивал их к воде, крепил плоты.   Здесь он полюбил природу и физический труд. И это в дальнейшем сослужило ему самую добрую службу.   Закончив учебу в школе, Василий поначалу никуда не хотел ехать и остался в ставшем для него родным поселке, в полюбившемся леспромхозе. Два года, проведенные здесь, не прошли для него даром. Смышленый, пытливый парень, он освоил несколько профессий: валил лес, работал рамщиком на распиловке бревен, потом стал механиком-трелевщиком и, наконец, трактористом. Каждая из этих должностей требовала не только больших специальных знаний, но и огромной физической силы, выносливости, терпения.   В эти же дни начинается его серьезное и планомерное приобщение к физической культуре. Очень способствовал этому приехавший в леспромхоз на должность инструктора мастер спорта Алексей Николаевич Добров.   - Послушай, каким видом мне серьезно заняться? - спросил его однажды Василий.   - Занимайся всем, что нравится, что по душе, - последовал ответ. - А свою жар-птицу ты найдешь позже.   Считаю, что это был прекрасный психологический ход молодого тренера. Он благословил спортсмена на продолжение линии разносторонности в системе личной физподготовки, призвал его заниматься тем, что вызывает интерес, к чему, как говорится, лежит душа. Он понимал, что это приведет к тому, что молодой человек, сам того не замечая, будет изо дня в день повышать напряжение, привыкать ко все более и более высоким нагрузкам. Так оно и вышло. Василий Алексеев страстно в те дни увлекался волейболом. Поступив в 1960 году в Архангельский лесотехнический институт, он стал капитаном сборной команды этого старейшего учебного заведения. Передо мной любовно сохраненный Василием Ивановичем номер областной комсомольской газеты за 1961 год, в которой опубликован отчет об одном из матчей на первенство города по волейболу. Думаю, читателю будет небезынтересно прочитать следующий отрывок:   "Встречу между первыми командами лесотехнического и педагогического институтов ожидали все с особым интересом: она должна была решить вопрос о чемпионе.   У будущих педагогов основное оружие - хорошо налаженный групповой блок. На этот раз знаменитая защита ничего не могла поделать против разыгравшегося Василия Алексеева - "четверки" лесотехнического. Получая точные пасовки от своих партнеров, этот нападающий буквально смял оборону соперников своими очень сильными ударами.   - Выдохнется, - говорили о нем на трибунах, видя, что в первой партии он фактически взял всю игру на себя.   Но хотя матч сложился .из пяти партий, Алексеев и его команда до конца сохранили силы и в решающий момент одолели соперников. Счет встречи 3 : 2 в их пользу (15:7, 15:11, 14 : 16, 9 : 15, 15: 3). Волейболисты лесотехнического института стали победителями этого трудного турнира".   Одновременно Василий очень активно занимался легкой атлетикой, которую полюбил еще в школе. Он имел очень неплохие результаты: прыжок в длину -за 6 метров, толкание ядра- 14 метров, а в метании диска вскоре выполнил первый разряд. Этот же уровень классификации был у него и в волейболе.   К биографии Василия Алексеева, к его интересному и многогранному опыту я еще возвращусь в этой книжке не раз. Сейчас же обратился к периоду юности, чтобы показать, на каком предельно благоприятном психологическом фоне, происходило созревание и становление его спортивного характера. Без какой-либо нервозности, без спешки, без погони за результатом и вместе с тем при постоянно повышающемся объеме нагрузок (которые он "не замечал"), Он сохранил огромный запас нерастраченной нервной энергии, и это предопределило во многом его большие успехи в большом спорте.   Биография Василия Алексеева сложилась так, что до девятнадцати лет он лишь иногда пользовался советами старших, а в основном вынужден был заниматься, искать свой путь к победам и рекордам самостоятельно. Теперь, в наше время, такое случается редко. Становление спортсмена начинается в специализированных школах, в многочисленных ДЮСШ, в секциях и командах коллективов, физкультуры, т. е. там, где законом нашей жизни определено неизменное присутствие воспитателя. На некоторых психологических моментах работы тренера при организации учебно-тренировочного процесса мне бы и хотелось остановиться в своих рассуждениях;   Быть тренером - это нечто значительно больше, чем просто готовить отдельных спортсменов. Тренерское искусство предполагает воспитание в самом широком смысле этого слова, умение "вылепить" характер спортсмена - характер патриота, беспредельно преданного своей Родине, настоящего мастера своего дела. Успех этой важнейшей работы зависит от многих факторов. Один из них - степень профессиональной компетентности и педагогического искусства руководителя. Соревнования выигрываются не в день выступления. Победы готовятся в течение многих часов и дней напряженного труда. Следовательно, именно качество этих тренировок, психологический чертеж их организации и проведения играют очень важную, а по существу, главенствующую роль. Несколькими практическими соображениями на этот счет мне бы и хотелось поделиться. . ...   Прежде всего, тренер должен тщательно планировать тренировки еще до, того, как он встретится со. своими учениками на площадке или в зале. В этом планировании должны, быть отражены индивидуальные способности и потребности различных спортсменов, характер и последовательность выполняемых упражнений, а также характер предстоящих в ближайшее время соревнований. В этих, казалось бы, азбучных истинах заключен огромный психологический смысл.   Помнится, некоторое время назад по заданию Всесоюзной федерации тяжелой атлетики мне довелось выяснять причины развала некогда очень сильной секции тяжелой атлетики на одном из крупнейших заводов страны. В своих высказываниях люди были единодушны:   - Тренировки проходит скучно...   - Убивает однообразие каждого урока:   - Перед нами не ставят никакой цели...   - Руководитель лишь в ходе занятия придумывает нам задания, причем очень часто они похожи одно на другое...   Так безынициативность или неумение тренера привели К тому, что у людей был потерян вкус к занятиям в данной секции, а у многих и вообще к тяжелой атлетике в целом.   А вот пример совсем иного рода. Он относится к практике работы тяжелоатлетического клуба "Геркулес" при Ростовском заводе сельскохозяйственного машиностроения, которым руководит заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР Рудольф Владимирович Плюкфельдер. Здесь подробное расписание очередных занятий вывешивается заблаговременно. Кроме этого, каждый член клуба имеет индивидуальный план, конкретные персональные задания. Всем занимающимся в клубе в подробностях известен спортивный календарь на каждый очередной сезон, известно, кто из них в каком состязании будет выступать.   - Такая постановка вопроса, - говорит Рудольф Владимирович, - имеет не столько организационное, сколько огромное психологическое значение. Люди видят ясную цель, видят, что о них постоянно проявляется забота, внимание, что каждый из них в поле зрения, и отвечают на это повышенной активностью.   От себя добавлю, что за последние два года тяжелоатлетический клуб "Геркулес" без причины не покинул ни один его член.   Личный опыт автора, а также исследования и наблюдения свидетельствуют о том, что лучшие наши и иностранные тренеры обычно планируют свои тренировки до мельчайших подробностей.   Разумеется, у каждого из тренеров свой стиль, свой почерк организации тренировок. Но при этом, несомненно, есть общие положения методологического и психологического порядка. Давайте рассмотрим их.   В тренировке должна быть предусмотрена как физическая, так и психологическая разминка для подготовки к последующей, более напряженной работе.   Вот написал эти слова и вспомнил. Жаркое, изнурительное лето семьдесят первого года. Кажется, что небольшое селение Леселидзе, приютившееся на берегу Черного моря, затоплено солнцем. Учебно-тренировочная база грузинского совета "Динамо" кажется вымершей. И вдруг... воздух наполнили чарующие звуки старинного фокстрота "Рио-Рита". Их сменила зажигательная "Румба", затем снова фокстрот...   - В чем дело? - спрашиваю у соседа по комнате, в которой я только что поселился.   - Пойдите к спортивному залу и увидите очень интересную вещь, - говорит он тоном заговорщика.   Я послушался совета. И не пожалел. Увидел, как под звуки музыки начинали свою разминку члены сборной команды СССР по фехтованию, занимавшиеся под руководством заслуженных тренеров СССР В. Аркадьева и Д. Тышлера. В программе разминки - танцы. Двадцать-тридцать минут в накаленном солнцем зале носятся пары. Пот струится с лиц, намокли костюмы, но никто не замечает исключительной тяжести условий. На лицах - улыбки, то и дело слышится звонкий смех.   - Закончить! - распоряжается Аркадьев, но тут же со всех сторон раздаются голоса:   - Виталий Андреевич, позвольте еще немножко...   - Не выключайте музыки,..   Смотрю на все происходящее и восхищаюсь педагогической мудростью. Необходимый психологический настрой дан, и вся тренировка, несмотря на исключительно сложные метеорологические условия, проходит интенсивно, живо и весело.   А память относит еще дальше - в далекое лето 1968 года. Мы, сборная СССР по тяжелой атлетике, проводили предолимпийский учебно-тренировочный сбор в городе Дубне. Ребята полюбили этот город за тишину, уют, красоту, неторопливость. "А разве это так важно, чтобы спортсменам нравилось место, где они занимаются?" - могут спросить меня.   Могу ответить на это только так: очень важно! Выбор места для тренировки представляет собой . важнейший психологический момент. Для работы с огромными весами, для борьбы на олимпийском помосте спортсмену важно накопить не только силу в мышцах, но и много нервной энергии. Такие городки, как Дубна, очень удобны для этого.   Наш рабочий день начинался неизменно в семь часов утра. Как? Вот одна из дневниковых записей.   "Начинаем зарядку. Минут пять движемся трусцой вдоль набережной и переходом на шаг. Признаться, штангисты, особенно тяжелого веса, бегать не любят. А заставлять их делать неприятное не хочу ни в коем случае.   Зато всем ребятам по душе прыжковые упражнения. Вот средневес Борис Селицкий из Ленинграда с помощью товарищей поставил одну за другой чугунные скамейки сада и, отталкиваясь двумя ногами, преодолевает одно препятствие за другим. Леонид Жаботинский, пользуясь своим преимуществом в росте, устраивает другое соревнование: кто достанет высокую ветку. Геннадий Четин и Дито Шанидзе, забыв о форе, которую имеет перед ними почти двухметровый богатырь с Украины, принимают вызов. А неподалеку Яан Тальтс пытается в два приема преодолеть двадцать ступенек, ведущих к входу в гостиницу. Каждый придумал занятие по душе. Роднит всех одно: азарт, юношеский задор, полная отдача сил.   После завтрака и короткой установочной беседы начинается основное занятие. Ему предшествует разминка. Ребята любят се больше всего. Начинается разминка с... соревнования по настольному теннису. Игры идут по олимпийской системе, сразу на четырех столах. Все выступают с большим интересом, вокруг царит оживление, то тут, то там раздаются радостные возгласы. Леонид Жаботинский, выигравший все партии, говорит:   - После такой разминки никакие нагрузки не страшны! Давайте начинать, Алексей Сидорович..."   Думаю, что приведенных мною примеров достаточно для того, чтобы понять, насколько важны для успеха всей тренировки в целом содержание, ритм и психологический фон разминки.   Второе. Ежедневные тренировки должны содержать по возможности что-то новое. Нет ничего хуже, с точки зрения психологии, чем утомительное однообразие условий тренировок. Стремление к новому, "к перемене декораций" является одним из важнейших и постоянно присущих человеку инстинктов. Со стороны любого тренера было бы серьезной ошибкой не учитывать этого.   Чрезвычайно интересен момент переключения спортсмена, уставшего от основных тренировок, на физические упражнения другого характера. Вот что, например, рассказал мне недавно заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, доктор педагогических наук, профессор Владимир Михайлович Дьячков, воспитавший одного из самых выдающихся прыгунов в высоту - Брумеля.   - Самым ярким, самым успешным был для нас 1961 год. В течение одного сезона Валерий четырежды показывал результаты, превышающие мировые рекорды (последний из них был равен тогда 2 метрам 25 сантиметрам) и одиннадцать раз прыгал выше отметки 2 метра 20 сантиметров. Такое до него не удавалось ни одному спортсмену планеты.   Естественно, - продолжал Владимир Михайлович, - что при такой нагрузке нужны были большая осторожность и точное планирование. Мы предусмотрели сравнительно недолгий отдых, а потом начали усиленно готовиться к сезону 1962 года. Особенность тренировки на этом этапе выражалась в следующем: за зиму не было совершено ни одного прыжка через планку. Такой режим был вызван необходимостью: после напряженного сезона следовало прежде всего позаботиться о восстановлении психологической устойчивости и накоплении нервной энергии. В ход были пущены лыжные прогулки, плавание, кроссы, работа со штангой, различные игры.   Принятая нами тактика, - заключает Владимир Михайлович, - полностью себя тогда оправдала. Уже к концу зимы Валерий почувствовал "прыжковый голод", но мы и тут не спешили. Нужна была еще небольшая выдержка, и только в апреле начались тренировки в прыжках. Такой психологический фон построения тренировок обеспечил нам блестящий успех: в наступившем сезоне мировой рекорд был поднят на отметку 2 метра 27 сантиметров.   Важнейшим фактором психологической устойчивости спортсменов должно быть и следующее положение: еще до начала каждой предполагаемой тренировки тренер должен информировать спортсменов об ее интенсивности и длительности. Когда спортсменов дезинформируют или вообще ничего не говорят о предстоящей работе, то в самом начале занятия их усилия и старания будут скорее всего минимальными.   "Ларчик" открывается просто: они мысленно настраиваются на самую тяжелую работу, на самую трудную тренировку. Даже хорошо зная об интенсивности работы, многие спортсмены тем не менее прилагают лишь умеренные усилия, чтобы быть в конце концов в состоянии закончить всю тренировку. И только полная информация о предполагаемой работе, только предельная искренность и честность руководителя способны свести к минимуму этот эффект "раскладки", Безусловно, каждая тренировка должна быть хорошо организована и проходить в деловой, рабочей обстановке. Каждый член секции, коллектива, команды должен чувствовать, что тренер знает, о чем говорит, что он целиком отдает себя любимому делу. Но еще важней, чтобы занятие было построено ярко, эмоционально, чтобы оно от начала до конца захватывало людей, зажигало их.   Вот написал эти слова и вспомнил, как летом 1965 года мне довелось в течение нескольких часов наблюдать за ходом тренировки хоккейной команды ЦСКА, которой руководил заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР Анатолий Владимирович Тарасов. Все, что тогда происходило, со стенографической точностью воспроизведено в моей рабочей тетради, но в старые записи я смотрю лишь для того, чтобы не ошибиться в деталях, в отдельных фамилиях и именах. Главное же оказалось незабываемо. Прошло уже полтора десятка лет, а та тренировка по-прежнему стоит у меня перед глазами. Хочу рассказать о ней моим читателям.   ...Листок календаря показывал первый день августа. Над Москвой висел изнуряющий зной. У киосков с газированной водой выстраивались длинные очереди, люди перебегали на теневую сторону, спасаясь от палящих лучей, а нам... было холодно. Мы, группа участников всесоюзного семинара тренеров, сидели во Дворце спорта ЦСКА, ожидая начала очередного занятия армейцев. Причем о нашем присутствии на трибунах никто из руководителей коллектива специально предупрежден не был.   Мы сидели у бортиков, тронутых инеем, а за ними сверкал лед. На его ослепительной поверхности виднелись заранее рассыпанные на площадке полтора десятка шайб. А ровно в десять утра, как и было предусмотрено расписанием, на поле выкатилась команда.   Начался ее обычный трудовой день. Началась тренировка. Первые ее двадцать минут были посвящены тому, что мы называем "разминкой". Но уже здесь наше привычное представление об этой части урока было разорвано, смято потоком новизны. Ребята скользили по льду, приседали, совершали такие головокружительные прыжки, что, право, им могли позавидовать цирковые акробаты, и при этом... отрабатывали пас. И чем сложнее были прыжки, чем замысловатей движения, тем все строже, непримиримее звучал голос тренера:   "Не вздумайте потерять точность и внезапность передачи..."   "Повернитесь в прыжке на сто восемьдесят градусов. Постарайтесь не потерять ориентировку..."   "Побольше на опережение, побольше..."   Прошло положенное время, прозвучал свисток, и голос Тарасова, усиленный динамиком, объявил новое задание:   - Средняя зона - скоростная!   Суть этого упражнения проста: пары спокойно скользят от лицевого борта, и вдруг у синей линии - взрыв, набор предельной скорости. Кажется чудом это мгновенное превращение спокойного, даже нарочито медлительного атлета в реактивный снаряд. А человек, стоящий у пульта, все недоволен:   - Взрыв, - кричит он, - это не только ноги! Это быстрота мысли! Быстрота паса! Быстрота видения поля!   И снова, пара за парой, врываются на бешеной скорости хоккеисты в квадрат, очерченный жирными синими линиями.   Новое упражнение: игра один на один. Александр Рагулин против Эдуарда Иванова, Николай Сологубов против Владимира Брежнева, Игорь Ромишевский против Анатолия Ионова... Старые, испытанные спортивные друзья превратились на время в непримиримых соперников, с яростью борются за шайбу. И снова под сводами Дворца звучит настойчивый, требовательный голос Тарасова:   - Смотрите на клюшку противника. Он будет у вас отбирать шайбу. Потеряли ее - продолжайте сражаться, сцепитесь с тем, кто на какое-то мгновение обыграл вас, не давайте ему покоя.   Он зажигает ребят, раззадоривает их, приближает урок к реальным условиям спортивного поединка. И стучат, стучат клюшки, скрипит под ногами лед. Борьба идет такая ожесточенная, какую далеко не всегда увидишь и в настоящем матче. Что ж, кому-кому, а уж армейцам хорошо известно старое суворовское правило: "Тяжело в учении - легко в сражении".   И, словно желая подтвердить верность этому принципу, тренер создает ситуацию, которая не так уж часто возникает на площадке. Пары разбиваются на обороняющихся и нападающих. У нападающего в руке клюшка, его задача - прорваться к воротам и забить гол. Соперник - без клюшки; Он должен встретить атакующего туловищем и, искусно играя телом, ведя силовую борьбу, закрыть ему путь к воротам.   Начали. Пара сменяет пару, на вратаря накатывается волна за волной, то и дело завязываются отчаянные поединки - с падениями, ударами, суровыми столкновениями, а под сводами огромного, гулкого зала несется неумолимый голос:   "У атакующего нет характера! Действуйте смелей!"   "Юра, плохо. Вяло. Повторить!"   "Леонид, все сделал отлично, а концовка не получилась!"   Я специально подчеркиваю, что Тарасов все время, чем бы ни занимались игроки, называл имена. И это психологически чрезвычайно важно. Его указания не безлики, они носили не общий, а конкретный характер. Тарасов корил тех, кто действует трусливо или с ленцой, подбадривал смельчака, выделял каждый удачный прием, каждый правильный шаг. Это заставляло ребят быть все время в напряжении, действовать с полной отдачей сил, быстро, правильно оценивать ошибки и удачи.   Меняются пары. Вениамин Александров атакует Александра Альметова. Атака -гол! Вторая атака. Теперь Альметов куда решительнее вступает в единоборство. Столкновение. Оба атлета на льду. Ворота защищены. Защищены далеко не легкой ценой: на голубом "пятачке" заалели капельки крови: у Саши рассечена бровь. Но никто не обращает на это никакого внимания: хоккей - игра мужественных людей. И тренер требует:   "Идти прямо! Стрелой рваться к воротам! Правильно, Саня! Вперед, только вперед!" У того, кто смотрел в этот миг за работой команды (а это и в самом деле работа, трудная, требующая огромной затраты сил), могло создаться впечатление, что тренер уж слишком строг и требователен. Но сам он так отвечает всем реальным и возможным оппонентам:   "Только сверхтребовательность приносит достойные плоды!"   Но вернемся непосредственно к тренировке. Атака ворот звеньями. Борьба троек с защитниками. Поточный штурм ворот. Ведение шайбы на скорость и точность. Игра на вдвое уменьшенной площадке полными составами (умейте разбираться в сутолоке). Игра троих против пятерых...   Часы показывали десять минут второго, когда, наконец, был дан последний свисток - окончание занятий. А вечером ребятам еще предстояло провести полтора часа на баскетбольной площадке.   Следующий день команды начался во дворе. И опять уже разминка обратила на себя наше внимание своей необычностью, умелым построением, новизной и направленностью упражнений. Прыжки через барьер высотою около полутора метров, отработка равновесия на гимнастическом бревне, где мы привыкли видеть прекрасных спортсменок. Потом игра - "Всадники". Расскажу хотя бы про эту игру. Александр Рагулин влезает верхом на Эдуарда Иванова и старается как можно дольше удержаться на нем. А Эдик, в свою очередь, делает вес возможное, чтобы сбросить наземь товарища: хватает его руками, подбрасывает, выполняет резкие наклоны. Нет, так и не сбросил! Теперь товарищи меняются местами. А тренер говорит:   - Поэнергичней действуйте, ребята. Я хотел бы, чтобы вы решительнее расправлялись друг с другом.   В ответ раздается взрыв смеха. И этот смех тоже характерная черта тренировок армейцев. Они проходят весело, с постоянным включением соревновательных элементов.   После получасовой разминки начинается основная часть занятия. В тот раз она состоялась в зале тяжелой атлетики. Совершенствовалась атлетическая подготовка. Час двадцать минут ребята, работали со штангой, гирями, резиновыми амортизаторами, на стайках для жима лежа, жима ногами, выполняли упражнения с отягощениями на гимнастической стенке и параллельных брусьях.   Все время в движении, все время в работе. Когда кто-то из ребят остановился передохнуть, тренер шутливо заметил:   - Это что там за теоретики собрались? Кто устал - прошу выйти из зала. Здесь - только работать!   Впрочем, замечания были очень редки; Хоккеисты работали с душой, с огромным старанием. Вот поспорили -между собой ветераны Николай Сологубов и Владимир Брежнев: кто большее число раз выжмет штангу. И это тоже было весьма примечательно. Дух соревнования, дух здорового спортивного соперничества был здесь господствующим.   Однако продолжу свой репортаж издалека.   - Придумать несколько упражнений на взрыв! - раздалась вдруг команда Анатолия Тарасова.   Через две минуты прозвучал свисток, и все пришло в движение. Нашему взору предстала удивительная картина. Виктор Кузькин, подняв над головой пятнадцатикилограммовый "блин", отплясывал вприсядку, Юрий Моисеев, удерживаемый от падения амортизатором, бежал, наклонившись, как спринтер, держа какую-то огромную тяжесть в руках. Леонид Волков жал ногами штангу, на которой для дополнительного веса умостился кто-то из зрителей. Валентин Сенюшкин, как заправский штангист, один за другим, в оглушительном темпе, выполнял рывки... Свисток - зал затихает. Свисток - все начинается снова.   - Побольше выдумки! - требовал все время Тарасов. - Не повторяйте одни и те же движения. В хоккее повторений нет.   Из зала все пошли на игровые площадки. Сорок минут - баскетбол. Впрочем, баскетболом это можно было назвать только потому, что состязание проходило на площадке, предназначенной для этой игры. По правилам, разработанным в команде, разрешается вести мяч руками и ногами, отталкивать соперника туловищем. Встреча проходила задорно, увлеченно. А нагрузка - огромная. Когда прозвучал финальный свисток, я посмотрел на часы: тренировка продолжалась три часа.   Приведу сохранившееся у меня расписание одного учебного дня - 18 августа 1965 года. Утром два часа были посвящены технической тренировке на льду. Тридцать минут - инструктаж на игру. Час - индивидуальные занятия в зале. А вечером - товарищеский матч с командой "Химик". Тот, кто не был занят в нем, в течение двух часов занимался атлетической гимнастикой.   Сейчас, работая над этой книгой, я показал свои записи одному из тех, кто участвовал в этих тренировках, - заслуженному мастеру спорта, неоднократному чемпиону мира и олимпийских игр Вениамину Александрову.   - Это были незабываемые дни, - сказал мне он. - Мы работали дьявольски. Но психологически наши тренировки были обеспечены таким образом, что мы не чувствовали ничего, кроме радости и необычайного душевного подъема.   Закрываю глаза, и передо мною оживает такая картина: армейцы идут с очередной тренировки. Я с интересом смотрел тогда на ребят: мокрые, словно побывавшие под ливнем, рубашки, а по лицу катились ручейки пота и капельками падали на пол. Лучи летнего солнца золотили их. И я подумал; из таких вот капелек и отливается золото чемпионских медалей. Цена ему - упорный, непрерывный, граничащий с фанатизмом труд. Базирующийся на новейших достижениях науки и практики, озаренный мудростью тренера, он ведет спортсменов вперед - от рубежа к рубежу, к покорению самых заветных высот!   И НЕВОЗМОЖНОЕ СТАНОВИТСЯ ВОЗМОЖНЫМ   В предыдущей главе шла речь о рубежах, которые ежедневно и ежечасно преодолевают на своем пути в борьбе за высшее мастерство атлеты. Но в каждом виде спорта, поддающемся измерению, всегда были, есть и будут свои особые, - "психологические" - рубежи, которые до поры до времени кажутся людям недосягаемыми. Нужна особая воля, мужество, умение, чтобы преодолеть их.   Когда я впервые попал в состав сборной Советского Союза, ее старшим тренером был замечательный спортсмен и человек, заслуженный мастер спорта Яков Григорьевич Куценко. О нем я еще расскажу подробно в одной из последующих глав. Но сейчас вспоминаю моего дорогого товарища по спорту и учителя в связи с тем, что он первым из советских штангистов перешел в сумме классического троеборья (жим, рывок и толчок двумя руками) рубеж - 400 кг.   В мире тогда был один спортсмен, которому это удалось сделать раньше, сделать первым. Немец Йозеф Мангер на чемпионате мира 1937 года показал фантастический по тем временам результат - 420 кг. Геббельсовская пропаганда не жалела сил, чтобы убедить людей планеты в исключительности, неповторимости своего силача. И, увы, длительное время ни одному из советских атлетов не удавалось пересечь "границу" в четыреста килограммов. Яков Григорьевич, вспоминая о тех днях, говорил мне:   - Мы, советские тяжелоатлеты, твердо решили тогда выполнить эту задачу. Но, понимаешь, заветный рубеж долго не поддавался! Моим самым грозным, самым опасным и самым любимым соперником в ту пору был богатырь .из Еревана Серго Амбарцумян. Наша дуэль привлекла внимание всей страны. Мы несколько раз показы-пали .результаты 390-395 килограммов, но дальше продвижения не было.   - Но мы не сдавались, - продолжал свой рассказ Яков Григорьевич. - Очень много тренировались, увеличивали нагрузки, делали специальные психологические раскладки, решая, как в каком движении мы обязаны выступить, чтобы в сумме получилось нужное число. Еще в марте 1938 года предпринял попытку штурма. Все шло прекрасно, задания в жиме и рывке выполнил точно. Но как только показалось, что желанная -цель достигнута, началось необычное волнение. В результате срыв в последнем толчковом подходе и сумма 397,5 килограмма.   Стал ждать, чем ответит на это мой друг Серго. Но ответа все не было. Не приехал он и на чемпионат Советского Союза 1938 года, который проходил в моем родном Киеве. Помещение, где проходило состязание, было до предела заполнено болельщиками, моими земляками. Замечательно выступили тогда на помосте Митрофан Косарев, Георгий Попон, Николай Шатов, Ефим Хотимский. Всесоюзные рекорды сыпались, как из рога изобилия. Многие из них превышали официальные мировые достижения. Спортсменов восторженно принимала публика. В зале царила истинно праздничная атмосфера. Все это, - продолжал, свой рассказ Куценко, - не .могло не сказаться на моем настроении. Всеобщий подъем захватил меня целиком, я совершенно позабыл о всех сомнениях и страхах. Девять раз подходил я в тот вечер к штанге, и все девять подходов оказались удачными. Причем в трех случаях судьи фиксировали всесоюзные рекорды: жим-122,5, рывок-125, толчок -162,5 килограмма. Итого в сумме 410 килограммов. Рубеж был преодолен!   Я внимательно слушал своего старшего товарища по команде (Яков Григорьевич в пятидесятых годах еще продолжал выступать на помосте), моего доброго, умного учителя. Куценко весело похлопал меня по плечу и сказал:   - Ничего, Леша, может быть, и тебе еще предстоит вступить в "Клуб 500".   Но я лишь кисло улыбался: настолько нереальным катилось мне тогда такое. И для пессимизма были веские основания. В начале пятидесятых годов рекорд Советского Союза в сумме классического троеборья для атлетов абсолютной категории (теперь это второй тяжелый вес) составлял 447,5 кг. С результатом 450-460 кг выигрывались все крупнейшие международные турниры в первые послевоенные годы. Казалось, до следующего рубежа еще далеко-далеко. И вдруг...   Но для того, чтобы понять это самое "вдруг", нам придется совершить небольшое путешествие в историю.   До середины сороковых годов, то есть до того момента, пока мы не вышли официально на международную арену, в мировом тяжелоатлетическом спорте безраздельно господствовали американцы. Но уже дебют сборной СССР на чемпионате мира 1946 года показал, что у американцев появился грозный соперник. Главный спор должен был состояться под сенью пяти колец.   Эта встреча состоялась в 1952 году в Хельсинки, на XV летних Олимпийских играх. Наши парни в неофициальном командном зачете нанесли поражение команде США со счетом 40:38. Три представителя СССР: Иван Удодов, Рафаэль Чимишкян и Трофим Ломакин - стали тогда олимпийскими чемпионами. В американской команде чемпионов оказалось четверо, и поэтому атлеты США провозгласили себя победителями по числу золотых медалей. Перед самым расставанием Боб Гофман, - руководитель американской делегации, сказал нашему представителю:   - Ну что ж, спор не закончен. Мы еще встретимся;..   Ждать очередной встречи пришлось недолго - она произошла в августе 1953 года, на очередном чемпионате мира в Стокгольме. Поединок двух национальных сборных закончился вновь нашей победой - 25 очков против 22 у американцев. Советские и американские атлеты на этот раз завоевали равное количество медалей: по 3 золотых, 2 серебряных и 1 бронзовой. Это, был, несомненно, наш успех, и мы ему откровенно радовались. Это было очевидное - после долгих лет сплошного, триумфа - поражение американцев, и они, совершенно естественно, его переживали.   Но еще в большей степени, по-моему, они переживали то обстоятельство, что упустили золотую медаль в тяжелой весовой категории, которая на протяжении долгих лет считалась "чисто американской". Однако герой двух олимпиад и .неоднократный чемпион мира Джон Дэвис, набрав свои "традиционные" 457,5 кг, на этот раз уступил пальму первенства канадцу Дугласу Хепбёрну - 467,5 кг (167,5 +135 + 165).   Окончился чемпионат, его организаторы любезно пригласили всех участников, тренеров и судей на торжественный прием.   Один из лучших ресторанов шведской столицы, море света, изысканные туалеты дам, выстрелы бутылок с шампанским, звучащие как салют победителям... Но нашим спортсменам запомнилось нечто другое. Другое врезалось им в память в тот вечер. Боб Гофман сказал:   - Уважаемые дамы и господа! Мы действительно уступили в споре с русскими, и я хочу от души поздравить законных победителей. Мы также искренне сожалеем, что не можем сегодня сказать: "Самый сильный человек живет у нас в Штатах". Мы не можем сказать этого, потому что сегодня самым сильным является господин Хепбёрн. Я пользуюсь случаем, чтобы поздравить и его, но вместе с тем хочу предупредить, что упиваться своей победой ему придется недолго. У нас в стране мы нашли славного малыша. Его зовут Пауль Андерсон...   Так мы впервые услышали эту фамилию. Через несколько дней в самолете, по пути домой, Яков Куценко увидел в руках у одного из пассажиров журнал, на обложке которого была помещена фотография заокеанского атлета. Показался он слишком грузным, мясистым, малоподвижным. Но рядом крупными буквами было написано: "Пауль Андерсон - чемпион будущего. В троеборье - 550 килограммов!"   - В чем дело? - спросил Куценко у переводчика.   - Это интервью с Бобом Гофманом. Обещает, что его ученик в скором времени покажет такой результат.   - Ну и хватил! - зашумели ребята.   - Действительно, это фантастические цифры, - согласился Яков Григорьевич. - Однако фамилию Андерсона на всякий случай запомним. Кто его знает, может, и в самом деле сильный парень...   Когда ребята прилетели в Москву, рассказали мне об этой истории. Я на следующий день побежал в Центральный научно-исследовательский институт физической культуры, в сектор зарубежного спорта. Спрашиваю:   - Какие сведения у вас есть о юном американце?   - Никаких.   - Если появится что-нибудь, сообщите, пожалуйста.   - Обязательно, - пообещали мне.   Шли дни за днями, а в тяжелоатлетическом мире по-прежнему царила безмятежная тишина. И обещания Боба Гофмана начали потихоньку забываться.   Однажды, вернувшись с очередной тренировки, я отдыхал на диване. Вдруг жена позвала меня к телефону.   - Кто там? - спросил я у нее недовольным голосом.   - Шатов. Говорит, по очень важному делу.   Николай Иванович был тогда одним из тренеров нашей сборной, да, кроме того, я всегда относился с большим уважением к этому прославленному ветерану советской тяжелой атлетики. Быстро поднялся, взял трубку.   - Слыхал? - словно выстрелил Шатов.   - Пока ничего не знаю.   - Эх ты! Спишь. А в Америке Пауль Андерсон установил новый мировой рекорд в сумме - 512,5 килограмма. Фантастика, да и только!   Неожиданно и громоподобно ворвался в тот год Пауль Андерсон в мировой тяжелоатлетический спорт, сметая все прежние представления о возможностях человека в борьбе с металлом, о доступных нашим возможностям результатах и нагрузках. Он тогда казался далеким-далеким, почти что жителем другой планеты. Но летом 1955 года стало известно, что он приедет к нам в составе сборной своей страны на первый в истории тяжелоатлетический матч СССР-США.   Первый раз я увидел его 11 июня на тренировке в гиревом зале Центрального стадиона "Динамо".   Начиналось обычное предстартовое занятие американца, но интерес к нему был настолько велик, что посмотреть на "шутки феномена" собрались тогда, помнится, многие ответственные работники Спорткомитета, наши тренеры, все без исключения члены сборной команды страны и, разумеется, вечные спутники всего интересного и необычного - журналисты. Одним словом, сравнительно небольшой зал оказался набитым до отказа, здесь, как говорится, негде было яблоку упасть.   Пауля Андерсона такое внимание ничуть не смутило. Когда Николай Иванович Шатов спросил знаменитого гостя, не мешает ли ему публика, он добродушно улыбнулся и сказал:   - Если людям интересно, пусть себе смотрят.   На тренировке присутствовал и руководитель американской делегации Боб Гофман. Он любезно сообщил представителям прессы и всем присутствующим, что его подопечный при росте 177,5 см имеет собственный вес 155 кг. Тогда такой нес поразил наше воображение, казался просто немыслимым для спортсмена. Позволю себе напомнить, что олимпийский чемпион Хельсинки Джон Дэвис весил всего 104,7 кг, вес автора этих строк, который был чемпионом страны, составлял 107 кг.. Ясно, что одни габариты Пауля Андерсона заставляли нас смотреть на него как на явление в своем роде исключительное. Как на чудо. Между тем сейчас можно уже утверждать, что он в известной мере предвосхитил облик тяжеловеса ближайшего будущего. Например, в Мехико Леонид Жаботинский весил 162,8 кг, Дьюб-143 кг, Рединг - 147 кг. В Мюнхене и Монреале собственный вес Василия Алексеева превышал 150 кг. Как видите, сегодня Андерсон рядом с ними выглядел бы вполне нормальным человеком. Пожалуй, лишь некоторые его измерения могли бы теперь привлечь внимание. Например, объем его бедра составлял ровно метр.   Несмотря на такую очевидную перегрузку тела, Пауль выглядел невероятно подвижным. Он сделал несколько прыжков со скакалкой, более десяти резких приседаний и наклонов, пять или шесть маховых движений. На все это ушло буквально три или четыре минуты.   - Ваша разминка всегда так коротка? - спросил Николай Иванович Шатов.   - Да. Лучше всего меня разогревает работа с металлом.   Он начал свою тренировку подходом к штанге весом 147,5 кг, шесть раз подряд легко и чисто выжал ее и вдобавок еще три раза присел с нею. Я наблюдал за этим, стоя рядом с моим товарищем по сборной Евгением Новиковым, и он, покачав головой, выронил лишь одно слово:   - Ясно?   - Разберемся, - ответил я.   Для того чтобы читатель понял состояние, в котором мы в тот миг пребывали, сообщу следующие факты. На чемпионате СССР 1955 года в Минске, выступая в тяжелой весовой категории, Евгений Новиков выиграл первое место в жиме с результатом 145 кг, я остался вторым - 142,5 кг.   Через двадцать минут Андерсон попросил установить на штангу 172,5 кг. Этот вес был равен официальному мировому рекорду канадца Д. Хепбёрна. Понимаете, мировой рекорд! И вот американец подошел к этому весу и, словно играючи, выжал три раза подряд.   Вспоминаю обо всем этом, конечно, не случайно. Я смотрел на происходящее с таким чувством, словно все это было не наяву, а в каком-то фантастическом фильме. На моих глазах рушились все годами сложившиеся представления о реальных ценностях в спорте, о том, что находится в пределах возможного, а что - за этой чертой. А впереди меня ожидало еще более конкретное и более суровое психологическое испытание.   Наконец наступил день матча. Дворца спорта в Лужниках тогда еще не было, и встречу решили провести в Зеленом театре Центрального парка культуры и отдыха имени М. Горького. К великому сожалению, погода подвела: день выдался не по-летнему холодным, дождливым. Несмотря па это, двенадцать тысяч москвичей и гостей столицы заняли открытые трибуны. Кстати, сам этот факт произвел па гостей колоссальное впечатление.   - У нас на родине, - сказал мне тогда Пауль Андерсон, - состязания штангистов никогда не собирают столько зрителей.   Под звуки марша, тепло приветствуемые болельщиками, на сцену вышли национальные, сборные Советского Союза п США, в ту пору, бесспорно, две сильнейшие команды в мире. До этого в подобном матче они не встречались никогда. Сам факт организации такого состязания означал признание выдающихся заслуг советских штангистов, их ведущей роли в мировом спорте, их законных прав на единоборство с тяжелоатлетами США, которые до этого времени не знали себе равных (про себя отметим, что теперь о силачах этой страны приходится, к сожалению, говорить лишь в прошедшем времени).   Весь ход матча я, разумеется, описывать не буду. Гости проиграли его нам с общим счетом 9:11 (за победу в каждой весовой категории команда получала два очка, за поражение - очко, за неявку - ноль). Скажу лишь несколько слов о своей "дуэли" с Андерсоном.   Собственно говоря, никакой дуэли, конечно, не получилось и получиться не могло. В жиме я закончил выступление, подняв 145 кг, а Пауль первый подход сделал на 172,5 кг. Помню, я стоял, прислонившись к перегородке, ведущей за кулисы, и с жгучим любопытством следил за всем происходящим на сцене. Когда судья-информатор объявил, что этот результат равен мировому рекорду Хепбёрна, зрительская аудитория зашумела, заволновалась. Люди спорили друг с другом: возьмет - не возьмет? Но для нас, тех, кто уже точно знал результаты американца, кто видел его на тренировке, такого вопроса, конечно, не существовало. И действительно, Пауль с необыкновенной легкостью взял вес на грудь, постоял мгновение и без всякого видимого усилия, почти не шелохнувшись, поднял его на вытянутые руки.   Двенадцать тысяч зрителей безмолвствовали, наблюдая "чудо". Потом вспыхнула овация.   Следующий подход - штанга потяжелела сразу на десять килограммов. Американец сравнительно легко справляется и с ним. Таким образом, в течение каких-нибудь пяти минут на сцене Зеленого театра был показан результат, превышающий мировой рекорд в жиме для атлетов абсолютной весовой категории ровно на 10 кг. Такого еще никогда не знала и, вероятно, уже никогда больше знать не будет история нашего вида спорта. В трех движениях я тогда набрал 450 кг. Рывок в 142 кг и толчок в 193 кг дали Паулю Андерсону невиданную (по тогдашним понятиям) сумму - 517,5 кг.   Через три дня сборные СССР и США встретились вновь, на этот раз в Ленинграде. В тяжелом весе от нас там выступил мой напарник и друг, в недалеком прошлом боевой моряк Северного флота Евгений Новиков. Он повторил мою сумму 450 кг, но в жиме установил новый рекорд СССР - 152,5 кг, который ровно на 30 кг уступал только что показанному в Москве результату американца. А сам Андерсон на этот раз чуть снизил свою сумму, набрав "всего" 512,5 кг. Такой же результат показал он 16 сентября 1955 года в Мюнхене, завоевав звание чемпиона мира. Сумма 512,5 кг была впоследствии утверждена Международной федерацией тяжелой атлетики в качестве официального мирового рекорда.   Сколько статей, обозрений, прогнозов было написано в ту пору по поводу выступлений американца! Перелистайте спортивные газеты и журналы середины пятидесятых годов, и почти в каждом номере вы найдете знакомую, тяжелую и звучную, как грохот падающей штанги, фамилию - Андерсон. В июле 1956 года в венгерской газете видный специалист Дьезе Вереш писал: "Долгие годы рекорды Андерсона будут стоять как памятники недоступности. Их пока некому превосходить, так же как в олимпийском Мельбурне некому будет оказать сопротивление этому шагнувшему на десятилетия в будущее атлету".   Обращаюсь к этим увлекательным страницам спортивной истории отнюдь не случайно. Все, что произошло в те дни со мной, с моими товарищами, представляется мне лично классическим уроком спортивной психологии.   Отчетливо помню свое состояние после отъезда американской команды из нашей страны. Первые дни мне откровенно стыдно было выходить на улицу. Казалось, все люди смотрят на меня с укоризной, словно хотят сказать: "Эх ты! А еще носишь звание чемпиона СССР!"     Может быть, в этом и стыдно сейчас признаваться, но не раз приходило тогда на ум крайнее решение: бросить все, уйти из спорта. Разрыв между моим лучшим результатом и суммой Андерсона, набранной в Москве, составлял 67 кг! Даже самые смелые наши обозреватели, даже близкие мои друзья не верили, что советские тяжеловесы, смогут в короткий срок, в течение четырех-пяти лет, хотя бы близко подойти к рекордам американца. Один из очень авторитетнейших наших специалистов откровенно высказал мнение, что "до конца пятидесятых годов преодоление пятисоткилограммового рубежа кем-либо из советских тяжелоатлетов нам представляется нереальным".   Самое страшное для спортсмена вообще, а для чемпиона своей страны в особенности ощущение бесперспективности. На какое-то время это чувство посетило меня. Рекорды Андерсона оглушили. Казалось, что теперь незачем тренироваться, не к чему стремиться - все равно впереди всегда, долгие годы будет Пауль Андерсон и его рекорды. Впервые в жизни проявив слабость, я отпросился раньше срока в отпуск и уехал в Кисловодск. Отдыхалось откровенно плохо. Настроение - хуже не придумаешь. Я ходил по трассам терренкуров и все время задавал себе гамлетовский вопрос: "Быть или не быть?".   Когда вернулся в Москву, уже наступила осень. Шли непрерывные, промозглые дожди. Они нагоняли тоску.   "Бросай все, посвяти себя учебе, тренерской работе", - подсказывал внутренний голос. И я уже не раз, признаться, брал листок чистой бумаги и выписывал на нем аккуратным почерком одно слово: "Заявление". Кому будет адресовано это заявление, как оно будет мотивировано, я еще не знал. Но потихоньку, чего прежде никогда не бывало, пропускал тренировки.   Мое состояние в ту пору очень тонко разгадал тренер Роман Павлович Мороз, человек глубоких знаний и большой души. А нужно сказать, что как раз в то время произошла у меня встреча с будущим председателем Всесоюзной секции тяжелой атлетики прославленным советским асом, генерал-полковником авиации, Героем Советского Союза Михаилом Михайловичем Громовый. В молодости Громов сам занимался тяжелой атлетикой и в 1923 году стал чемпионом СССР в тяжелом весе.   Михаил Михайлович пригласил меня на беседу. Она оставила во мне неизгладимый след и убедила в том, что передо мной тонкий психолог, человек с огромными педагогическими задатками.   - Вот, - сказал он мне, показывая испещренный записями лист бумаги, - внимательно изучил вашу спортивную биографию. Вы молодец, Алеша!   - Какой уж там молодец! - безнадежно махнул я рукой.   - Молодец! - твердо повторил Громов. - И говорю это не для красного словца. Смотрите, не было года, чтобы вы не сделали уверенного шага вперед. А двадцать семь рекордов страны, установленных вами, - разве это можно сбросить со счета?   - А Андерсон? - выпалил я. - Что нам делать с его рекордами? Как нам их доставать?   Он встал, прошелся по комнате и спросил злым голосом:   - Испугались?   В тот вечер мы говорили долго. Это был мужской откровенный разговор.   - Я уверен, что уже через год или два вы перешагнете рубеж в 500 килограммов, - сказал мне на прощание Михаил Михайлович. - Сделать 'это необходимо. Тут вопрос не вашего личного престижа, а дело всего будущего советской тяжелой атлетики. Как только вы поймете это, вам станет легче работать. И потом, мой друг, надо больше верить в себя!   На прощание Михаил Михайлович протянул мне "раскладку сил", выполненную им лично. В ней он "нарисовал", как, по его мнению, я буду двигаться вперед, как будет происходить прирост результатов.   Вспоминаю об этой "раскладке" не случайно. В тот вечер Громов убедил- меня в моей неправоте, документально доказал, что я, именно я, вполне могу совершить то, что мне еще несколько часов назад представлялось совершенно невозможным.   Я не хочу представлять дело упрощенно: мол, выйдя из дома прославленного летчика, я уже был иным человеком, забывшим о своих сомнениях и слабостях. Но уверенности стало больше, и то, что вчера еще казалось невозможным, теперь представлялось вполне достижимым.   Роман Павлович Мороз и мой непосредственный тренер Иван Захарович Любавин не замедлили воспользоваться создавшейся ситуацией. По совету с учеными были изменены нагрузки. Наставники психологически и физически готовили меня к новым свершениям. В зале Дворца спорта "Крылья Советов", где мы занимались, поздней осенью 1955 года появился красочно оформленный плакат, с которого стреляли слова: "Даешь 500 килограммов!" Мне этот плакат помог очень. Он вдалбливал в меня мысль об обыденности, реальности и доступности этой цифры. В конце концов я привык думать о ней совершенно спокойно, как о, чем-то само собой разумеющемся.   Летом 1956 года в Москве проходила I Спартакиада народов СССР. Здесь мне удалось не только выиграть золотую медаль чемпиона, но и установить новый рекорд СССР в сумме классического троеборья - 475 кг. Иными словами, за один год я прибавил 25 кг. Попутно я установил всесоюзный рекорд в рывке- 142,5 кг. От прежней неуверенности не осталось и следа. Я буквально рвался в бой. Ибо ничто так не поднимает психологический тонус спортсмена, как прирост результатов.   В сентябре мне объявили, что я включен в состав зачетной семерки для выступления на XVI летних Олимпийских играх в Мельбурне. Руководители нашей команды прекрасно понимали, что первое место останется за Андерсоном, а мне отводили второе.   Должен сказать, что я летел за океан с радостным чувством. Ведь если говорить честно, в прошлом меня не раз обижали. Да, так получалось, что меня, чемпиона страны, совершенствующего свою подготовку из года в год, не брали в состав нашей команды для участия в чемпионатах мира. Сколько раз я мысленно проклинал глупую, не оправданную здравым смыслом систему зачета! Конечно, я от всего сердца радовался успехам выступавших вместо меня Удодова или Хабутдинова - вторых номеров в полулегкой и легкой весовых категориях, - но все же думал: "А когда ж я сам смогу набираться так мне необходимого опыта международных выступлений? Ведь без него просто невозможно продвигаться вперед!"   И вот, кажется, мои мысли были услышаны. Со спокойной уверенностью тренировался я в Олимпийской деревне. Однако незадолго до открытия Игр произошло событие, которое опять спутало мои карты. В Мельбурне появился могучий аргентинец Умберто Сельветти. На XV Олимпиаде он показал сравнительно слабый результат - 432,5 кг и был третьим (ни одного из советских атлетов, имевших такой же результат, даже не зачислили в команду). Затем аргентинец надолго исчез со спортивного горизонта. И вот он вдруг оказался на австралийской земле. И не только оказался, но на тренировках стал показывать такие результаты, что руководители нашей сборной решили срочно пересмотреть свою тактику. И я - уже который раз! - вновь был лишен права выйти на помост и испытать себя, проверить себя в настоящем деле. Правилен ли такой подход? С психологической точки зрения, безусловно, нет, нет и нет! Я, конечно, понимаю, насколько велик в наше время удельный вес каждой олимпийской медали, даже каждого олимпийского очка. Но мне все-таки представляется, что судьба спортсмена важнее всего. Ведь в ней - будущие медали и будущие победы. В ней - будущее нашего спорта. В ней - уверенность людей, их моральный дух, в ней - общественный климат и общественное настроение.   Признаюсь, с нелегким сердцем входил я в здание Экзибишенбилдинга 23 ноября 1956 года. Мечта помериться силами с лучшими атлетами мира вновь становилась весьма неопределенной.   Я навсегда запомнил ноябрьские предрассветные часы, в которые закончилась битва Андерсона и Сельветти. Оба набрали в сумме по 500 кг. Но победу и золотую медаль присудили Паулю, ибо он оказался легче своего соперника. По этому поводу одна из австралийских газет написала следующее: "Трудно себе представить, что гигантский американский "бэби" мог быть коронован лишь потому, что разыскал кого-то тяжелее себя".   Действительно, трудно было представить. Но меня, честно говоря, интересовало не это. Я видел, что на пути к большой победе появился еще один грозный соперник, с которым, быть может, придется скрестить оружие. Самым внимательным образом следил за аргентинским спортсменом, изучал его технику, прикидывал его потенциальные возможности.   После окончания олимпийского турнира штангистов в пригороде Мельбурна Хауторне в спортивном зале Шотландского стрелкового полка был проведен вечер побития рекордов. Я решил принять в нем участие. И не зря: в таблицу рекордов СССР были вписаны три новых результата: в жиме- 165, в толчке- 182,5 и в сумме многоборья - 485 кг. "Советский тяжеловес Алексей Медведев, - писала на следующий день выходящая в Мельбурне газета "Новости", - показал, что бронзовая медаль Олимпиады должна была по праву принадлежать ему".   И все-таки поездка в Мельбурн имела для меня колоссальное значение, особенно в психологическом плане. Я увидел, что и Андерсон и Сельветти такие же обыкновенные люди, как и все мы. Увидел не только их могучую силу, но и их слабости, ошибки. Увидел, что на данном этапе могу с ними бороться на равных.   Мы вернулись в Москву в первых числах января. А в начале февраля я уже приступил к целевым тренировкам. Психология сделала свое дело: я стал довольно легко, спокойно переносить нагрузки, которых еще год назад откровенно опасался. Немного прибавил в весе - до 110 кг. Но при этом делал все, чтобы сохранить подвижность и резкость. Перед основной частью каждого занятия выполнял прыжки через козла, пробегал в зале со спринтерской скоростью короткие отрезки, не чурался гимнастики и акробатики.   Обо всем не расскажешь. Но вот что, на мой взгляд, важно: примерно с мая не менее одного раза в месяц я отрабатывал схему подходов, которые должны были мне принести в конечном итоге заветную сумму - 500!   Чемпионат мира 1957 года проводился в столице Ирана. В начале ноября наша команда выехала в Тегеран. Учитывая горький опыт прошлых лет, я имел очень серьезную беседу и с руководителями Спорткомитета, и с Михаилом Михайловичем Громовым. Все заявляли в один голос:   - На этот раз ты в составе твердо!   Итак, свершалось то, о чем я так долго мечтал, к чему готовился, не жалея сил. Естественно, что накануне выхода я изрядно волновался.   И опять, в который уже раз, отлично угадал мое состояние Яков Григорьевич Куценко. Он словно невзначай вытащил меня на прогулку, и мы долго ходили по безмолвным аллеям парка, вдыхая свежий вечерний воздух и изредка бросая взгляд на бархатное небо, усыпанное звездами. Старший тренер сборной ни одним словом не обмолвился о предстоящем выступлении. Он рассказывал мне о далеком-далеком детстве, о выступлении в Париже, о мировой рабочей Олимпиаде 1937 года.   - Интересно мы жили, - задумчиво произнес он. - Не стыдно вспомнить.   И замолчал. А я думал о том уроке мужества, преданности, патриотизма, который мне был сейчас преподан. Думал, что Яков Григорьевич как бы передавал мне сейчас эстафету своего поколения, эстафету первопроходца.   Все пять дней соревнований огромный зрительный зал Тегеранского университета не мог вместить и одной десятой всех желающих посмотреть поединки сильнейших атлетов мира. Но в последний вечер у здания университета творилось вообще что-то невероятное. Когда наш автобус подходил к назначенному месту, казалось, что вокруг беснуется и ревет живое море.   Объяснить такой ажиотаж было нетрудно: иранский народ вообще глубоко чтит спорт сильных. К тому же интерес был подогрет следующим выступлением центральной газеты: "Русские ведут небывалое наступление, одерживая победу за победой во всех весовых категориях. Но когда вечером 12 ноября закончится битва титанов-тяжеловесов, им придется согласиться с мыслью, что самый сильный человек все-таки находится не в их команде. Ибо трудно предположить, что заявленный от СССР Алексей Медведев сможет оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление второму призеру Мельбурна".   Соревнование я начал со 160 кг, а затем со второй попытки взял 165 кг. С этого веса начал Сельветти. Он выжал штангу с такой легкостью, будто это был игрушечный снаряд. Затем легко выжимает и 175 кг. Зал неистовствует. Счастливый Умберто приветливо машет теге ранцам рукой. Еще бы, можно радоваться, когда после первого движения выиграл у главного соперника 10 килограммов!   Однако такой ход событий меня не обескуражил. Разбирая еще в Москве возможные варианты поединка с аргентинцем, мы учли его значительное преимущество в жиме и относительную слабость в двух других движениях-.   Начался рывок. Сельветти остановился на 140 кг, а мне удалось зафиксировать 147,5 кг. Разрыв между нами сократился до минимума, но напряжение только возросло.   Толчок первым начинает Сельветти. Он берет 170 кг. Я начал со 180 кг и выталкиваю довольно легко этот вес. Попытка аргентинца повторить этот результат оканчивается неудачей.   - Леша, дела идут отлично! - бросается ко мне Яков Григорьевич. - Скорей отдыхать! Сейчас ведь снова па помост...   Да, мы уже остались с Сальветти только вдвоем, все остальные тяжеловесы свои попытки завершили, и перерывы между подходами, естественно, сократились до минимума.   - Сколько будем заказывать? - спрашивает у меня Куценко.   - По-моему, 185.   - Правильно. Нельзя забывать о второй задаче...- Он не договорил, но мы оба прекрасно поняли, о чем идет речь.   Бывают же такие дни, когда все удастся! 185 кг были взяты с первого подхода и довольно "чисто". Таким образом, я обогнал соперника уже на 12,5 кг.   Вижу, как после этого вокруг судейского столика беспокойно забегал американский штангист Питер Джордж, взявший на себя миссию "внештатного тренера" Сальветти. Затем он подошел к Хумберто и стал что-то горячо ему доказывать. Аргентинец сначала сопротивлялся, а потом согласно закивал головой.   - Что они придумали? - спросил я у Куценко.   - Сейчас все выясним, - невозмутимо ответил он и засмеялся. - Не волнуйся, Леша, а то золотая медаль из кармана вылетит.   Никогда не забуду этой улыбки и этих спокойных слов, этой меткой и в то же время тонкой шутки. Мудрость, удивительная психологическая уравновешенность, ясность мысли и спокойствие этого человека передавались всем и буквально на всех действовали вдохновляюще.   Однако продолжу рассказ о чемпионате. Вскоре действительно все прояснилось: мой соперник попросил поставить на. штангу 187,5 кг - вес, подсказанный ему Джорджем. Но попытка догнать меня не удалась.   Как только аргентинец выронил штангу, ко мне подошли друзья, стали от души поздравлять. Но тут вновь в дело вмешался Куценко.   - Отойти, всем отойти! - распорядился он необычно суровым голосом. - Борьба еще не окончена. Предстоит совершить самое главное.   Эта фраза возвращает меня в мир рабочей реальности. У меня остался еще один подход. Если подниму штангу, которую только что бросил неудачник Хумберто, наберу желанную сумму - пятьсот. Да, именно сейчас мне представляется возможность стать первым атлетом в стране и в Европе, преодолевшим этот рубеж. Если я сделаю это, легче будет тем, кто пойдет за мной. На какое-то мгновение я представляю наш маленький уютный тренировочный зал в московском клубе "Крылья Советов". Вижу отчетливо уже давно пристроенный на одной из его стен плакат и... решительно иду к снаряду. Желанная вершина совсем близка. Но... прочь лирику! Прочь эмоции! Надо быть суровым. Жестким...   Берусь за гриф. Вот руки наконец-то удобно легли на металл. Тяну его всей силой ног, рук, туловища на грудь. Л потом вверх. Металл борется, огромная тяжесть стремится придавить, смять. Но я сражаюсь. И на этот раз успешно. Штанга замирает там, на высоте. И вдруг на какое-то мгновение мне кажется, что сердце не выдержит, разорвется от радости. Еще стоит вокруг тишина, а губы мои шепчут сами по себе:   - Есть пятьсот... Есть пятьсот...   Прошло некоторое время, и я поднял свой рекорд до 505 кг. А потом произошло событие, имеющее колоссальный психологический подтекст. И я просто не могу не рассказать о нем, ибо оно заключает целый цикл не только в моей лично жизни, но и в истории всего нашего советского тяжелоатлетического спорта.   В мае 1958 года наша сборная вылетела в США для участия в традиционном матче штангистов обеих стран. Первая встреча в Чикаго. Здесь мне пришлось выступать против знаменитого в недалеком прошлом атлета, призера чемпионатов мира и олимпийских игр Джима Бредфорда. О нем писали, что парень готов показать результат далеко за пятьсот, но в Чикаго он набрал всего 485 кг. Мой результат - 507,5 кг - был новым рекордом Советского Союза и был всего на пять килограммов меньше официального мирового рекорда Пауля Андерсона. А общий счет встречи оказался 6: 1 в нашу пользу.   Из Чикаго - в Детройт. Здесь команде пришлось труднее -4:3. Я набрал в сумме пятьсот, подтвердив, что освоил эту высоту.   Заключительная и самая, можно сказать, ответственная встреча в общей программе матча произошла 17 мая в Нью-Йорке, в огромном, всемирно известном "Медисон Сквер гардэн". Американские атлеты собирались дать нам здесь генеральный бой. Местные журналы призывали их к победе.   Борьба и на этот раз выдалась упорной. К выходу тяжеловесов счет был 3:3. Но Бредфорд опять не смог оказать достойного сопротивления, и я принес команде победное очко.   Должен сказать, что перед самым, началом нашего с Бредфордом поединка произошло нечто совершенно неожиданное для нас. Видимо, зная, что заявленный в команде Бредфорд ничего сделать не сможет, Боб Гофман выпустил на сцену давно перешедшего в профессионалы Пауля Андерсона. Расчет был, конечно, прост: показать, что как бы там ни было, а все-таки самый сильный человек живет в Америке. Но Андерсон не сумел закончить ни одного из движений (сказалось, конечно, отсутствие регулярных тренировок) и в смущении покинул арену под весьма неодобрительные выкрики зрителей. Потом, когда все закончилось, он подошел ко мне в раздевалке, искренне поздравил с успехом и сказал:   - Думал о твоем присутствии здесь, о твоих сегодняшних результатах и никак не смог настроиться на сколько-нибудь приличное выступление.   Да, сложная все-таки вещь психология современного спорта!   Еще и еще раз вспоминаю свою полную растерянность, свою беспомощность в июне пятьдесят пятого и неповторимые дни торжества в пятьдесят седьмом и пятьдесят восьмом. За какие-нибудь три года я прибавил к своим прежним результатам более 60 кг. Как же это все произошло?   Бесспорно, большая роль здесь принадлежит Паулю Андерсону. Его рекорды сначала ошеломили меня и мне подобных, но потом позвали вперед, стали для нас, идущих следом, ориентиром огромной притягательной силы. Второе - психология. Тренеры сумели убедить меня в возможности и реальности продвижения вперед, а вместе с убежденностью пришли желание трудиться, готовность принять па себя новые, не изведанные до тех пор нагрузки. Ну и, конечно, психологическую уверенность обеспечивало мне сознание своей ответственности перед советским спортом, перед страной (желание доказать, что самый сильный человек планеты живет на советской земле).   Тогда же, в Нью-Йорке, корреспондент американского журнала "Спортс Иллюстрейтед" .взял у меня интервью. Среди ряда вопросов, заданных им, был и вопрос о том, сколько времени потребуется атлетам мира на то, чтобы проделать путь от 500 до 600 кг в сумме классического троеборья (этот вид соревнования, как известно, был повсеместно основным до 1972 года). Прикинув, что расстояние от 400 до 500 кг потребовало двадцати долгих лет, я сказал тогда так:   - Считаю, что на этот рубеж самые прославленные богатыри планеты выйдут примерно к 1980 году.   Жизнь показала, что я в данном случае ошибся на целое десятилетие. Но "вины" моей в том нет никакой. Бурный рост результатов был обеспечен широким сближением науки и практики, необычайным ростом технической вооруженности современного спорта. Советская школа тяжелой атлетики дала миру целое созвездие неповторимых талантов, среди которых самыми заметными, самыми яркими были Юрий Власов и Леонид Жаботинский. Их творческое соперничество, длившееся несколько лет, стало могучим ускорителем развития всей мировой тяжелой атлетики. Оба этих спортсмена значительно расширили наше представление о пределах возможного в борьбе человека с металлом и силой земного притяжения, оставили далеко позади "несокрушимые" рекорды Пауля Андерсона. Юрий Власов в конце концов довел свой личный рекорд до 580 кг, а Леонид Жаботинский - до 590 кг. Он имел полную возможность первым пересечь новую историческую границу, но не сделал этого. Неудачи украинского богатыря в этом направлении являют собой почти классический пример из области спортивной психологии, и я позволю себе напомнить их.   После Токио, где соревнования атлетов тяжелого веса ознаменовались великолепной по своей красоте дуэлью между Юрием Власовым и Леонидом Жаботинским (рассказ о ней еще впереди), в мире штанги надолго наступило безмолвие, какое-то убаюкивающее спокойствие. Оно длилось очень долго - более двух лет.   Но 18 июня 1967 года произошел ошеломляющий взрыв.   В тот день из Софии телеграф разнес весть, что выступивший здесь вне конкурса во время матча Болгария - Турция советский спортсмен Леонид Жаботинский установил новый мировой рекорд в сумме классического троеборья - 590 кг! Вся пресса планеты напечатала сообщение об этом. Жаботинскому посвящали специальные передачи радио- и телекомпании. Я не был очевидцем этой победы, но Леонид Жаботинский впоследствии не раз вспоминал о ней.   Он приехал в эту дружественную страну в составе сборной команды СССР. Для тренировок и отдыха нашим спортсменам предоставили одну из прекрасно оборудованных спортивных баз на Черноморском побережье. Занятия шли успешно. Атлеты быстро набирали необходимую форму. Особенно уверенно чувствовал себя Леонид Жаботинский. Он обратился к старшему тренеру сборной Аркадию Никитичу Воробьеву с просьбой выступить публично и получил разрешение.   И вот Леонид вышел на помост. Первый подход в жиме он сделал на 180 кг и с завидной легкостью зафиксировал этот вес. Затем прибавил 12,5 кг и тоже, как мы говорим между собой, "чисто" взял. Зрители, заполнившие зал, возбужденно зашумели. Назревало нечто для них необычное.   - На штанге 201 килограмм! - объявил судья-информатор нарочито спокойным голосом.   Прошло несколько минут. Советский штангист ценой огромного усилия, но безукоризненно в техническом отношении поднял штангу над головой. Она еще висела в воздухе, поддерживаемая его могучими руками, а зал уже гремел неистовыми' аплодисментами. Отовсюду неслось торжествующее:   - Есть мировой рекорд!   - Русскому - слава!   Я не случайно описываю эти подробности. Нам, спортсменам, так же, как и артистам, необходим душевный контакт с публикой, необходима ее искренняя поддержка, ее взволнованность, которая, как по проводам, передается на сцену и зажигает исполнителей.   И Леонид загорелся. Он выступал с видимым подъемом, с азартом, с хорошим задором.   Рывок. Первый подход относительно осторожный - 165 кг. Все три судейские лампочки зажигаются доброжелательным молочным светом. И действительно, движение выполнено очень точно, красиво, с удивительной для такого грузного человека легкостью.   Жаботинский просит установить на штангу 174,5 кг. Этот вес тоже превышает официальный мировой рекорд - в рывке. И снова советский спортсмен добивается прекрасного успеха.   Аркадий Воробьев настойчиво советует своему подопечному предпринять попытку улучшить и этот, сам по себе выдающийся, результат, но Леонид упорствует. А публика ждет, волнуется, наконец судья-информатор объявляет:   - Переходим к состязаниям в толчке.   Здесь та же картина: первый подход на 210, второй - новый мировой рекорд - 218,5 кг. От третьего подхода - отказ.   Итак, семь блестяще выполненных, без одной запинки, подходов, четыре новых мировых рекорда, и среди них самый главный, самый сенсационный - 590 кг в сумме!   18 июня 1967 года. Этот день вошел в жизнь Леонида Жаботинского как день большого счастья, большого творческого успеха. Но несомненно и другое: сейчас, с дистанции времени, Леонид, оставаясь наедине с самим собой, должно быть, не раз с горечью признает, что не сделал тогда всего, что мог или должен был попытаться сделать.   Журналисты, освещавшие то соревнование, были правы: Леонид выступал, как никогда, легко, все у него шло, все получалось, и, конечно же, следовало в те часы пойти дальше, следовало попытать счастья на третьих подходах в рывке и толчке. Он, по моему твердому убеждению, был тогда полностью готов к тому, чтобы стать первым в мире человеком, набравшим в сумме 600 кг. Давайте займемся арифметикой, которая уже кое-что прояснит для нас. Ему тогда засчитали сумму 590 кг, снизив, согласно существующим правилам, результаты до кратных двум с половиной (вместо 201 кг в жиме было засчитано 200 кг, вместо 218,5 кг в толчке -217,5 кг, вместо 174,5 кг в рывке- 172,5 кг). Таким образом, он фактически уже набрал тогда 594 кг. Для того чтобы "сделать" 600 кг, Леониду необходимо было в тот вечер вырвать 177,5 кг и толкнуть 222,5 кг. Оба эти результата, по моему твердому убеждению, были ему тогда под силу.   Впрочем, не будем утверждать, что здесь нашим богатырем руководили лишь осторожность, неторопливость, нежелание делать все сразу. Скорее всего, Леонид, прекрасно тренированный физически, оказался просто-напросто неготовым к великому свершению психологически. Во всяком случае, сам он именно так объясняет все происшедшее в тот день:   - Мне на мгновение стало страшно от одной мысли, что именно в эти минуты может свершиться то, о чем мечтали целые поколения спортсменов, что еще совсем недавно называли фантастикой.   Как бы там ни было, наш чемпион оказался в центре внимания мировой спортивной общественности. Чтобы убедиться в этом, полистаем газеты той поры. Вот что они писали.   "Экип" (Франция): "Леонид Жаботинский подвел человечество вплотную к шестисоткилограммовому рубежу. По всей вероятности, взятие его - дело недалекого будущего. Русский атлет находится сейчас в великолепной форме".   "Непшспорт" (Венгрия): "Результат, показанный Жаботинским в Софии, является одним из самых выдающихся спортивных рекордов современности. Если у советского спортсмена на пути к Мехико появятся достойные соперники, можно не сомневаться, что мы станем свидетелями открытия шестисоткилограммовой эры. Это удивительно. Но это - факт".   От Жаботинского теперь ждали чуда. Ждали все. Помню день 3 августа 1967 года, когда в Москве состоялся тяжелоатлетический турнир финала IV юбилейной Спартакиады народов СССР.   Я приехал тогда в спортивный комплекс "Шахтер", что в Сокольниках, задолго до начала состязаний, но оказался далеко не из первых. Здесь уже собрались многие тренеры, судьи, журналисты. Я ничуть не сердился, когда многие из этих служителей прессы подходили ко мне, спрашивали:   - Алексей Сидорович, скажите. Ну, сделает сегодня Жаботинский шестьсот?   Я улыбался и разводил руками. И отвечал серьезно:   - Думаю, сам Леонид еще не знает этого...   Действительно, рождение рекорда, а тем более рекорда качественно нового, эпохального, всегда зависит не только от степени физической и психологической подготовленности спортсмена, но и еще от очень многих факторов. Предсказывать здесь нельзя.   Жаботинский приехал в отличном настроении. Он смеялся, шутил, напевал свои любимые песенки. Начал жим со 180 кг. Потом легко одолел 192,5 кг. Стало ясно, что он начал работать на сумму, на высокий результат. И, словно подтверждая эту мысль, Леня просит:   - Дайте двести два с половиной.   Хорошо помню этот подход. Леня сравнительно легко взял штангу на грудь и, багровея с каждой долей секунды все больше и больше, стал плавно поднимать ее вверх. Снаряд уже проделал, вероятно, половину пути, когда что-то застопорилось в идеально отлаженном человеческом механизме. Несколько мгновений штанга и руки - могучие руки атлета - еще противоборствовали, застыв в напряженной неподвижности. Но в конце концов победил металл. Руки дрогнули, и тяжелая, многопудовая штанга с грохотом ударилась о помост.   Жаботинский с досадой махнул рукой и тяжело пошел с помоста. Пошел, как мне показалось, чуть сгорбившись под тяжестью неудачи.   Да, это была неудача. Большая неудача. Ведь дело было не в том, что "пропал" один подход. Пропала очень тщательно продуманная, заранее опробованная нами и прочно склеенная раскладка, которая могла и должна была вывести Жаботинского на шестисоткилограммовую вершину. Вот основные слагаемые разработанной на тот день формулы: 202,5 +175 + 222,5! Но теперь фундамент оказался недостроенным и о возведении всего здания не могло быть и речи. Так еще раз сорвалась попытка покорить тяжелоатлетический Эверест. Жаботинского нельзя ни в коем случае критиковать. Ему можно высказать сочувствие - это другое дело. 18 июня и 3 августа 1967 года он был близок к цели, но в дело вмешалась Госпожа Психология. Совершенно очевидно, что его подвели прежде всего нервы, неуверенность, отсутствие твердой веры в успех задуманного предприятия. Допущенные в процессе соревнований грубые технические ошибки, несвойственные ему прежде, не что иное, как следствие этого состояния.   Многие считали, что то, чего не совершил Жаботинский в Софии и Москве, он совершит в олимпийском Мехико. Тем более что американцы много писали: дескать, их дуэт Пикетт и Дьюб не только готов составить нашему чемпиону конкуренцию, но и сокрушить его. Однако подобные заявления оказались всего лишь хвастовством. Соперники на деле оказались откровенно слабо подготовленными, и в отсутствие настоящего противоборства Леонид Жаботинский довольствовался тем, что набрал "свою" токийскую сумму (572,5 кг) и с нею завоевал вторую золотую олимпийскую медаль, отказавшись в толчке еще от двух законно полагавшихся ему зачетных подходов. Такое поведение очень возмутило публику и прессу. Чем же оно объясняется? Оказывается, в основе названного поступка наряду с другими факторами тоже отчетливо просматривается психология. Дело в том, что после того, как Пикетт, а затем и Дьюб выбыли из борьбы за золотую медаль, Леонид психологически размяк. Это часто бывает в спорте.. Это вполне можно понять. Представляете, два года, день за днем, он слышал о якобы фантастической силе американцев, об их поистине неограниченных возможностях, об исключительной по напряжению борьбе, которую придется вести, и вдруг - сравнительно легкая победа, скорая удача. Поверьте, такое может надломить ничуть не меньше, чем оглушительный срыв. Ты приготовил себя к предельному напряжению, а соперник сдался. И нервы, твои нервы, не выдержали. Вот почему мы не можем и не должны винить нашего богатыря за то, что на сей раз он довольствовался малым.   Но это можно понять на расстоянии, внимательно и спокойно изучая, анализируя события. А в те дни корреспонденты газет, радио и телевидения как по команде "хоронили" турнир тяжеловесов, писали и передавали репортажи, больше похожие на некрологи. Впрочем, посудите сами.   "Советский спорт": "В общем же самые сильные люди планеты не стали героями помоста: состязания в их разряде не увенчались мировыми рекордами. Вопрос о взятии 600-килограммового рубежа отложен...".   "Экип": "Надежды не оправдались. Результаты Мехико в абсолютной категории отбрасывают мировой тяжелоатлетический спорт на несколько лет назад".   Да, произошло отступление, и отступление далеко не случайное. Известное торможение результатов тяжеловесов после их бурного роста следовало искать, несомненно, в плоскости психологической. Да, да, физически Человек уже готов был покорить шестьсот, психологически - нет. Поколение Жаботинского, Дьюба, Пикетта, Рединга подошло к заветной черте, но оказалось бессильным переступить ее. Нужны были новые силы. Нужен был новый герой - с нерастраченным запасом нервной энергии, с огромным запасом энтузиазма и веры. Процесс "психологического вкатывания" в сферу спортивной недоступности еще раз показал миру всю свою противоречивость и сложность.   После Олимпиады больше года в стане богатырей царило полное затишье. Казалось, вопрос об открытии "Клуба 600" вовсе снят с повестки дня. На чемпионате мира 1969 года все тот же уже известный читателю Джозеф Дьюб выигрывает золотую медаль с результатом 577,5 кг. Ни один спортсмен в мире не поднялся в тот сезон выше этой отметки.   И вдруг в конце января 1970 года страну и мир облетело сенсационное сообщение, что атлет из города Шахты на Ростовщине Василий Алексеев установил новый мировой рекорд в сумме классического троеборья - 595 кг! Сама по себе эта цифра после достижений Юрия Власова и Леонида Жаботинского не казалась чем-то фантастическим. Соль сенсации заключалась в имени автора достижения: широкой публике оно не было известно. А между тем мы, специалисты, уже давно следили за ним. Знали тропы и дороги, по которым идет его восхождение.   В начале этой книги я описал, как Василий приобщался к спорту. В 1961 году, в девятнадцатилетнем возрасте, он начал серьезные и систематические занятия в секции тяжелой атлетики. Тогда его сумма составляла 325 кг. В 1962 году - 330 кг. В 1963-м - 395 кг. Один сезон пропустил из-за болезни. В 1965 году - 410 кг. В следующем году выполняет норму мастера спорта сначала в первом тяжелом (442,5 кг), а затем и во втором тяжелом (452,5 кг) разрядах и к концу года доводит свой личный рекорд до 470 кг. В 1967 году, в ноябре, на турнире в честь полувекового юбилея Октября впервые становится членом "Клуба 500". 1968 год - в мае, на личном чемпионате СССР в Луганске, с суммой 540 кг завоевывает бронзовую медаль вслед за Л. Жаботинским и С. Батищевым. 1969 год -лучший результат всего 530 кг, но при этом следует учесть, что почти весь сезон Алексеева преследовали травмы.   Итак, мы видим, что за некоторым исключением динамика его результатов характеризовалась непрерывным ростом. В 1962 году он прибавил к своей лучшей сумме пять килограммов, в 1963 году - шестьдесят пять (!), в 1965-м - пятнадцать, в 1966-м - шестьдесят, в 1967-м - тридцать, в 1968-м - сорок.   Все эти данные я тогда очень внимательно изучал, ибо с 1970 года стал старшим тренером сборной СССР и Василий Иванович оказался в поле моего зрения.   Приняв сборную, я прежде всего стал изучать характеристики Алексеева. Его продвижение вперед шло точно по науке, которая утверждает, что наиболее эффективный прирост результатов наблюдается у атлета в первые семь-восемь лет занятий штангой.   Но, разумеется, на одних теоретических положениях далеко не уедешь. Продвижение Василия Алексеева к результатам мирового класса обеспечивали по крайней мере четыре обстоятельства. -   Первое - прочный фундамент в виде отличной и разносторонней физической подготовки. Второе - исключительное трудолюбие и сугубо творческий, глубоко осмысленный подход к тренировочному процессу. Третье - неизменное совершенствование в технике. Четвертое - последовательное наращивание собственного веса. Если в 1966 году он имел 100 кг, то в 1970-м - уже 133 кг.   Итак, все эти факторы привели к тому, что к январю семидесятого Алексеев резко улучшил результат (плюс 50 кг), и мы остро чувствовали, что это не предел.   В феврале того же года я приехал в город Шахты. И так получилось, что довелось мне присутствовать на вечере встречи Алексеева с молодыми рабочими Ростова-на-Дону. Выступая перед собравшимися, он сказал:   - "Клуб 500" первыми открыли американцы, а "Клуб 600" откроем мы. Скоро предстоят состязания в Минске. Там я попробую это.   Последующие два-три дня мы с ним обсуждали план решения этой задачи. На прощание он сказал:   - Все вроде бы выверено точно. Будем выполнять.   Выполнил он план идеально во всех отношениях. Подготовка штурма, на мой взгляд, может служить образцом спортивной психологии, эталоном движения, где предусмотрены все мелочи, все, что служит успеху дела! Вот почему я считаю целесообразным воспроизвести дни и часы, предшествовавшие успеху, со стенографической точностью.   В середине февраля Алексеев приехал на спортивную базу общества "Труд" под Подольском, где проходила подготовка молодежной группы тяжелоатлетов к предстоящим международным соревнованиям на "Приз дружбы".   Вечером мы разговорились. У Василия было неважное настроение. Оказалось, что после своего январского триумфа он до дня приезда в Подольск, то есть до 15 февраля, ни разу не тренировался: дважды сваливал его за это время грипп.   Предстояло в кратчайший срок восстановить форму и подготовиться к ответственнейшему старту. Жил Василий по строжайшему распорядку: поднимался в 8.30 утра, делал небольшую зарядку. В 9.15 -завтрак. Тридцатиминутная прогулка. В 11 он входил в спортивный зал. Каждое занятие продолжалось от трех до пяти часов и заканчивалось приблизительно в 15-16 часов. В связи с этим обед отодвигался на 17, а ужин на 20-21 час. В полночь - отбой.   За время пребывания на базе Алексеев провел 17 тренировок со штангой, подняв за это время в общей сложности 180 тонн металла. Несколько раз сыграл в волейбол, поразив всех, кто видел его за этим занятием впервые, своей подвижностью и легкостью. 26 февраля совершил пятнадцатикилометровый поход на лыжах.   Уже с первых дней мы увидели, что в рывке и толчке Василий достиг своей лучшей формы, а вот жим долгое время не удавался. Только 9 марта, когда он чисто и хорошо выжал 180 кг четыре раза подряд, произнес:   - Ну вот, теперь появилась надежда.   В тот же вечер в дневнике Алексеева была зафиксирована формула минской стратегии: 210 + 170-1-220! Однако всеми последующими тренировками Василий вновь не был удовлетворен.   Днем 16 марта, приветливо попрощавшись с хозяевами, он покинул базу "Труд". Утром следующего дня Василий был уже в столице Белоруссии. В тот же день провел разминку в зале и, одеваясь, сказал:   - Вот теперь чувствую себя хорошо. Все, кажется, стало на место.   Жил Василий, как и все участники, в гостинице "Юбилейная", неподалеку от Дворца спорта, где проходил турнир.   Еще в Подольске к нам на сбор прибыл специальный корреспондент журнала "Спортивная жизнь России" Евгений Волков, чтобы подготовить иллюстрации к рассказу о том, как готовился штурм. В Минск Волков привез готовые фотоснимки для Алексеева. Но в течение дня он буквально не мог подступиться к рекордсмену: его все время осаждали журналисты, тренеры, почтальоны. Тогда Волков попросил, чтобы фотографии вручил адресату я. Часов в одиннадцать вечера я вручил ему пакет.   Алексеев внимательно рассматривал снимки, шутил. Потом мы рассказывали друг другу различные веселые истории и не заметили, как подкралась полночь.   - Ну, пора спать, - сказал Василий и протянул руку. Я взглянул ему в лицо. На нем запечатлелось такое спокойствие, что на миг показалось: нет никаких состязаний, нет великой цели. Конечно, он думал обо всем этом, думал беспрерывно, но ничем не выдал себя.   Проспал он до 9 утра и спал бы дольше, если бы я не разбудил его. Василий поднимался неохотно, ворчал:   - Безобразие... Сначала до двух часов ночи спать не дают, потом чуть свет будят...   Завтракали за одним столиком три наших гиганта: Василий Алексеев, Станислав Батищев и Яан Тальтс. Подсаживаюсь. Не утерпел, спрашиваю:   - Как вы думаете, какой все-таки будет сегодня результат в тяжелом весе?   Пауза. Потом первым заговорил Тальтс:   - Больше десяти килограммов в сумме они у меня не выиграют... Станислав Батищев не выдержал и стал считать:   - Больше 560 килограммов ты не сделаешь. Так, значит, думаешь, что мы больше 570 не осилим? Ну и ну...   Яан заулыбался, довольный тем, что "завел" друга, а Алексеев сидел невозмутимо и молчал, словно все то, о чем здесь говорили, его не касалось. А может быть, он был погружен в другие думы и настраивался на нужный лад?..   Время приближалось к часу. Тальтс и Батищев, вернувшись с прогулки, пошли в номер, разделись и заснули. В 15 часов пообедали.   А Василий построил свой график по-иному. После прогулки не стал обедать, отказался от сна и сел читать. Я спросил его, почему не ложится отдохнуть.   - Если днем усну, до вечера не раскачаюсь, - ответил он. И добавил: - А вечер сегодня особенный.   В 17.00 началось взвешивание. Собственный вес Алексеева составил 133,1 кг.   - Это очень хорошо, - сказал Тальтс. - Все, что ниже отметки "133", Василий считает плохим для себя. А "лишние" сто граммов поднимут его настроение.   Прошло еще немного времени. Алексеев заявил начальные подходы - 200, 160, 215, надел форму и пошел прогуливаться по коридору - лежать и сидеть не захотел.   18.00. Атлеты первого и второго тяжелого веса вышли на парад. Трибуны Дворца спорта заполнены до отказа. Вдоль одной из них зрители развернули транспарант: "Мировые рекорды, трепещите! На помосте Тальтс, Алексеев, Батищев!!!".   18.10. Началось соревнование в жиме. На помосте уже кипит острая борьба, а Алексеев лишь готовится к ней. Когда до его выхода осталось примерно 17-18 чужих подходов, Василий стал растираться.   Время неумолимо накатывается на рекордсмена. До старта уже девять подходов. Пора начинать разминку. Василий берет 50 кг, поднимает вес за голову, выжимает десять раз кряду, а затем, оставив вес на прямых руках, три раза приседает и встает. Затем через пару минут вновь повторяет это комбинированное упражнение.   Проходит еще три минуты. Теперь уже жим от груди 90 кг - пять раз. Постепенно разминочный вес растет: 120 кг подняты четыре раза.   - Нет свежести, - с горечью констатирует Алексеев. Затем Василий три раза кряду поднял вес 140 кг. Посмотрел кругом и сказал:   - Нет здоровья.   И снова произносит сердито:   - Пока разминка мне не нравится.   Потом Алексеев подходит к весу 160 кг и легко выжимает штангу два раза подряд.   - Здорово! - замечает кто-то из рядом стоящих спортсменов.   - Ничего хорошего, - качает головой Василий.   Проходит еще три минуты. Для разминки установлен вес 180 кг. Он жмет его одними руками, совершенно не "обтягивается". Рядом готовится к выходу Серж Рединг. Штангу весом 190 кг поднимает как палку. Алексеев восхищен:   - Вот это трактор! У него запас на 240 килограммов.   Василий делает к этому же весу последний разминочный подход- опять выжимает штангу из прямой стойки.   За стеной вздох разочарования. Через мгновение Алексеев узнает, что Рединг осекся, не смог осилить начальный вес.   - Вон как здесь у него красиво получалось! А жать-то нужно на помосте! -- сказал и весь преобразился, стал каким-то подчеркнуто строгим, собранным.   И вот он стоит у штанги. Стоит долго. Зал замер. Хронометр неумолимо считает секунды. Согласно международным правилам, с момента вызова атлета на помост до начала подъема штанги должно пройти не более трех минут.   Мы все ждем. Наконец он спокойно наклоняется, прочно обхватывает гриф штанги пальцами. Смотрю на секундомер. Прошло 2 минуты 11 секунд. Перевожу взгляд снова на атлета. Он замер. Потом взрыв- и штанга на груди. Хлопок судьи - сигнал к завершающему действию. Жмет Василий красиво и, на мой взгляд, легко. Вес 200 кг зафиксирован.   На трибунах плещет море аплодисментов, а за кулисами сосредоточенные лица: решается вопрос, сколько жать дальше.   В это время становится известно, что Рединг во втором подходе осилил 200 кг, а Батищев - 207,5.   - Ты, Вася, готов не хуже Стасика. Давай рискуй на 212,5.   - Так, да?   - Думаю, так.   - Верно.   Опять в зале томительное ожидание. На настройку уходит 2 минуты 23 секунды. Есть! Мировой рекорд! Трибуны взрываются мощным и долгим: "Молодец!"   Штангу несут на весы. Окончательный вес ее 213 кг.   У Василия в запасе остается еще одна попытка. А в это время Станислав Батищев в четвертом, дополнительном, подходе выжимает 214 кг. Василий загорается, его захватывает спортивный азарт:   - Могу 220, - говорит он.   - Стоит ли? -возражает кто-то. Надо правильно распределить силы. Ведь главная цель - 600.   Совет подействовал отрезвляюще. Алексеев от третьего подхода отказался. В 19 часов 21 минуту состязания в жиме закончились.   19. 31. Начинается второе движение - рывок. Подходы. Подходы. Подходы. Вес растет, На весе 147,5 кг "споткнулся" С. Рединг и выбыл из игры.   Соревнования продолжаются. А за это время Алексеев в разминочной поочередно вырывает в полуподсед 90 кг три раза, 110, 120, 130, 140. Пытается вырвать 140 кг в разножку - срыв.   На штанге за кулисами 150 кг, на соревновательном помосте- 160 кг. Василий фиксирует в разножку 150 кг и выходит на сцену.   20 часов 06 минут. Вес 160 кг зафиксирован. Батищеву он оказался не под силу. Но Станислав не желает больше тратить попытку на непокорный вес, заказывает 165 кг и во втором подходе добивается успеха.   Перед Алексеевым вновь стала сложнейшая тактическая задача. Какой выбрать вес? Теоретически 167,5 уже открывают дорогу к 600 кг. 165 кг, видимо, мало.   Думал очень долго. Наконец Василий произносит:   - У нас в народе говорят: "Ловить - так ловить быка". Пойду на 170.   20.11. Прошло всего пять минут после первой попытки. Очередной подход удачен. Алексеев осторожно опускает снаряд и впервые за весь вечер дарит зрителям улыбку. Он доволен своей дерзостью. Он вышел победителем. И именно в это мгновение всем стало ясно, что, если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, 600 кг обязательно будут подняты в этот вечер.   Не успел Василий прийти в себя, как за кулисы приходит радостная весть - 170 кг подчинились и Батищеву. Зал в восторге: такой захватывающей борьбы у тяжеловесов не было со времен Токио.   - Молодец, Станислав, - радостно произносит Алексеев. - Как он мне помог сегодня! Ведь при такой конкуренции силы прибавляются, работать интереснее. Да и сам он, если бы 214 выжал в третьем, зачетном, подходе, мог замахнуться па шестьсот...   Однако долго рассуждать не приходилось: у Василия были свои проблемы. Как поступить с третьим подходом в рывке?   "Могу пойти на 176,5, А что, если заболит спина? Тогда сорвется самое главное. Надо беречь себя для толчка", - рассуждав! рекордсмен. А вслух говорит:   - Выйду на 172,5.   Но через несколько секунд передумывает и решает вовсе отказаться от подхода.   20.40, Начинается третье движение -толчок. Цифру 217,5 кг Алексеев пока не произносит, но, естественно, думает о ней и живет ею.   Как никогда тщательно разминается атлет. Уже подняты последовательно 120, 140, 160, 180 и за пять минут до вызова - 200 кг.   Почти в это же время в огромном зале вспыхнула овация - это Батищев, толкнув .210, набирает третью сумму за всю историю тяжелой атлетики -587,5 кг.   Наступает решающее мгновение. Звучит усиленный динамиком голос судьи:   - На штанге 217,5 килограмма. Вызывается Василий Алексеев.   Я стою и думаю, что это как раз тот вес, который обеспечил в Токио Леониду Жаботинскому победу над Юрием Власовым. Принесет ли он сейчас счастье Василию? И еще думаю о том, что никто в мире, ни на каких соревнованиях, никогда не начинал толчок с такого веса.   И никто еще в мире пока не поднимал в троеборье 600 кг. Теперь остается совсем немного до того мгновения, когда это может свершиться. Но свершится ли? Неужели свершится?   Зал замер. Мне довелось присутствовать на многих состязаниях, очень ответственных, очень напряженных, но никогда я не слышал такой тишины, как перед последним подходом Алексеева. Такая тишина бывает, вероятно, только перед началом концертов великих музыкантов, когда важно настроить себя так, чтобы не упустить ни одного звука, ни одной ноты.   И в этой тишине Алексеев неторопливо пошел к снаряду. Так спокойно, словно у него в запасе были не три минуты, а целая вечность. Установил под грифом штанги ступни ног. И опять замер. Спокойно, жестом рабочего человека, вытер левой рукой пот со лба. Затем - правой. Наклонился к штанге. Стрелка часов бежит по кругу, и я вижу, что в распоряжении спортсмена остается всего 8 секунд. Скорее!   Наконец штанга пошла вверх. Подрыв. И она, словно обретя невесомость, легла спокойно на его груди. Подъем из подседа не вызвал особых трудностей. Теперь лишь бы не поторопился толкать от груди.   И Василий, словно он на показательном уроке, не торопился. Прочно обосновался. Сделал полуприсед и мощно вытолкнул снаряд вверх на прямые руки. Пододвинул одну ногу. Приставил к ней другую. И в это самое мгновение чей-то пронзительный крик разрезал тишину:   - Есть!   Был 21 час 31 минута 18 марта 1970 года. В мировой тяжелой атлетике начиналась новая эра. Советская Россия, русский богатырь открыли всемирный "Клуб 600".   Во Дворце спорта творилось что-то невообразимое. Все сорвались со своих мест. А Василий Алексеев все еще стоял прочно и все еще держал в своих могучих руках огромную штангу, словно желая всем своим видом показать, что нам под силу еще и не такое!   Я счастлив, что был участником и свидетелем всех названных событий. Я рад, что могу на основе прожитого дать эти скромные уроки, относящиеся к преодолению сложнейших психологических рубежей.     ПРИЗРАК ГРОЗНОГО ИМЕНИ     В составе сборной страны, вылетающей на очередной чемпионат мира, я впервые оказался в 1954 году. В Вене стояла жара. Президент австрийской федерации тяжелой атлетики Фриц Вундерер, встретивший нас на аэродроме, был краток. Он толст и больше всех страдает от жары.   - Ни пуха ни пера, - неожиданно закончил он по-русски обращенную к нам речь.   По дороге в город Вундерер, вытирая платком потное лицо, говорил:   - Будете соревноваться в "Концертхаузе". Там выступали Паганини, Иоганн Штраус, великий Федор Шаляпин. А тренироваться - во дворце Франца Иосифа. Представляете?   Я слушал с нескрываемым интересом. Все было ново, все казалось в диковинку.   - Реклам, афиш вы не увидите, - продолжает свой рассказ Вундерер. - Нет никакой надобности, все билеты уже давно проданы.   За три дня до начала первенства прилетели американцы. Организаторы чемпионата по этому поводу устроили общую тренировку. Все было обставлено очень торжественно. Вход -по специальным пропускам. Много приглашенных. Информатор объявляет имена приезжающих атлетов, президентов национальных федераций, именитых людей.   Но этот антураж никак не подействовал на участников. Все - и мы, и американцы - работали только с малыми весами. Все были предельно осторожны: ведь после Олимпиады в Хельсинки стало ясно, что наши страны на том этапе представляли собой две великие тяжелоатлетические державы. И теперь обе стороны тщательно оберегали свои секреты от посторонних глаз. Никаких сенсаций в тот раз не произошло. Газета "Арбайтер Цайтунг" на следующий день написала: "Великие соперники - Америка и Россия - не позволили друг другу заглянуть себе в карты, Все старались перещеголять друг друга в вежливости".   Наш старший тренер Яков Григорьевич Куценко был вне себя. Ему нужно было во что бы то ни стало посмотреть соперников в настоящем деле, оцепить, хотя бы приблизительно, их возможности, чтобы определить свою тактику, расстановку главных сил. Отбросив ложный стыд, он заявил об этом своем желании старшему тренеру американской сборной Терпаку. Тот ответил:   - Какие могут быть тайны от старых друзей! Приходите. - И назвал место и час нашей встречи.   - Поедем, Леша, со мной. Поглядишь, что к чему, - обратился ко мне Куценко после ужина.   Я, конечно, очень обрадовался оказанному доверию и возможности увидеть грозных заокеанских атлетов.   Прибыли мы точно в назначенный срок. Терпак уже был в условленном месте.   - Понимаете, - сказал он, как-то очень неловко поеживаясь, - Боб Гофман куда-то увел с утра ребят, а куда - точно не знаю.   - Что же делать? - спросил Куценко.   - Понятия не имею.   Тогда мы с Яковом Григорьевичем сами предприняли кое-какие поиски, обошли почти все указанные в справочнике залы, но... тщетно. Время шло, а мы, кажется, удалялись все дальше и дальше от места тренировки. Терпак чувствовал себя крайне неловко. Я это отчетливо видел.   Так как с нами поиски вели наши австрийские коллеги, на следующий день этот случай стал достоянием прессы. Венская вечерняя газета "Дер Абенд" написала: "В противоположность советским руководители американской делегации оберегают своих питомцев от каких бы то ни было высказываний по поводу их тренировок. Американцы по каким-то причинам тренируются за закрытыми дверями. Даже тренеру советской команды Куценко не дали возможности посмотреть их тренировку".   В день, когда были опубликованы эти справедливые строки, к нам в гости приехал Джон Терпак. Обняв по-дружески Куценко, он сказал ему:   - Ну чего вы обижаетесь? Это же не что иное, как тактический ход! Психология, одним словом.   Яков Григорьевич посмотрел на меня (так как я был единственным свидетелем этого разговора) и сказал:   - Вот, Алеша, учись. Учись, дорогой, и помни: без психологии нет спорта и нет спортсмена.   Эти слова запали мне в душу навсегда. Действительно, первый же чемпионат мира, на который я попал, стал для меня настоящей академией психологии. Здесь я увидел начало истории, о которой хочу сейчас поведать. Истории очень поучительной и любопытной.   Так в тот раз получилось, что сборная США не выставила участников в низших весовых категориях. Мы уже имели восемнадцать зачетных очков, а американцы только готовились к выходу. Это говорило либо об их слабости, либо о силе.   Ситуация была поистине захватывающей. Заинтригованы были буквально все: зрители, судьи, участники соревнований.   И вот предстоит соревнование атлетов полусредней весовой категории. Игра в прятки окончена. Кого же бросят в бой Боб Гофман и Джон Терпак?   Ответ на этот волнующий вопрос дали вышедшие накануне венские газеты. С их страниц смотрели портреты Питера Джорджа и Стенли Станчика. Колоссальные заголовки кричали: "Могучий американский дуэт сокрушит русского новичка!".   Действительно, два спортсмена, которых заявили для своего дебюта на чемпионате американцы, представляли собой грозную силу, имели колоссальный международный авторитет. Стенли Станчик еще в 1946 году завоевал звание чемпиона мира в легком весе, обратив на себя внимание виртуозной техникой исполнения. Перейдя на следующий сезон в полусредний вес, он увеличивает свой золотой счет, победив самого знаменитого египтянина Кхадра Эль Туни. А на Олимпийских играх 1948 года в Лондоне мы видим этого американца уже в полутяжелой весовой категории. И здесь он блестяще побеждает с новым олимпийским рекордом в сумме троеборья - 417,5 кг! Затем Стенли возвращается в средний вес и в течение трех лет подряд (1949, 1950 и 1951 годы) господствует в этой категории. Он добавил к своей золотой коллекции еще три медали. Его безостановочное продвижение на высшую ступень пьедестала почета в олимпийском Хельсинки приостановил наш Трофим Ломакин. Стенли уступил ему всего два с половиной килограмма и получил серебряную медаль. И вот теперь, согнав десять килограммов веса, он, как в начале своей карьеры, вернулся в полусредний вес, чтобы попытаться здесь отыскать покинувшее его счастье.   В отличие от своего напарника, Питер Джордж был в ту пору чистым полусредневесом. В звании лидера этой весовой категории он утвердился на чемпионате мира 1951 года, где уверенно завоевал золотую медаль. В следующем сезоне к уже имеющемуся громкому титулу прибавил звание олимпийского чемпиона. В 1953 году он сгоняет вес, уходит в легкую весовую категорию и на чемпионате мира в Стокгольме добивается золотого успеха, опередив нашего Д. Иванова и египтянина С. Гоуда.   Вот какие многоопытные, поистине могучие бойцы, овеянные громкой международной славой, выходили на помост. Наш дебютант ленинградец Федор Богдановский прекрасно знал их грозную силу. И, нужно сказать, чувствовал себя просто ужасно. Он был в том состоянии, которое мы называем предстартовой лихорадкой. Он суетился, лицо его то и дело покрывалось испариной. Федя не мог тогда и десяти минут подряд усидеть на одном месте - все куда-то срывался, а то и вовсе без дела ходил по номеру из угла в угол. Мне было просто жаль смотреть на этого 24-летнего крепыша, и я как только мог утешал его. Однажды сказал ему:   - Не бойся, друг, не боги горшки обжигают.   Он посмотрел на меня каким-то особенным взглядом и медленно произнес:   - Вот то-то что не боги, а люди. Но какие? Нет, ты подумай - какие люди противостоят мне!   До самого последнего момента я продолжал шефствовать над ним. Накануне его выступления мы долго гуляли с ним перед сном. Вечер был упоительно хорош: теплый, безветренный. Над нами простиралось небо, сплошь усыпанное звездами.   Я старался всеми способами отвлечь Федю от предстоящей борьбы. Этой же целью задался и вскоре подошедший к нам Яков Григорьевич Куценко. Он очень увлекательно рассказывал о своем детстве, о том, как подружился со спортом, о первых своих зарубежных поездках, которые состоялись еще в довоенную пору.   Время пронеслось незаметно. Вот уже на городской башне куранты пробили полночь.   - Пора, пора в номер, -заторопил старший тренер.   Когда мы вошли в ярко освещенный вестибюль гостиницы, я с радостью увидел, что щеки Федора порозовели, в глазах появились искорки. "Ну, - подумал, - значит, ночь пройдет спокойно". А утром он мне сказал:   - Не спал ни минуты...   В тот момент я подумал, что Федор обречен на полный провал. Но на помосте он проявил себя великолепным бойцом. В жиме сразу вышел вперед, показав отличный по тем временам результат- 122,5 кг. Джордж и Станчик остановились на 117,5 кг. Интригующая завязка.   Начинается второе действие. Здесь Богдановский и Станчик набирают по 122,5 кг. Джордж отыгрывает у лидера пять килограммов (127,5 кг). У обоих одинаковая сумма. Становится совершенно очевидно, что чемпионом будет кто-либо из них двоих, что все определит толчок.   Ах, как драматично сложилась тогда борьба на финише! Вторым подходом Богдановский взял 157,2 кг. Американец решил, что наш атлет на исходе сил. Заказывает 160 кг и отлично фиксирует вес. Но Богдановский не сдается, просит установить 162,5 кг. Заполненный до предела зрителями "Концертхауз" замирает. Советский спортсмен поднимает огромный вес на грудь. Тишина сгущается. Толкни тогда Федя этот вес - и он чемпион мира. Но этого не случилось. К такой победе нужно быть готовым психологически, нужно всецело настроить на нее свое сознание, свои помыслы, свою волю.   Тем не менее выступление ленинградца было признано руководством нашей команды как отличное. Да и не только нашей. Спустя два месяца после чемпионата в Вене в журнале Боба Гофмана видный специалист по тяжелой атлетике Чарльз Костер писал:   "Богдановский закончил первенство вторым, и общее мнение таково, что этот атлет намерен в ближайшее время здорово побить кое-кого. Он был одной из сенсаций прошедшего первенства, и никто не пожалеет выразить свою похвалу и восхищение, которые он заслужил в этой схватке. Думаю, что мы все присутствовали при рождении спортсмена с великим будущим".   Я специально привожу эту цитату. Мнение, высказанное Костером, полностью совпадало с тем, что думали я и мои друзья по сборной. В Богдановского верили, и вера эта основывалась на реальных фактах, на прочном основании.   В дальнейшем все вроде бы складывалось именно так, как мы предполагали. На чемпионате мира 1955 года в Мюнхене Питеру Джорджу, правда, вновь удалось завоевать золотую медаль, но это была пиррова победа. Американец отдал борьбе все силы, но сумел лишь набрать одинаковую с Федором Богдановским сумму - 405 кг. Только благодаря тому, что ленинградец имел несколько больший собственный вес, победа была присуждена Питеру Джорджу.   Наступил 1956 год. Питер Джордж и Федор Богдановский встретились вновь, на этот раз на помосте олимпийского Мельбурна. Спор их был во всех отношениях сугубо принципиальным. Во-первых, еще ни разу до этого советские штангисты на чемпионатах мира и олимпийских играх не занимали первого места в полусреднем весе. Здесь на протяжении многих лет безраздельно господствовали американцы. И мы много раз подряд задавали себе вопросы: удастся ли Феде нарушить эту весьма неприятную для нас традицию? Удастся ли ему взять реванш за поражения в Вене и Мюнхене?   Насчет того, что ленинградец физически подготовлен лучше, мы не сомневались, знали, что находится он просто в великолепной форме. Как и всегда, боялись за Федины нервы: уж очень он эмоциональный, легко возбуждаемый человек! А тут еще такие переживания, такая острейшая психологическая ситуация: от того, как выступит Богдановский, оказывается, решающим образом зависела судьба командной победы. Вспоминаю все, что происходило тогда на помосте, и сам невольно вновь испытываю душевное волнение. Прошлое оживает, словно какой-то кудесник повернул время вспять.   Участники вызываются для выполнения жима. Питер Джордж показывает здесь свой лучший результат - 122,5 кг. А наш атлет еще даже не приступал к состязаниям. Федор выходит к штанге, когда на ней устанавливается 125 кг. Это, несомненно, очень сильный психологический ход, сильный козырь в той борьбе мускулов и воли, которая им еще предстоит. Начать без страха - это все равно что победить!   Первый вес ленинградец поднимает с необычайной легкостью. Гремит овация. Подбадривают Федю в разминочной наши тренеры, говорят добрые напутственные слова атлеты Польши, Чехословакии, Румынии...   В следующей попытке на штанге 130 кг, затем - 132,5 кг, и все три подхода выполнены настолько безукоризненно, что строгие судьи засчитывают их единогласно. Итак, после первого движения Богдановский впереди на 10 кг. Это очень весомая заявка на общий успех. Вспоминаем, что в Вене после жима он выигрывал у Джорджа пять килограммов, в Мюнхене - семь с половиной.   Противники отдыхают перед следующим упражнением. Наша комната отдыха рядом со сборной США, через фанерную стенку отлично слышно все, что там происходит. За перегородкой сначала тихо. Джордж, подавленный натиском нашего богатыря, молчит. Не тревожат его поначалу и тренеры: надо дать отдохнуть спортсмену от большого физического и нервного напряжения. Но вот вошел Чарльз Винчи и с ходу предложил:   - Питер, помолись, почитай молитвенник. Я это делал все время. Господь бог поможет тебе победить русского безбожника-коммуниста...   Шутка? Нет, слышим голос Джорджа, читающего свою молитву.   А в нашей раздевалке шумно и весело. Федин наставник, Яков Григорьевич Куценко, потирая от удовольствия руки, рассказывает какую-то забавную историю. Настолько забавную, что Богдановский и все присутствующие здесь смеются. И на одно мгновение задумываюсь: как воспринимают этот взрыв смеха там, за перегородкой?   Но веселье и у нас длится недолго. Его обрывает сам старший тренер:   - Ну, ребята, погоготали и хватит. Уже пора готовиться к рывку. Пойдем, Федя, в зал для разминки.   Питер Джордж уже здесь. По происхождению он болгарин, родной язык знает, и все мы его поэтому довольно хорошо понимаем. Вот он подходит к Богдановскому и, показывая на распятие, говорит:   - Смотри, Иисус Христос помог мне победить тебя в Вене и в Мюнхене. Поможет и здесь...   Это, безусловно, своеобразная психологическая атака. Федор очень метко отражает ее:   - Не выйдет! Надо силу иметь, тогда господь бог поможет. Я сильнее сегодня, он мне и окажет милость.   Джордж очень недоволен.   - Безбожник. Откровенный безбожник, - шепчет он. Перед каждым подходом к штанге Питер молился.   Но на этот раз и в самом деле бог оказался немилосерден к американскому атлету. В рывке Джордж сумел отыграть у нашего атлета всего пять килограммов.   Следующее упражнение -толчок. Богдановский фиксирует 165 кг, а в сумме набирает великолепный результат- 420 кг. Джордж во втором подходе одолел вес 162,5 кг. Чтобы сравняться со своим грозным соперником, американцу необходимо поднять 170 кг, что на два с половиной килограмма выше официального мирового рекорда.   Делать нечего- американец идет ва-банк. Но психологически он уже давно сломлен, и силы совсем оставили его: едва подняв штангу до уровня колен, спортсмен бросает ее на пол.   Победа! Замечательная победа Федора Богдановского. Зрители приветствуют нашего штангиста, а он сам еще не верит в свое счастье. Не верит, что завоевана золотая медаль - плод многолетнего кропотливого труда, колоссального нервного напряжения, долгих и мучительных переживаний.   Утром в газетах рядом с портретами киноактрисы, голливудской звезды Грейс Келли, ее супруга принца Монако, рядом с фото английской принцессы Маргарет и влюбленного в нее капитана английской королевской гвардии мы увидели огромные портреты простого парня из Вышнего Волочка Федора Богдановского. Обозреватели посвятили ему большие статьи, давая более чем восторженные оценки. Приведу лишь некоторые из них;   Джон Терпак (США): "С большим и искренним удовольствием приветствую нового олимпийского чемпиона, нарушившего победную поступь спортсменов моей страны в полусредней весовой категории. Уверен, что успех ленинградца оправдан со всех точек зрения. Мне кажется, что он носит не только прочный, но и стабильный характер, что появление этого чемпиона будет означать собой новую эру для полусредневесов!"   Джон Брунс (Австралия): "Едва ли в ближайшее время в полусредней весовой категории найдется спортсмен, способный свергнуть Федора Богдановского. Всеобщее мнение таково, что это - чемпион надолго!".   Я специально привожу все эти высказывания. Они полностью совпадали с той оценкой, которую давали возможностям Федора Богдановского советские специалисты, и прежде всего тренеры нашей сборной. Его физический и технический потенциал был огромен. Но далее произошло то, что являет собой один из самых ярких и незабываемых уроков спортивной психологии.   Чтобы читателю все стало предельно ясно, я позволю себе вернуться в 1954 год, на уже упоминавшийся мной чемпионат мира в Вене. На следующий день после окончания состязаний полусредневесов мы сидели вместе с Федором Богдановским на трибуне и наблюдали за ходом борьбы в следующем разряде (средний вес). От нас здесь выступал олимпийский чемпион Хельсинки могучий и волевой Трофим Ломакин, а от американцев - Томми Коно. Тогда он только еще начинал свою блестящую впоследствии карьеру, но уже имел золотую медаль олимпийского чемпиона в легком весе (Хельсинки, 1952 год) и чемпиона мира в полусредней весовой категории (Стокгольм, 1953 год).   Руководители советской сборной и мы, спортсмены, входившие в состав главной команды страны, единодушно считали, что Ломакин сумеет остановить знаменитого, американца. Но события опровергли наш оптимизм. Как известно, в ту пору Трофим Ломакин считался одним из самых сильных жимовиков. Но именно в жиме Томми Коно блестяще обыграл его, подняв 140 кг, тогда как его соперник зафиксировал вес 137,5 кг.   После выполнения рывка у нас вновь появилась твердая надежда. Здесь Ломакин (130 кг) не только догнал Коно (122,5 кг), но и обошел его. На трибунах спорили: кто в конце концов осилит?   Федя Богдановский сказал мне:   - Должна быть острая борьба...   Но, увы, ее-то мы и не увидели. Ломакин остановился на весе 160 кг, а Томми сделал только первый подход на 162,5 кг, потом последовательно поднял 167,5 и 172,5 кг.   В результате прекрасная сумма - 435 кг. У Ломакина - 427,5 кг.   Что же, всякое бывает в спорте - на то он и спорт. Но хорошо помню, что Федора Богдановского выступление гавайца буквально потрясло. Весь путь до гостиницы, который мы проделали пешком, мой товарищ только и делал, что говорил о победителе:   - Ты видел, какая у него прекрасная фигура? У этого спортсмена практически нет нервов. Видел, в любой ситуации он невозмутим?   - Ну, это ты уж преувеличиваешь, - пытался возразить я. -Томми, безусловно, очень талантливый спортсмен, но такой же человек, как мы все.   - Нет, не такой...   На чемпионате мира 1955 года и на Олимпийских играх в Мельбурне Федор не спускал глаз с Коно, и убедительные, действительно яркие победы гавайца (в Мюнхене он обошел В. Степанова на 10 кг, а в Мельбурне - на целых двадцать!) производили на моего ленинградского друга прямо-таки необычное, гипнотизирующее впечатление.   Что ж, тут пожалуй, самый раз дать общую оценку Томми Коно. Десять лет ярко светила его звезда на тяжелоатлетическом небосклоне. Комментируя его выступления на помосте, отмеченные непреклонной волей, мужеством, журналисты на всех языках называли Коно "железным гавайцем". Потому что в любой ситуации, во встрече с любым соперником он неизменно искал пути к победе - и находил их. Томми - шестикратный чемпион мира, двукратный олимпийский чемпион, автор 26 мировых рекордов, установленных в четырех весовых категориях (67,5-75-82,5 и 90 кг). Такого еще никому не удавалось ни до него, ни в его бытность, ни по сей день. Среди великих богатырей планеты он едва ли не самый великий.   В 1968 году Томми Коно выпустил первое издание книги своих воспоминаний, которому дал название "Незаходящее солнце". Сразу скажу, что определение это он относит отнюдь не к себе, а к спорту в целом, к радости спортивной борьбы, к незабываемым праздникам и встречам атлетов мира. Есть в этой книге и слова, которые относятся непосредственно к его сопернику из Ленинграда. "Моя звезда, - сознается Томми Коно, - могла бы закатиться куда раньше. У меня начиная с пятьдесят седьмого был очень грозный соперник- Федор Богдановский. В Тегеране, в Стокгольме и отчасти в Варшаве он имел реальные шансы обойти меня, но, слава богу, этого не произошло...".   Мне довелось быть на двух из трех турниров, о которых идет речь, и я могу с полным основанием утверждать, что физически в них ленинградец был сильнее, а проигрыши его носили чисто психологический характер.   Память еще раз возвращает в Тегеран. Ноябрь 1957 года. Очередной чемпионат мира. Советская сборная ведет победное наступление. В легчайшей весовой категории золото завоевывает Владимир Стогов, в полулегкой- Евгений Минаев, в легкой - Виктор Бушуев. Настроение у всех радостное, такого душевного подъема я еще не наблюдал в команде никогда. И только Федор Богдановский ходил по отелю мрачнее тучи.   Уже на первой тренировке, задолго до начала соревнований, увидев Томми Коно более изящным, подтянутым до предела, мы поняли, что он не только отказался от мысли перейти в полутяжелый вес, а, наоборот, отправился в полусредний. Узнав об этом, наш Федор был сам не свой.   - Против Коно я ничего поделать не смогу, - не раз откровенно заявлял он.   Ребята и особенно Яков Григорьевич Куценко (он же и непосредственный наставник ленинградца) всячески объясняли Федору, что его форма гарантирует успех, что Коно резко уступает ему на данном этапе физически. И все это было чистой правдой.   Однако страх перед грозным именем Коно был так велик в сознании нашего товарища, что он сам себя мысленно заранее обрекал на поражение. В конце концов именно эта психологическая неустойчивость и решила исход дела.   В самом деле, обратимся к фактам. Вот как складывалось состязание. В жиме американец (135 кг) ушел несколько вперед по сравнению с нашим атлетом (132,5 кг).   Однако после рывка (127,5 кг) уже Федор имел преимущество перед Коно (122,5 кг) и в этом движении, и по сумме двух. Иными словами, он имел перед соперником огромную моральную фору.   Начинается толчок. Обстановка складывается здесь как нельзя более благоприятно для нашего атлета: американец финишировал, взяв вес 162,5 кг, а Федор поднял во втором подходе 160 кг. Таким образом, у обоих спортсменов по 420 кг. Но Коно уже зритель, а у ленинградца одна официальная попытка.   - На штанге 165 килограммов! - объявляет судья-информатор. - К снаряду вызывается Федор Богдановский.   Стоит ему взять этот вес, и он бесспорный чемпион мира. Под силу ли такое нашему товарищу? Бесспорно! 165 кг он уже толкал в Мельбурне, а также на двух-трех внутренних турнирах. Сейчас его физическая готовность превосходная, а тактическая ситуация - лучше не придумаешь.   И вот огромный зал замер. Федор прекрасно взял штангу на грудь, вытолкнул се вверх по всем правилам.   - Ура!   - Победа! - кричат наиболее нетерпеливые из нас.   Но тут произошло непредвиденное: Федор бросил штангу на помост, не дождавшись команды "опустить".   - Что такое? В чем дело? - подскочил к нему Яков Григорьевич.   - Да он просто побоялся выиграть у Коно, - сказал, досадливо махнув рукой, капитан нашей сборной Аркадий Воробьев.   Федор даже и не пытался отрицать это. Наоборот, подтвердил:   - Как подумал, что обхожу "железного гавайца", так страшно стало, и руки как ватные...   Итак, на этот раз Коно и Богдановский закончили с одинаковой суммой, но американец опять оказался более счастливым- его выручил собственный вес. А Федя был в тот раз в нашей команде единственным получившим не золотую, а серебряную медаль. Если в Тегеране он все-таки был героем и сражался до последнего, то дальше дела пошли все хуже и хуже. Поражение в Тегеране стало для Богдановского психологической травмой.   Яков Григорьевич Куценко, все товарищи по сборной всячески стремились помочь Федору, поднять его настроение. Мы объясняли ленинградцу, что его возможности шире, что он моложе, сильнее, что уже и опыта хватает.   Федор все понимал и в перерыве между крупными международными состязаниями радовал высокими, стабильными результатами. Посудите сами, он чемпион СССР 1956, 1957, 1958 и 1959 годов и четырехкратный чемпион Европы, обладатель семи мировых рекордов, в том числе двух - в сумме многоборья. Его успехи па внутреннем и на европейском помосте заставляли надеяться, что вот уж в следующий раз ленинградец обязательно поднимется па самую главную, самую заветную вершину.   Но наступала пора испытания, наступала очередная встреча с Томми Коно, и Богдановского словно подменяли. В Стокгольме на чемпионате мира 1958 года он уступил "железному гавайцу" уже семь с половиной килограммов, столько же проиграл и в следующем году в Варшаве.   А впереди были очередные Олимпийские игры, форум лучших атлетов мира в Риме. Конечно, серебряные медали, которые завоевывал Богдановский на главных состязаниях планеты, нас, в принципе, тоже устраивали - они были весомым и достойным вкладом в общую копилку советской тяжелой атлетики. Но нас не устраивала легенда о якобы непобедимости, несокрушимости Коно. Нас не могла удовлетворить психологическая окраска дуэли Коно-Богдановский. И тренеры стали искать разгадку труднейшей загадки, которую задала всем нам спортивная жизнь. Они стали рассматривать всевозможные варианты в преддверии XVII летних Олимпийских игр. Вот тогда кто-то и назвал имя Александра Курынова.   Александр Курынов! У него, как и у каждого человека, далеко не всегда бывало хорошее настроение. Но при встрече со знакомыми он всегда, во всех случаях был одинаково приветлив, внимателен и так заразительно улыбался, что казалось - он лично хочет сделать счастливыми всех на свете.   И в дни начала своей спортивной карьеры, и в момент наивысшей славы Александр откровенно не любил давать интервью. Вид блокнота, карандаша или "вечной" ручки немедленно стирал улыбку с его лица, делал его настороженным, даже чуть злым. Может, именно поэтому у нас почти не сохранилось о нем ни хороших очерков, ни подробных статей. А жаль! Это была исключительно одаренная личность, это был очень интересный, яркий, многогранный человек (я пишу "был", потому что в 1973 году, прожив на свете всего тридцать один год, Саша безвременно ушел от нас, сраженный неизлечимой болезнью).   Его приобщение к спорту началось с дружбы с преподавателем физкультуры Казанского авиационного института Владимиром Александровичем Павловым, бесспорно лучшим в ту пору тренером Казани по тяжелой атлетике. Павлов сразу заметил в парне незаурядные способности.   Но путь Александра к силе и мастерству, особенно на первых порах, был осложнен тем, что его родной дом находился далеко от Казани, в одном из маленьких поселков Владимирской области. А харчи у студента-иногородника, особенно в ту трудную пору восстановления, легко догадаться какими были: перехватил с утра в буфете чего-нибудь и на целый день вроде бы хватает. Вот и хитрил частенько Владимир Александрович; пригласит любимого ученика к себе домой, сыграет одну партию в шахматы, поговорит об учебном плане и как бы ненароком заставит перекусить да и еще с собой заставит вкусненького взять.   Спортивные результаты Курынова росли и... падали, потом опять росли, но не так быстро, как этого хотелось. И чем больше он думал о штанге, чем больше начинал отдавать ей сил, тем... хуже она поднималась. Тренер в таких случаях давал один и тот же совет:   - Поезжай, Сашок, на лето домой, отдохни, подкрепись как следует.   В пятьдесят шестом произошло первое "чудо": вернувшись из деревни, Саша выполняет норматив мастера спорта, а месяцем позже выигрывает звание чемпиона республики в легкой весовой категории. В следующем сезоне он уже первый силач на первенстве краев и областей РСФСР.   Большим событием лично в моей спортивной жизни стало первенство Советского Союза 1958 года, проходившее в городе Сталино (ныне Донецк). Туда я приехал в звании чемпиона мира и члена "Клуба 500". В ходе соревнований установил новый рекорд страны в сумме классического троеборья - 505 кг, Было много радости, много добрых пожеланий, пришлось дать не одно интервью журналистам.   Несмотря на вес это, я хорошо помню, что именно тогда впервые увидел Курынова. Он занял второе место, вслед за Федором Богдановским, набрав совсем неплохую для себя сумму - 407,5 кг. Но главное, что подкупало в нем, - какая-то особенная мягкость движений, техничность в сочетании с отвагой, напористостью, готовностью к риску. О студенте из Казани заговорили специалисты. Но Богдановский был впереди на 10 кг, а наш вид спорта любит прежде всего точные измерения. И до поры до времени о Саше если и говорили в "высших" сферах, то лишь как о надежде, как о человеке, с которым связывается лишь пока плохо просматриваемое будущее. И, конечно, на очередной чемпионат мира в Стокгольм поехал опять ленинградец. И опять, как я уже писал, проиграл своему грозному сопернику.   И надо же такому случиться, что в одной и той же стокгольмской газете мы прочли одновременно и репортаж о вчерашнем проигрыше Богдановского, и сообщение ТАСС о том, что советский штангист полусреднего веса Александр Куры нов побил два мировых рекорда Томми Коно, показав в рывке 134 и в толчке 169,5 кг. Вот тогда я и услышал впервые от Якова Григорьевича Куцёнко следующую фразу:   - А не сыграть ли нам этой картой против гавайца?   Через месяц Курынова пригласили на очередной учебно-тренировочный сбор главной команды страны. Мы с ним познакомились и сразу подружились. Меня привлекли в нем удивительная серьезность, рабочая обязательность- качества, которые я больше всего ценю в любом человеке. Он много работал над техникой, точно выполнял задания и ничем не стремился выделиться. Казалось, ему безразлично, будет ли он у нас первым номером или вторым.   - Умеет скрывать свои чувства, - отметил однажды Яков Григорьевич и чему-то загадочно улыбнулся.   А жизнь шла своим чередом. В конце пятьдесят восьмого в Горьком проходило командное первенство СССР. Здесь Саша впервые обошел Богдановского, но результаты у обоих были слабые, так что никто исходу этой дуэли не придал особого значения. Тем более что следующим летом в финале II Спартакиады народов СССР Федор Богдановский вновь нанес Саше Курынову жестокое поражение, обойдя его в сумме на 12,5 кг. А в самом начале следующего года установил новый мировой рекорд в жиме.   И все-таки, когда стали сколачивать олимпийскую команду, Яков Григорьевич Куценко предложил на тренерском совете федерации:   - Давайте выставим в полусредней категории Курынова. Это самый настоящий боец, человек, для которого не существует авторитетов.   Не скажу, чтобы это предложение сразу встретило единодушную поддержку или даже всеобщее понимание. Нет, были яростные споры, были непримиримые противники такого хода. Тогда снова встал Куценко.   - Все знают, что Богдановский мой непосредственный ученик. Больше того, любимый ученик. Но он сам заявил, что не может сражаться с Коно и снова проиграет ему. А зачем же нам дарить американцам верную золотую медаль? Учтите и другое: одно появление Курынова на олимпийском помосте собьет с толку Коно, заставит его изрядно поволноваться. Надо же считаться с психологией, товарищи! Еще раз ставлю вопрос на голосование.   На этот раз за Сашу проголосовало подавляющее большинство. А я в этот миг вспомнил Мельбурн. Вспомнил, как после своей очередной золотой победы Томми, окруженный толпой репортеров, говорил:   - Мои планы, моя мечта - стать первым штангистом мира, которому удалось три раза подряд стать олимпийским чемпионом. Для этого па четыре года отложу женитьбу и не буду отвлекаться бизнесом.   Казалось, ничто и никто не может остановить его на пути к этой заветной цели.   Главным оружием Коно была его психологическая подготовленность, воля к победе, его авторитет. И вот наконец среди его противников появился первый, для кого авторитет Коно ничего не значил. Во всяком случае, Курынов убеждал себя в этом. "Главное - как бороться, а не с кем бороться". Он постоянно приучал себя к этой мысли. Он, конечно, думал о Коно, изучал его, строил различные варианты будущей борьбы, но здесь ничего не было от робости перед авторитетом. Нужно выполнить намеченное и девять раз взорваться!   С американцами мы встретились в день нашего приезда в Рим. По традиции вопросы о спортивной форме, о возможностях атлетов не задавались. Предварительная разведка всегда откладывалась на второй день и осуществлялась всеми проверенными методами.   - А где же Богдановский? - спросил меня Коно.   - Дома. Мы, как всегда, оказываем предпочтение лучшему.   Томми пожал плечами, но на лице его нетрудно было различить и удивление, и даже некоторый испуг.   Тяжелоатлеты завершали Олимпиаду, и поэтому за время длительного пребывания в Риме предусматривались еще и контрольные тренировки для всей команды. На одной из них Курынов уверенно показал в жиме 135, рывке 130 и в толчке 165 кг.   Коно не заставляет себя ждать. Его, видимо, мало радовала возрастающая популярность Курынова. Он решительно напоминает о себе: в одной из прикидок он показал в жиме 142,5 кг, рывке 130 и в толчке 165 кг. Здорово, ничего не скажешь.   Психологическая борьба началась. Соперники достойны друг друга. Как сложится борьба? Чьи результаты и мастерство будут более устойчивыми, а нервы более крепкими и надежными?   Одна итальянская газета сообщила, что она готовит приз для Курынова, другая газета - французская - вдогонку предложила пари на любую сумму с каждым, кто ставит против Коно.   Я много наблюдал за поведением атлетов перед соревнованиями. Это важно, чтобы определить степень уверенности или волевого износа. Большинство спортсменов накануне состязаний меняются: они ведут себя бурно, раздраженно, им многое мешает.   Другие сомневаются в задуманной тактике. Третьи молчаливы, их гнетет предстоящий выход на помост. Люди различны, но почти всем им редко удается спрятать себя за маску непроницаемости и внешнего хладнокровия.   Спокойствие Курынова удивляло. Все, что бы он ни думал, о чем бы ни говорил, исключало его из привычной для нас беспокойной, несколько тревожной обстановки. Он производил впечатление беспечного туриста, с увлечением осматривающего Рим. Он смеялся у телевизора, бродил по Олимпийской деревне, почти ничего не говорил о соревнованиях.   Коно блестяще начал игру. Он удачно вышел со своим главным козырем- жимом, показав 140 кг, опередив Курынова на пять килограммов. Это не было ни для кого неожиданностью: на эти результаты рассчитывали обе воинствующие стороны.   Второй этап борьбы - рывок -потряс зрителей. Коно лишь на третьем подходе фиксирует 127,5 кг. Здесь уже зримо наметилась трещина, начало поражения гавайца. 132,5 кг, мастерски поднятые Курыновым, ликвидировали разрыв.   Восемь часов длится поединок. Время здесь - враг. Атлеты - люди взрыва, им нужно всего лишь девять раз подойти к штанге. Каких-то 20-30 секунд нужно для всей этой работы. 30 секунд! А ожидания - долгие часы! Тяжело!   Курынов ходит, немного лежит, перебрасывается какими-то фразами, часто полощет горло -все это очень спокойно. Потом мы выходим в парк. С нами Яков Григорьевич Куценко. Я пытаюсь рассказать что-нибудь отвлекающее, веселое. Ломаю голову, силясь припомнить какой-нибудь анекдот. Курынов понимающе смотрит на меня и сам рассказывает об одном нашем чемпионе, которому здесь, в Риме, уступали место в автобусах даже пожилые люди. Он был удивлен, и когда поинтересовался причиной такого внимания, то узнал, что его считали инвалидом: он носил на груди значок инвалида, выменянный на улице у одного итальянца.   Приближается финал. Еще полчаса, и станет ясно, будет ли Коно единственным спортсменом мира, обладающим титулом трехкратного олимпийского чемпиона.   Разминка закончилась, а вызов на помост затягивался.   Тренеры Коно медлят давать заявку на начальный подход. Это тактика. Курынов тоже не торопится. Зачем? Начав первым, ты даешь возможность идти по своим следам. Кто же начнет?   Томми наконец не выдерживает. Он долго колеблется, советуется и первым идет на 160 кг. На табло три белые лампочки. А через три минуты зрители аплодируют Курынову, который толкает 162,5 кг. На штанге 165 кг. Второй раз подходит Коно к штанге.   Тысячеголосый стон раздался, когда американец не смог поднять этот вес. В команде смятение. Все наблюдают за Томми. Он не любит возле себя много советчиков. С ним всегда только Бергер - его друг. Вот и сейчас он что-то быстро говорит Коно, кутает его в одеяло.   Коно отказывается вторично выходить на штурм 165 кг. Он сохраняет третий подход для финала драматически сложившейся борьбы.   Курынов заказал 167,5 кг. Последние минуты. Последний подход и...   Коно сидит в углу. Закутался в одеяло. Молчалив. Закрыл глаза. Недалеко от него стоит Гофман. Он не отрывает от него взгляда. Только 170 кг могут сейчас спасти Коно. 170! Последняя надежда. Последняя...   Коно надевает очки, медленно подходит к штанге, потом почему-то опять уходит с помоста. Тишина. Вот он снова у штанги. Медленно надевает очки. Его лицо непроницаемо, и только какая-то мертвенная бледность, резко проступающая на смуглом лице, выдает его волнение. Он берется за гриф... Невероятное усилие, но... Какой-то надломленный уходит Коно с помоста. Таким мы видели его впервые.   Не дождавшись, пока затихнет гул разочарования, Курынов выходит на помост. У него есть еще один подход. На штанге 170 кг. Зал неистовствует. А Курынов закрепляет свою победу над Коно, устанавливая новый мировой рекорд в троеборье - 437,5 кг. Это на семь с половиной килограмма выше рекорда гавайца, установленного в 1958 году на чемпионате мира в Стокгольме.   И только утром, когда почтальон выгрузил нам на стол ворох газет с фотографиями Саши, когда в окнах появились первые любопытные лица, только утром мы по-настоящему поняли, что произошло.   Римская Олимпиада была необыкновенно богатой на сенсации, которые тогда преподносились во всех видах спорта. И все-таки могу с полным основанием сказать, что поражение "непобедимого" гавайца было едва ли не самой главной и самой шумной из них. Ведь Коно не просто уступил первенство, он практически оказался раздавленным натиском своего юного соперника, проиграв ему целых 10 кг в сумме! Такого никто не мог предполагать.   "История мирового спорта, - писала французская газета "Экип", - обогатилась еще одним ярким, потрясающим примером, когда мудрая тактика и тонкая психология сокрушают, казалось бы, несокрушимое. Сменив могучего, но слишком подверженного эмоциям Федора Богдановского на еще никому не известного Александра Курынова, русские тренеры поставили перед Томми Коно труднейшие задачи и, по существу, совершили почти сказочные превращения: кошка стала мышкой, а мышка - кошкой".   Между прочим, это прекрасно понял и сам Коно. На чемпионате мира 1961 года в Вене он побоялся быть в одной категории с волжанином (и это "железный Коно") и переметнулся к средневесам, где был только третьим после нашего Рудольфа Плюкфельдера и венгра Гёза Тота. На следующий год в этой же категории он уступил соотечественнику Тота Верешу. А инженер из Казани заслуженный мастер спорта, кавалер ордена Трудового Красного Знамени Александр Курынов еще трижды - в 1961, 1962 и 1963 годах-с блеском побеждал на чемпионатах мира, и французский журналист Пьер Либо очень метко назвал его "укротителем тигра". Но самую лучшую характеристику дал Курынову Томми Коно. Он сказал на пресс-конференции в олимпийском Риме:   - Это самый грозный, самый волевой штангист, с которым мне когда-либо доводилось встречаться. Он достоин победы и славы.   Дни пребывания па XVII летних Олимпийских играх позволили мне стать непосредственным свидетелем еще одного выдающегося урока спортивной психологии, который преподнесли наши спортсмены и тренеры. С радостью и гордостью берусь за рассказ об этом.   Замечали ли вы одно крайне интересное явление? Популярность каждого вида спорта в мире прямо пропорциональна мастерству его лучших представителей. Я помню еще, как в довоенные годы на центральном стадионе "Динамо" не оставалось ни одного свободного места, когда на беговой дорожке выступали братья Георгий и Серафим Знаменские, а в секторе для прыжков - Николай Озолин. После победы в Великой Отечественной войне глубокий и всеобщий интерес к отечественной легкой атлетике поддерживали Владимир Куц и Петр Болотников, Ардальон Игнатьев, Василий Кузнецов. Наши фигуристы вышли на широкую международную арену уже вскоре после окончания войны, но всеобщее поклонение этому виду началось с легкой руки таких чародеев льда, как Ирина Роднина, Людмила Пахомова и Александр Горшков.   Когда в 1955 году Пауль Андерсон устанавливал свои феноменальные рекорды, о тяжелой атлетике заговорило все человечество, заговорили миллионы людей, никогда прежде не проявлявших никакого интереса к борьбе человека с металлом. Что ж, такова прекрасная роль великих спортсменов: они будоражат сознание, показывают нам неограниченные возможности человека, увлекают за собой на подвиг.   Так вот, накануне Олимпиады в Риме буквально весь мир заговорил о прыжках в высоту. "Виной" тому был американский спортсмен Джон Томас. Весной 1960 года этот очень талантливый негритянский парень довел мировой рекорд до 2 метров 22 сантиметров. Никто и нигде в ту пору не показывал таких результатов. Достаточно вспомнить, что рекорд Советского Союза (он же был одновременно и европейским) принадлежал Юрию Степанову и выражался куда более скромной цифрой - 2 метра 16 сантиметров. Победитель II Спартакиады народов СССР, проходившей летом 1959 года, Игорь Кашкаров прыгнул всего па 2 метра 11 сантиметров.   Можно без преувеличения сказать, что призрак Грозного имени Джона Томаса безраздельно витал в ту пору над странами и континентами. Очень авторитетный западногерманский журнал "Легкая атлетика" в предолимпийском обзоре, посвященном предстоящим встречам в Риме, писал: "Олимпийская программа по легкой атлетике насчитывает сегодня 24 вида у мужчин и 10 у женщин. Но в этом многообразии есть лишь один номер, где победитель уже практически известен и где золотую медаль можно вручать хоть сегодня. Читатель, вероятно, догадывается, что речь идет о прыжке в высоту с разбега у мужчин и о недосягаемом Джоне Томасе".   Не будем слишком придирчивы к этой оценке. Журнал был далеко не одинок. Скажу больше: так думали многие, разумеется не исключая и автора этих строк.   И вот летом шестидесятого года я приезжаю по служебным делам в подмосковный дачный городок Мала-ховка и здесь на чудесной спортивной базе, расположенной в хвойном лесу, встречаю наших "высотников" и их наставника - заслуженного мастера спорта, заслуженного тренера СССР, доктора педагогических наук, профессора Владимира Михайловича Дьячкова. С этим замечательным специалистом, мудрым, опытным человеком я был знаком и прежде. Поэтому счел возможным спросить его, на какие места, кроме, разумеется, первого, они рассчитывают в Риме.   - А почему вы исключаете для наших ребят первое? - не без злости спросил он.   - Так ведь Томас...   - Господи, вот затвердили все - Томас да Томас! Он ведь тоже человек. Да побьем мы этого самого Томаса, вот увидите!   Неподалеку стояли его ребята, и я был убежден, что весь монолог произнесен Владимиром Михайловичем для поднятия их духа. "Не может же он, в самом деле, всерьез рассчитывать перепрыгнуть американца!" - говорил я сам себе. Но все же стал внимательно следить за "командой Дьячкова".   По существу, вся основная тренировка проводилась в сосновом бору. Здесь, на упругом ковре, выложенном природой из сосновых игл, дыша чудесным воздухом, наполненным запахом хвои, ребята выполняли огромную по своему объему тренировочную работу легко, радостно, с хорошим эмоциональным настроем. Только два раза в неделю они появлялись на стадионе, расположенном также в лесу, неподалеку от нашей общей спортивной базы.   Меня тогда, признаюсь, особенно поразило и привлекло следующее обстоятельство: кроме постоянной шлифовки техники спортсмены под руководством Дьячкова постоянно в прыжковой работе моделировали условия затяжных соревнований, с которыми им придется столкнуться на Олимпийских играх.   - Прежде всего нужно научить ребят терпению, - говорил Дьячков.   Для этого на тренировках между каждой попыткой умышленно устраивали перерыв в пять-десять и более минут. При этом каждый спортсмен знал, какую высоту он будет преодолевать. А иногда тренер применял следующий прием. Атлет, допустим, готовится преодолеть 2 метра 6 сантиметров, он знает это, но ему, как на соревновании, объявляется:   - Высота 2 метра 12 сантиметров... Последняя попытка... Прыгает Роберт Шавлакадзе.   Я интересовался:   - К чему такое? Не лучше ли реально поставить названную высоту?   Владимир Михайлович терпеливо объяснял:   - Применяя такой метод, Алексей Сидорович, я преследую ряд задач. Во-первых, не перегружать нервную систему ребят, дать им поработать на вполне доступных рубежах; во-вторых, приучить брать каждую высоту как решающую, брать с первой попытки; в-третьих, постоянно мысленно готовиться к преодолению более сложных рубежей; в-четвертых, максимально приблизить каждое занятие к тем реальным турнирным условиям, в которых им придется выступать на Олимпиаде.   Такая архисерьезная, отмеченная глубоким психологическим содержанием работа меня в ту пору просто восхитила и заставила несколько по-иному смотреть на вещи. Но все же в один из вечеров я спросил у Владимира Михайловича:   - Знаете ли вы, что многие считают нереальным, просто невозможным бороться на данном этапе с Томасом?   - Знаю, конечно, - ответил он без всякой обиды.   И что самое страшное - так долгое время думали и сами спортсмены. В этих условиях перед нами, руководителями, стоит задача изменить это мнение, показать спортсменам реальные возможности нашего успешного противостояния "бостонскому кузнечику". Для этого нами составлен специальный план. Он основывается на учете двух весьма важных моментов. Первое -Джон Томас установил свой действительно феноменальный рекорд в апреле, а это значит, что он слишком рано достиг пика спортивной формы и поддержать ее на должном уровне в течение длительного времени не сможет. А следовательно, результаты его будут неизбежно снижаться. Второе - для наших прыгунов расчет произведен по прямо противоположному варианту; их спортивная форма, а с нею и результаты должны постепенно возрастать к основным срокам. В конце концов они сравняются точно или приблизительно. И тогда Джон Томас, привыкший к успехам, к ошеломляющим рекордам, к поклонению толпы, к победам без борьбы, не сможет выдержать напряжения бескомпромиссного поединка. Вот в чем дело. И эту мысль я постоянно вдалбливаю в сознание своих ребят.   Я слушал и... учился. Учился мудрости тренерского умения видеть будущее, точно, подобно шахматному гроссмейстеру, рассчитывать варианты на много ходов вперед. Передо мной, несомненно, был один из сильнейших спортивных психологов. И именно тогда, на тихой спортивной базе в Малаховке, я искренне поверил, что в Риме грянет ошеломляющая спортивная сенсация.   Так получилось, что на XVII летних Олимпийских играх штангисты выступали в последние дни. Я уже закончил свои выступления на помосте и в свободное время решил посмотреть, чем же кончится эпопея высотников. И не жалею об этом. То, что я увидел, останется во мне - да и не только во мне - на всю жизнь.   В Олимпийской деревне советские спортсмены разместились рядом с командой США. Руководители обеих делегаций быстро договорились о проведении совместных тренировок легкоатлетов на стадионе "Аквачитозе". Но когда я приехал туда, то увидел Дьячкова со своими подопечными на трибуне. Подсел, спросил, в чем дело.   - От совместных тренировок я решительно отказался, - сказал Владимир Михайлович. - Мы прыгать с Томасом не будем. Такая встреча немедленно выльется в негласное состязание, которое отберет у моих мальчиков слишком много духовных и физических сил. К тому же нет никакого смысла до поры до времени раскрывать свои карты.   Я еще раз восхитился точностью и глубиной психологических ходов Дьячкова.   И в противовес этому меня удивило тогда поведение Томаса. К тренировочным прыжкам он относился как к соревнованию, работал, как говорится, па пределе. Потом итальянские газеты написали, что он, оказывается, готовил своеобразную психологическую атаку против нас, - дескать, покажу такой класс, такие результаты, что советские прыгуны испугаются.   Я внимательно смотрел в этот момент на наших спортсменов. Они сидели очень спокойно и внимательно наблюдали за Томасом. Джона окружали десятки корреспондентов, сверкали фотоаппараты, вспыхивали "молнии". Дьячков по этому поводу негодовал:   - Как же могут американские тренеры позволять ему так растрачивать себя?   - Они настолько уверены в своем лидере, что готовы позволить ему что угодно.   - Да, да. И это погубит талантливого парня, - резюмировал Владимир Михайлович.   Уверен, что эти его слова тоже были направлены прежде всего в сторону своих учеников и глубоко запали в их сознание.   Понаблюдав за соперником, наша дружина "высотников" приступила к выполнению своего собственного плана. Ребята уезжали на дальний, но хорошо оборудованный стадион "Трефантони". Расположенный в 12 километрах от Олимпийской деревни, он имел свои бесспорные преимущества: фоторепортеры туда почти не заглядывали, не было и докучливых, шумных зрителей. Они работали спокойно, свободно, без какого-либо нервного напряжения.   Уверенность учеников Дьячкова росла с каждым днем. Никто не знал, что накануне того дня, когда прыгал Томас, все трое наших спортсменов - Большов, Брумель, Шавлакадзе -легко и уверенно, по нескольку раз преодолевали высоту 2 метра 11 сантиметров. Они просили поднять планку, но Дьячков не разрешил.   - Вижу, что есть у вас и запас, и азарт, и спортивная злость. Поберегите их до нужного дня.   Не было ни одной детали в жизни спортсменов, на которые не обратил бы тогда внимание тренер. Выяснилось, что у ребят много свободного времени, и он придумал для них турнир по настольному теннису. Вечерами вес ходили в интерклуб и кинозал. Смотрели иностранные, преимущественно итальянские, фильмы, комедии и "мультики", которые очень забавляли.   Ход соревнований я описывать не буду - это знает, вероятно, каждый любитель спорта. Подчеркну лишь, что почти все прошло по плану Владимира Дьячкова. Уже на высоте 2 метра американцы потеряли Джона Фауста, на отметке 2 метра 6 сантиметров сошел герой Мельбурна Чарльз Дюмас. Джон Томас остался против нашей троицы один на один, что уже сильно подорвало его моральное состояние. В конце концов он занял всего лишь третье место. Золотую медаль выиграл Роберт Шавлакадзе, серебряная оказалась у Валерия Брумеля.   Да, поистине великая вещь спортивная психология! Великая вещь мудрость и воля тренера, помноженные на мастерство и волю спортсмена!     БЫТЬ СИЛЬНЕЕ РАВНОГО   Современная жизнь создала мощные стимулы к активным занятиям спортом, а также вызвала небывалый интерес людей к зрелищным мероприятиям. Спорт стал модой века. Растет число его поклонников, растет мастерство лучших из лучших. И состязаться, особенно на турнирах высокого международного ранга, с каждым годом становится все труднее. Степень подготовленности участников исключительно высока. На старт сплошь и рядом выходит по нескольку участников, имеющих совершенно одинаковые результаты и практически равные шансы на победу.   В этих условиях на первый план выступают вопросы психологии, волевой закалки, тонкой стратегии и умной тактики. Впрочем, стратегия и тактика - это тоже психология. Великие спортивные победы сегодня, как правило, одерживает тот, кто задолго до чемпионата мира, олимпиады или любого другого крупного международного состязания умеет с предельной точностью определить своих главных соперников, учесть все их сильные и слабые стороны, сопоставить со своими и па основе этого составить психологический чертеж победы и точно следовать ему.   За свою более чем тридцатилетнюю жизнь в спорте я многое испытал сам и многое видел. Но две дуэли, состоявшиеся за это время на мировом помосте, оставили в памяти неизгладимый след. Это были дуэли равных и, можно с полным основанием сказать, великих спортсменов. Дуэли эти велись на тяжелоатлетическом помосте, но в обоих случаях победа в них была обеспечена не только и даже не столько силой мышц, сколько глубиной и точностью психологического расчета, тонкостью мысли, умением навязать сопернику свою волю, заставить его быть слабее самого себя. Горжусь, что в обоих случаях победу торжествовали мои ученики. Говорю об этом, не боясь обвинения в нескромности, ибо выбираю для этой книги все лучшее из чужого и своего опыта.   1964 год. В столице Японии Токио прошли очередные, XVIII летние Олимпийские игры. На этом форуме лучших атлетов мира не было недостатка в острых, волнующих поединках. Но, по всеобщему признанию, даже среди них совершенно исключительное место заняла дуэль двух советских богатырей, двух штангистов сверхтяжелого веса - Юрия Власова и Леонида Жаботинского.   Напомню ситуацию. Заслуженный мастер спорта Юрий Власов, герой римской олимпиады, четырехкратный чемпион мира, был тогда в самом зените своей славы и в полном расцвете творческих сил. Леонид Жаботинский, мой ученик, только что начинал свою карьеру. Им двоим было доверено выступить в Токио за сборную СССР. Это был,, к слову сказать, тогда первый случай, когда наша страна выставила для зачета двух атлетов абсолютного веса.   Если бы тогда до старта кто-нибудь взял на себя труд опросить знатоков и любителей тяжелой атлетики и выяснить, кому отдается предпочтение в предстоящем испытании силы и воли, можно не сомневаться, что Юрий Власов получил бы 70-80, а то и более процентов голосов специалистов и болельщиков. Когда выходивший в ту пору в Токио иллюстрированный журнал "Олимпийский гороскоп" попросил пятнадцать виднейших тренеров и спортсменов высказать свое мнение, кто среди штангистов будет первым в абсолютной категории, все пятнадцать единодушно назвали Юрия Власова.   Сенсационность победы Жаботинского подтверждает и тот факт, что даже сейчас, много лет спустя, встречаешься с одними и теми же вопросами. Как это произошло? Как это могло случиться?   А в самом деле, как родилась, как готовилась победа, которую считали почти невероятной? С большим удовольствием расскажу об этом.   ...И снова начну с первенства страны 1958 года, проходившего в шахтерском городе Донецке. Это первенство памятно мне и ожесточенной борьбой с Евгением Новиковым и молодым Юрием Власовым. И тем, что я там набрал рекордную сумму -505 кг. И, наконец, тем, что завоевал на нем свою последнюю золотую медаль чемпиона Советского Союза.   Теперь я снова вспоминаю этот турнир, потому что впервые увидел тогда Леонида Жаботинского.   Он сразу произвел впечатление, и в своем дневнике я сделал запись, которую сейчас перечитываю не без чувства некоторой гордости: "Очень понравился мне харьковчанин Леонид Жаботинский. Ему всего двадцать лет, он строен, высок-189 сантиметров, весит 120 кг. Сегодня впервые выполнил норму мастера спорта. Конечно, четыреста сорок по нынешним временам не много, но если парень будет работать, то пойдет далеко".   Через год, весной пятьдесят девятого, я познакомился с Леонидом. Это произошло на спартаковской подмосковной базе, в Тарасовке, где сборная страны вела подготовку к традиционным состязаниям на приз Москвы. Леня собирался установить новый всесоюзный рекорд в рывке, я в этом же движении решил бить мировой, принадлежавший американцу Норберту Шеманскому.   - Что же, я тогда, пожалуй, обожду, - сказал мне Леонид застенчиво. - Мне еще ждать можно...   Там, в Тарасовке, мы много беседовали, делились своими "тайнами". Там я узнал, как пришел Жаботинский в спорт.   Первыми соревнованиями, в которых он принял участие, было первенство Харьковского областного совета общества "Торпедо". Это произошло 18 декабря 1953 года. Тогда он выжал 50 кг, вырвал 50, толкнул 70. Итого в сумме 170 кг. Правда, и собственный вес его был куда меньше, чем сейчас - всего 82,6 кг.   В то время юноша большое внимание уделял общефизической подготовке. Его первый тренер Михаил Светличный умело включал в занятия бег, прыжки, метания, а зимой -лыжные прогулки. Много упражнялся Жаботинский с легкой штангой, причем главное внимание обращал на точность выполнения классических движений. Такая методика позволила Леониду стать отличным "технарем" и, несомненно, явилась фундаментом, на котором выросли будущие успехи.   Результаты Жаботинского росли медленно, даже очень медленно. А между тем стараниями лучших, и прежде всего Юрия Власова, в тяжелой атлетике совершалась подлинная, революция.   В 1961 году на первенстве СССР в рабочем украинском городе Днепропетровске Власов добивается фантастического результата - 550 кг!   Юрий Власов. Великолепный и бесстрашный боец, чуждый каких-либо компромиссов, всегда загорающийся азартом честной и благородной борьбы. Всегда готовый вести ее до конца.   Никогда не забуду чемпионат мира 1962 года в Будапеште. Тридцатидевятилетний американец Норберт Шеманский, о бойцовских качествах которого я уже говорил, отлично подготовился к встрече сильнейших. Честно говоря, подготовился так, как мы и не ожидали.   Но кроме очень высокого мастерства Норберт проявил в тот раз и немало хитрости. Приехав в Будапешт, он каждый раз, когда рядом оказывались наши ребята, демонстрировал свою якобы плохую спортивную форму. Небольшие тяжести на тренировках он поднимал с такими гримасами и ужимками, будто они ему едва поддавались. А за несколько дней было объявлено, что Шеманский получил травму, Мы его видели несколько раз: он хромал, был мрачен и, вопреки обычаю, неразговорчив. Одним словом, вовсю старался убедить Власова, что у того победа уже в кармане. В какой-то мере эта хитрость, вероятно, удалась: Юра хоть и не говорил ничего, но ходил необычайно веселый, все время улыбался. Снял с себя всякую психологическую тяжесть.   И вдруг встретил на помосте такое суровое, такое отчаянное сопротивление, какого американец еще не оказывал никогда. Шеманский в жиме фиксирует 182,5 кг. Юра, по-моему, озадачен и может осилить только 177,5 кг. Такая же картина в рывке: у Шеманского 160 кг, а Власов может осилить всего 155 кг.   Итак, перед последним движением американец имеет запас в 10 кг. Для поединка такого ранга и такого накала это необычайно много. И можно было понять некоторых корреспондентов, которые бросились передавать в свои редакции сенсационное сообщение о проигрыше нашего богатыря. (Кстати, такая информация появилась-таки па следующий день в вечерних выпусках некоторых лондонских и парижских газет).   Я говорю, этих журналистов можно понять, ибо они не знали характера нашего Юры, не знали его великого умения бороться до конца. Норберт Шеманский толкнул 195 кг и набрал поразившую нас всех сумму -537,5 кг. Такой неожиданный результат, такой яркий успех соперника мог, честно признаться, кого хочешь выбить из колеи. Но Власов просит в последнем подходе поставить на штангу 207,5 кг. Это выше мирового рекорда. Это, казалось по тем временам, выше человеческих сил.   Юрий Власов взял этот вес!   И, как отметила венгерская спортивная газета "Непшспорт", если Шеманский показал себя достойным претендовать на лавры победителя, то Власов доказал свое право называться непобедимым...   Итак, результаты Жаботинского росли очень медленно. А Юрий Власов уже в 1961 году показывает 550 кг!   Мне довелось быть тогда на помосте, и я видел, как Леонид Жаботинский подхватил Юрия на руки и отнес за кулисы. Я слышал гром оваций в честь удивительного богатыря, громкие голоса корреспондентов, передававших в свои газеты сенсационное сообщение. Цифра "550" гипнотизировала, привлекала к себе, заслоняла все остальное. И, естественно, никто тогда не обратил особого внимания на то, что Леонид Жаботинский, солдат из города Запорожье, третьим в стране набрал в сумме 500 кг.   А этот факт, право же, стоило выделить. Выделить особо, как знаменательное событие. Ибо именно в тот день у непобедимого Власова появился настоящий соперник, а у советского спорта - еще один великолепный атлет. Именно в тот день для Юрия Власова кончилась "спокойная жизнь", как, впрочем, кончилась она и для Леонида Жаботинского. Между двумя богатырями именно в этот день завязалась ожесточенная творческая дуэль, которой суждено было достигнуть своего апогея в далеком Токио.   Я записал тогда в свой дневник: "Жаботинский оправдывает мои предсказания. Выполнил 500. Уже сегодня - я твердо уверен - готов на большее. Имеем в тяжелом весе хорошее подспорье Власову".   Следующий раз паше свидание с Леонидом состоялось в Тбилиси, на чемпионате страны 1962 года. Я был еще в числе участников, но мысли мои уже были поглощены целиком учебой в аспирантуре и будущей диссертацией. В ней я хотел обобщить многолетний опыт тренировки тяжелоатлетов.   Занятый творческими поисками, я разговорился с Жаботинским, стал расспрашивать его о методе работы. И, к своему огромному удивлению, убедился, что... он этот метод сам толком не представляет. Не имеет никакой системы занятий. Не ведет строгого учета нагрузок. Сразу стало ясно, почему он относительно медленно прогрессирует.   Я посоветовал Леониду прежде всего завести дневник и отмечать в нем каждый свой шаг. С этого разговора, по существу, и началось наше содружество, наша совместная работа, продолжавшаяся до Токио.   Через несколько месяцев мы встретились вновь. У него теперь уже были кое-какие записи, но, честно говоря, они только расстроили меня. Достаточно было даже беглого взгляда на них, чтобы определить: Леонид работает мало и, что особенно опасно, нерегулярно. Чтобы понять, насколько он себя не утруждал, приведу один пример. Когда я готовился штурмовать пятисоткилограммовый рубеж, моя нагрузка нередко достигала восемнадцати тонн за тренировку. Леонид же ко времени нашего знакомства больше пяти тонн за одно занятие не поднимал, да и занимался, как я уже отмечал, от случая к случаю.   Мы серьезно поговорили. Я сказал ему, что спортсмен с его физическими данными и его результатами уже не принадлежит самому себе. Что он ответствен перед страной, перед всем нашим спортом.   - Ты можешь очень понадобиться нам на Олимпийских играх в Токио.   - Я? - искренне удивился он. - Есть ведь Власов.   - Поставь себе целью догнать и самого Власова.   - Догнать Власова, - он улыбнулся, как мне показалось, недоверчиво. Помолчал. Потом вдруг сказал: - Вы говорите, что надо делать...   - Прежде всего нужно установить стройную систему. Идет ли дождь, валит ли снег, стоит ли изнурительная жара - три дня в неделю тренировки.   Конечно, ему, привыкшему тренироваться только по настроению, было нелегко ломать себя. Но он ломал. Работал все упорней. Все строже следил за собой. Через месяц после нашего откровенного и сурового мужского разговора он прислал мне письмо, в котором заверял, что все понял. Оно кончалось следующими словами: "Может быть, и в самом деле мне посчастливится поехать в Токио". Я прочел письмо и улыбнулся. Им завладела большая мечта. А это отлично...   В конце 1962 года Жаботинский впервые выехал со сборной па чемпионат мира в Будапешт. Как это помогло ему! Хотя сам Леонид был запасным, ом понюхал порох настоящего сражения, увидел своими глазами, как достается право называться сильнейшим в мире. И, когда мы возвращались домой, в самолете, он сказал мне:   - Да, Алексей Сидорович, надо трудиться серьезно...   И он продолжал трудиться. Я уже говорил, что техникой он овладел с первых шагов в спорте, и теперь самое главное состояло в безусловном и всестороннем познании своего организма, в правильной и точной дозировке нагрузок. Тут и пригодились его дневники, которые со времени нашего первого разговора он вел безупречно. Дневники помогли нам увидеть хорошее, выбросить плохое, ненужное и найти правильный путь вперед.   В 1963 году Власов и Жаботинский имели две личные встречи. На Спартакиаде народов СССР Леонид набрал в сумме 530 кг против 542,5 у Юрия, по это уже был, в сущности, незначительный разрыв. И лидер отчетливо чувствовал горячее дыхание идущего за ним вплотную спортсмена. К тому же впервые за свою жизнь Леонид стал обладателем мирового рекорда в рывке-165 кг. Прежнее достижение Норберта Шеманского было превышено на килограмм.   Через несколько месяцев предстоял очередной чемпионат мира. В возможности богатыря из города Запорожье поверили. Он был включен в боевой состав сборной страны.   Но Стокгольм 1963 года не принес Леониду лавров и славы: он проиграл и Власову (557,5 кг) и Шеманскому (537,5 кг), оставшись на третьем месте с посредственной для себя суммой -527,5 кг. Правда, и здесь он поднял потолок мирового рекорда в рывке (167,5 кг), но сделал это в дополнительном подходе, и результат, естественно, не попал в сумму.   Вернувшись домой, мы стали детально анализировать причину относительной неудачи (право, многие атлеты мира посчитали бы тогда за высшее счастье оказаться сразу за Власовым и Шеманским, да еще с результатом, превышающим пятьсот). Конечно, многое значило, что Леонид дебютировал на международной арене и, естественно, очень волновался, хотя по натуре это человек, не особенно подвластный эмоциям. Взвинтило его, безусловно, и пристальное внимание прессы, которая в те дни не скупилась па эпитеты в адрес Жаботинского и безапелляционно (вероятно, чтобы вызвать повышенный интерес публики) заявляла, что Леонид приехал в столицу Швеции с решительным намерением сокрушить признанные авторитеты.   И все-таки главная ошибка состояла в том, что, готовясь к Стокгольму, он настраивался па первое место, а не на результат.   Увлекшись внешней стороной борьбы, подчинив вес тщеславию, Леонид лишился нужной сосредоточенности, допустил ошибки и в технике и в тактике. Например, в жиме очень сильно посылал снаряд за голову, часто терял равновесие. В рывке потерял абсолютное чувство баланса, столь необходимое для выполнения этого движения способом "разножка". Наконец, в рынке и в толчке начинал с относительно малых весов, что не позволило ему полностью раскрыть свои возможности.   Итак, Стокгольм не принес радостей, но, несомненно, стал прекрасной школой, помог лучше и четче увидеть себя. Недаром на банкете в честь закрытия чемпионата Леонид шепнул мне:   - Алексей Сидорович, ведь Стокгольм не единственный город на свете. Есть еще и Токио...   Вернувшись на Родину, Жаботинский начал готовиться к этому спору с необычайной энергией, с огромным, прежде не присущим ему трудолюбием.   И вот в марте 1964 года страну и мир облетело сенсационное сообщение: Леонид Жаботинский отнял у Власова мировой рекорд, набрав замечательную сумму - 560 кг.   О богатыре из Запорожья заговорили во весь голос, его имя, его портреты замелькали на страницах газет и журналов, его беспрерывно приглашали на радио и телевидение. Его бесцеремонно называли самым сильным человеком на земле.   Но достижение Леонида продержалось недолго. Юрий Власов на первенстве Европы в июне снова возвращает рекорд себе - 562,5 кг. На этом соревновании, надо сказать, Жаботинский не выступал. Выбор пал на Юрия Власова, как чемпиона СССР и мира (по международным правилам более семи атлетов от каждой страны на первенствах мира и Европы выставлять нельзя, даже вне конкурса), и он оправдал доверие, побив мировой рекорд товарища по сборной на два с половиной килограмма.   Обстановка накалялась. Все ждали с нетерпением, со страстью истинных любителей спорта очной встречи двух богатырей на предстоящем чемпионате страны. О том, какой огромный интерес был проявлен к этим соревнованиям, красноречиво свидетельствует следующий факт: в Киев приехали 139 советских и иностранных корреспондентов. Но не приехал туда... Юрий Власов. Что же, его можно было понять: москвич явно устал, участвуя в двух труднейших соревнованиях - первенство Европы и турне по Франции. Кое-кто шептал, что Власов испугался, но я знаю Юрия и начисто отвергаю эту версию.   В отсутствие Власова Жаботинский впервые в своей жизни завоевал золотую медаль чемпиона страны, набрав в сумме 535 кг.   Газеты более чем холодно прокомментировали этот результат. По тону выступлений печати чувствовалось: общее мнение таково, что шансы запорожца сильно падают. В Леонида переставали верить, так и не поверив по-настоящему.   Но Жаботинский не унывал и даже иногда позволял себе посмеяться над теми, кто, не зная существа дела, судит обо всем по первым внешним признакам. Он улыбался, ибо знал истинную цену всему происходящему. Во-первых, Леонид полтора месяца был занят сдачей экзаменов за четвертый курс пединститута. Во-вторых, в отсутствие главного соперника он решил (на это никто не обратил внимания) попытаться вновь перекрыть рекорды Власова и опробовать именно те веса, которые необходимо будет штурмовать в Токио. И хотя в итоге Жаботинскому не поддался в тот день ни один из рекордов, все же цель в какой-то мере была достигнута: он ощутил по-настоящему их тяжесть, а в некоторых упражнениях даже был близок к успеху.   Что ж, теперь впереди был только Токио. Впереди были Игры, генеральный спортивный форум народов мира.   С сознанием лежащей на нас ответственности мы приступили к заключительному этапу работы. Тщательно проанализировали нагрузки, предшествовавшие удачным и менее удачным соревнованиям. Повысили объем работы. Если, например, нагрузку, принятую Жаботинским за девять месяцев до Стокгольма, считать за сто процентов, то в период подготовки к Токио за этот же срок она возросла до ста пятидесяти.   К Олимпийским играм мы нацелились на определенный результат - 575 кг, рассчитывая к мартовскому рекорду Леонида прибавить полтора десятка килограммов. Это был смелый расчет, но мы верили в его реальность. И мысль о первом месте тоже казалась вполне реальной. Но только до тех пор, пока из Подольска не пришло сообщение, что Власов поднял 580 кг.   Мы были рады блестящему достижению товарища, приблизившего ко всем нам шестисоткилограммовый рубеж.   Но в то же время, не стану скрывать, эта сумма нас потрясла. Шутка ли, ведь потолок мирового рекорда, и без того достаточно высокий, был сразу поднят на 17,5 кг.   В ту ночь мы долго не могли уснуть. В темноте лагерной палатки (мы тогда отдыхали на острове Хортица) нет-нет да и раздавался тяжелый вздох Жаботинского и его восхищенный голос:   - Вот это результат!   Сумма Власова, огромная сама по себе, явилась еще и сильным психологическим ударом для всех тех, кто собирался спорить с ним. Вместе с тем, конечно, она будоражила, звала на новые свершения, заставляла верить в то, во что еще вчера немыслимо было верить...   Суровый и неподвластный эмоциям знаменитый американский тренер, специалист тяжелой атлетики и промышленник Боб Гофман написал о Власове очерк "Зачем ты родился?", в котором попытался ответить на свой собственный вопрос:   "...Ты родился, чтобы показать Человеку самого себя. Показать всем нам, что мы располагаем неистощимым запасом сил, что мы способны творить вещи, которые, пока мы их не сотворили, кажутся нам чудесами... Ты родился, чтобы мы славили тебя за то, что ты прославил свою страну и свой народ..."   Мне бы хотелось отметить еще одну очень важную черту великого спортсмена - его подкупающую разносторонность, его высокую общую культуру. Люди во всем мире, во всех уголках земли знают не только Власова-рекордсмена, но и Власова-инженера, Власова-переводчика, Власова-журналиста и писателя. В своих очерках, статьях, рассказах он утверждал красоту, романтичность, глубокую поэзию тяжелоатлетического спорта. Я убежден, что с приходом на помост Юрия Власова поднимание тяжестей завоевало себе миллионы новых поклонников.   И, воздавая должное нашему замечательному мастеру штанги, хочу обратить внимание на следующий факт. В мировой спортивной историографии, в том числе и в публикациях советских авторов, победы Андерсона, его результаты, их прирост подаются как нечто не знающее прецедента. А между тем... Впрочем, обратимся к языку цифр.   Когда Пауль Андерсон пришел в большой спорт, мировой рекорд для атлетов тяжелой весовой категории в сумме троеборья принадлежал Норберту Шеманскому и был равен 487,5 кг. Когда Пауль Андерсон ушел с помоста, он оставил нам в наследие свое официальное достижение 512,5 кг. То есть прибавил к мировому рекорду в сумме классического троеборья 25 кг!   Власов уже в Риме сделал к рекорду Андерсона точно такое же добавление. А уходя с помоста, он оставил нам в наследство поистине грандиозную сумму - 580 кг! Иными словами, он прибавил к "недоступному" рекорду американца почти 70 (!) килограммов! Он, в первую очередь он, Юрий Власов, подвел мировой тяжелоатлетический спорт к шестисоткилограммовому рубежу и заставил поверить в реальность его успешного штурма. И этим обеспечил себе спортивное бессмертие...   Утром следующего дня Леонид подошел ко мне и предложил:   - Давай-ка посмотрим, что мы еще можем выжать из меня.   Создавшееся положение казалось нам очень тяжелым. Власов оставил Жаботинского без рекордов. Ни в одном движении классического троеборья у нас не было теперь преимущества.   Никогда - ни прежде, ни после этого - я не увидел в Жаботинском такого порыва, такого трудолюбия.   - Надо быть ко всему готовым, - говорил я ему, и казалось, он воспринимает это указание в самом буквальном смысле слова.   Быть ко всему готовым! Ах, если бы все можно было предусмотреть...   На земле Японии нас ждал новый удар: 8 октября, ровно за десять дней до выступления, во время тренировки Жаботинский, выполняя рывок с небольшим весом, получил травму плеча. Теперь уже и победа над Норбертом Шеманским ставилась под сомнение, хотя об этом предпочитали не говорить вслух.   Мы отчетливо понимали всю сложность создавшейся обстановки. Но я продолжал психологически поддерживать в Леониде мечту о победе, а он, в свою очередь, делал все, чтобы укрепить фундамент для нее: тренировался, превозмогая боль. 18 октября, едва проснувшись, Леонид спросил:   - Что же будет сегодня?   - Все нормально, - ответил я. - Наша бригада пока целиком золотая, и ты не нарушишь этой традиции. (Кроме Жаботинского я готовил к соревнованиям Вахонина и Плюкфельдера.)   - Вы верите в это серьезно?   - Верю! - сказал я.   И это было вполне искренне. В надвигающемся поединке у Жаботинского было одно весьма существенное преимущество перед своим грозным соперником: большая психологическая устойчивость, железная выдержка и завидное спокойствие. Юрий Власов не был отнюдь человеком неуязвимым. В нем непонятным образом уживались часто прямо-таки диаметрально противоположные черты. Суровая, мужественная сила и сентиментальность, шедшая, по-видимому от природной поэтичности его натуры. Он был очень чувствителен, и, может быть, именно эта черта увела его раньше времени с мирового помоста. Увела к нашему большому сожалению....   Взвешивание было назначено на три часа, обед - на половину первого. Без четверти двенадцать я посоветовал Лёне отдохнуть. Он приклеил на дверь своей комнаты объявление: "Внимание, не входить, готовлюсь к бою!" - лег на правый бок и, как он потом рассказывал, "провалился".   Через полтора часа, когда я вошел в комнату, он все еще безмятежно спал на том же боку. "Нервы как у космонавта", - подумал я, и настроение еще более поднялось.   Закончилось взвешивание. Жаботинский- 154,4; Власов - 136,4; Шеманский - 120,9...   Жим. Сразу же не ладится дело у Шеманского. Он начал со 180 кг, но взял вес лишь с третьей попытки. Леонид заканчивает на 187,5 кг. Власов с этого веса начинает, потом легко фиксирует 192,5 кг и просит поставить на штангу 197,5. Это выше мирового рекорда. Юрий в отличном стиле фиксирует вес!   Зрители и участники горячо приветствуют нашего атлета. Ко мне подбегает какой-то иностранный корреспондент с переводчиком, кричит на ухо,   - Жаботинский, по-вашему, выбыл из игры?!   - Нет, сражаться будет, но положение у него трудное, - отвечаю незнакомому журналисту.   В самом деле, трудное начало для Леонида. Проиграть на старте сразу 10 кг Власову - это могло бы выцвести из равновесия любого. Но Леонид спокоен. Удивительно спокоен.   Начинается рывок. "Как будет вести себя плечо?" - думаю я, наблюдая за тем, как готовится к выходу на помост мой подопечный. Ведь от этого сейчас тоже многое зависит.   Жаботинский начал со 160 и отлично, просто очень красиво вырвал вес. Власов заказал 162,5 кг {после -Стокгольма он перешел на новый, более рациональный стиль - "разножку" -и очень волновался, справится ли с ним. Как выяснилось, волновался не зря). Два подхода подряд оказались бесплодными. В воздухе запахло нулем, опасным для команды срывом. И тогда к Власову подошел Жаботинский.   - Юра, - сказал он, - сначала протяни вес повыше, а потом уж уходи под штангу... не торопись.   Совет ли подействовал или что-либо другое, но третья попытка оказалась для Власова счастливой.   Жаботинский идет на 167,5 кг. Есть! Молодец. Еще один подход-172,5 кг. Обстановка требует риска, смелости. Жаботинский отлично вытягивает вес, сильно работает спиной и заводит штангу за голову несколько дальше, чем в первых подходах. И сразу, чувствуя резкую боль в плече, бросает снаряд за себя.   Итак, подводим итог - отыграно пять килограммов. И на этом спасибо. Если бы не роковая ошибка Власова, обстановка была бы куда сложнее.   Мы уже подходили с Леонидом к разминочной, как вдруг голос судьи-информатора, усиленный динамиком, разнес по залу весть: Власов сделает дополнительный подход на побитие мирового рекорда.   Я возвращаюсь на сцену и вместе с тысячами зрителей становлюсь свидетелем того, как он отлично, в истинно гроссмейстерском стиле, фиксирует 172,5 кг. Все бурно аплодируют, а я задаю себе вопрос: "Зачем?' Зачем он это сделал?"   Власову в сумме этот результат ничего не прибавлял. Видимо, он предпринял свой шаг как еще одну психологическую атаку. Он как бы показывал Жаботинскому, что ведет решительную борьбу и не хочет уступать ни в одном движении. Хочет, чтобы последнее слово каждый раз оставалось за ним...   Что можно сказать по этому поводу? Я бы выразился так: он допустил грубую ошибку. Во всяком случае, мое твердое убеждение: четвертый подход в рывке в той ситуации был совершенно не нужен. Слишком много физических и душевных сил отобрал он. А главные события были впереди...   Начинался третий акт величественной спортивной драмы, разыгравшейся на токийском помосте. Зал притих. Всюду подсчитывают: Жаботинскому для победы надо в толчке опередить Власова на семь с половиной килограммов. Сможет ли он? Каков вес будет поднят гигантами?   Первый подход Леонида - 200 кг! Ровным светом загораются судейские лампочки. Отличная работа! Но Власов тут же не менее легко и красиво толкает 205 кг. Гул в зрительном зале все нарастает.   Жаботинский первоначально заказал для второго подхода 212,5 кг. Но перед самым выходом Леонида Юрий в блестящем стиле под гром аплодисментов выталкивает 210 кг. Этот результат сразу же заставляет перестроиться. 212,5 уже ничего не дают Леониду. Быстро производим несложный арифметический подсчет и заказываем 217,5 кг. Вес, который никто в мире еще никогда не поднимал.   - На сколько пойдет Юрий? - спрашивает у меня Леонид.   Я повторяю этот вопрос секретарю соревнований, но он в ответ лишь мотает головой: тренер Власова Сурен Петрович Богдасаров держит пока это в тайне.   Идут переговоры, идет время. Леонид в коридоре подогревает себя ходьбой и легкими гимнастическими упражнениями. Этого недостаточно, конечно, для того, чтобы оставаться "горячим" в течение двадцати минут. Но разминочный зал далеко, и идти туда тоже нет никакого смысла. Наконец, по микрофону объявляют, что Власов вес 215 кг пропускает.   Жаботинский вышел к весу 217,5 кг. Старт оказался неудачным, и он, вытянув штангу едва выше колен, бросил ее...   Этот неудачный подход многие потом, когда все закончилось, восприняли как хитроумный тактический замысел, цель которого была усыпить бдительность Власова.   Это по меньшей мере смешно. Надо быть слишком самонадеянным, если не безумцем, чтобы в таком соревновании лишать себя важнейшей попытки и оставлять для победы только один подход.   Чтобы это было понятно с еще большей очевидностью, я сообщу вот какие факты.   Лучший результат Жаботинского в толчке был в ту пору 213. Он показал его в марте 1964 года, то есть за шесть месяцев до Токио. С тех пор он ни разу даже не приближался к этому рубежу. На тренировках же ему только однажды - за 12 дней до Олимпиады - удалось показать 205 кг.   Поэтому вес 217,5 кг, конечно, был для Жаботинского огромным и физическим и психологическим барьером, который обстановка потребовала преодолеть в столь сложной ситуации.   Тут, пожалуй, следует сказать несколько слов об изменениях, которые мы внесли тогда в наш стратегический план. До выступления Власова в Подольске, где он показал 580 кг, мы с Леонидом ориентировались на совершенно определенный вес в толчке. (Я говорю все время о толчке потому, что было ясно - именно он должен решить судьбу поединка.) Когда же Юрий Власов удивил всех (и прежде всего пас) своей сенсационной суммой, мы решили не намечать определенного рубежа в толчке, а настраиваться физически и психологически на штурм любого веса, который в ходе борьбы окажется необходимым для первого места.   Другой стратегический план, судя по его выступлению в журнале "Физкультура и спорт", наметил тренер Юрия Власова Богдасаров. Он еще до соревнований нацеливал своего подопечного на то, что вес 210 кг в толчке при любых вариантах борьбы обеспечит золотую медаль. И неслучайно, когда у Жаботинского оставалось еще два подхода в толчке, а Юрий, зафиксировав 210 кг, имел право на одну, последнюю, попытку, то есть когда борьба, по существу, достигла своей наивысшей кульминации, тренер... поспешил его поздравить с еще не завоеванным званием чемпиона. Теперь, с дистанции времени, С.П.Богдасаров сам признается, что тем самым еще больше охладил соревновательный пыл своего ученика.   Когда-то, когда я еще сам выступал в составе сборной страны и готовился к чемпионату мира в Иране, наш наставник мудрый и добрый Яков Григорьевич Куценко советовал: "Всегда надо ждать от противника гораздо большего, чем он показывал прежде. Ждать невозможного. Это - закон спорта!"   Об этом законе забыли в Токио наши друзья-соперники. С. П. Богдасаров настолько не верил в успех Жаботинского на 217,5 кг, что тягу, сделанную Леонидом на первом подходе к этому весу, определил как очень и очень тяжелую. На самом же деле - и я это заметил, поверьте, лучше всех - штанга, взятая могучими руками, легко потянулась вверх, но потом сразу опустилась на помост. В первую секунду мелькнула мысль: "у Леонида не хватило воли, он спасовал перед необыкновенной тяжестью". Но по тому, как он бодро, даже весело, с едва приметной улыбкой, зашагал от снаряда, я понял: это был счастливый, многое для нас означавший подход. Он помог Леониду поверить в возможность невозможного. Я понял: психологический тормоз снят и громада в 217,5 кг может быть взята в решающем подходе. Может, черт возьми.   Да, это было второй очень серьезной тактической ошибкой. Пойди Юрий на 215 (то' есть на тот вес, который он уже покорял раньше), и нам бы пришлось заказывать 222,5 кг. Часто спрашивают: а смог бы Леонид осилить тогда этот вес? Ход борьбы, как известно, не заставил нас отвечать на этот вопрос.   Власов не взял 217,5 кг.   Жаботинский легко толкнул штангу.   И гром аплодисментов приветствовал рождение нового олимпийского чемпиона...   Победу Леонида Жаботинского в те дни (да иногда и сейчас) кое-кто называл (и называет) случайной. Такое утверждение по меньшей мере нелепо. Нельзя, невозможно было победить случайно такого железного бойца и прекрасного атлета, как Юрий Власов. Нельзя было случайно в ту пору набрать в сумме 572,5 кг.   Нет, далеко не случайность сыграла тут свою роль. Мы готовили эту победу физически и психологически на протяжении долгих четырех лет. Огромный труд, воля, абсолютное уважение к сопернику, точное знание своих и его сил, предельная продуманность тактических ходов и своего поведения на помосте - все это в своей неделимой совокупности привело тогда. Леонида Жаботинского к победе.   Вернувшись из Токио, я записал в своем дневнике: "Мы выиграли шахматную партию, которая длилась несколько лет. Такое можно выдержать один раз в жизни. Такое не может повториться".   Да, такое не повторилось. Ибо дуэль, о которой я расскажу сейчас, была еще острей и непримиримей, и психологии в ней было отведено еще больше места. Думаю, в истории, которую я сейчас изложу, многие спортсмены и тренеры почерпнут немало полезного для себя. Ибо любая победа прекрасна и важна не только сама по себе, но и тем, что всегда указывает путь к новым подвигам и победам.   Эстонского тяжелоатлета Яана Тальтса я особенно отчетливо помню в самую, может быть, трудную, самую неприятную пору его спортивной жизни.   Был 1966 год. В Берлине только что закончился очередной чемпионат мира, на котором двадцатидвухлетнему эстонскому атлету было предоставлено почетное право впервые выступить за сборную страны в полутяжелой весовой категории. На него возлагали надежды, но в первом же движении классического троеборья -жиме двумя руками - новичок не справился-с начальным весом (157,5 кг), получил нуль и выбыл из турнира, не принеся своей команде ни одного зачетного очка.   Прошло несколько дней, я вернулся домой с работы и застал у себя Яана. Он только что вернулся из столицы ГДР и попросил у своего недавнего учителя (я в ту пору руководил юношеской сборной страны) разрешения остаться переночевать, провести время до поезда.   - Не хочу на людях быть, - объяснил он, выговаривая русские фразы с каким-то удивительно приятным, легким акцентом.   - Да ты не расстраивайся, - успокаивали мы гостя наперебой, - у тебя еще все впереди! Будут и победы, и медали...   - Не в этом дело, - ответил он. - Посмотрите, что пишут. Как мне после этого домой ехать?   Он протянул газету. Нашу советскую газету, В репортаже с чемпионата мира говорилось, что Тальтс дрогнул перед соперниками, не проявил нужных бойцовских качеств, - по существу, струсил. Я не цитирую, потому что в дословном тексте выражения и оценки были даны в еще более резком тоне. Яан был убит ими. И только к моменту отъезда как-то отошел, оттаял. Когда тронулся состав, он уже улыбался и даже крикнул:   - Ничего, мы еще будем героями! Будем...   Ветер унес его последние слова. А может быть, их и не было вовсе. Может быть, эта фраза оборвалась именно на том, на чем ей и следовало оборваться. Итак, он уехал, а я и еще несколько товарищей остались на шумном, многоликом перроне Ленинградского вокзала. Я посмотрел вслед убегающему составу. Кто-то из провожавших сказал:   - Переживает...   - Это неплохо, - заметил я. - Значит, есть в нем нужная порция честолюбия. И спортивная злость есть. И желание доказать, что берлинская история - случайность.   - А это случайность?   - Несомненно. В какой-то мере сказались отсутствие турнирного опыта, чрезмерное волнение дебютанта. Не так уж сложно все это понять...   Вскоре эстонский богатырь вновь приехал в столицу для участия в финальных состязаниях IV летней Спартакиады народов СССР. Желая хоть чем-то помочь своему ученику, я сам предложил:   - Поживи у меня, Яан. В гостинице шумно, суетно, а дело предстоит серьезное.   Стояло солнечное лето 1967 года. По вечерам, когда приходила желанная прохлада, мы садились с Яаном у окна и вели неторопливые беседы о жизни. Темп им задавал он -человек, который не может и не хочет торопиться. Каждый ответ он тщательно продумывал и произносил слова так медленно, словно каждое из них взвешивал на каких-то невидимых весах.   Я просил его рассказать о том, как он пришел в спорт.   - Все получилось неожиданно, - признался он. - Начал я с легкой атлетики. Очень любил этот вид спорта. Есть в нем какая-то особая прелесть. Видимо, прелесть естественности. Ведь все, что делает человек на легкоатлетическом стадионе - ходит, бегает, прыгает, - он делает и в жизни.   - И долго продолжалось увлечение легкой атлетикой?   - Да, порядочно. Дела шли хорошо. Я несколько раз занимал призовые места на первенстве республики среди юношей. В метании молота и толкании ядра. Выполнил в каждом из этих упражнений норматив первого разряда.   - Ого! - не удержался я.   - По волейболу я тоже перворазрядник, - застенчиво улыбнулся Яан.- Играл за школьную сборную Пярну - моего родного города, где до сих пор папа и мама живут. И в настольный теннис выполнил первый разряд. Два года был чемпионом.   Яан говорил о детстве, об увлечениях юности, и становилось ясно: его довольно быстрое продвижение в тяжелой атлетике обеспечено исключительной разносторонностью, великолепной общефизической подготовленностью. Я сравнивал его с полутяжеловесами недалекого прошлого и думал о том, как заметно отличается он от них легкостью и красотой движений, подчеркнутым изяществом, стройностью и пропорциональностью фигуры.   Наши беседы подходили к концу, когда я осмелился напомнить о чемпионате в Берлине и спросить, кто из соперников произвел на него наибольшее впечатление.   - Никто, - отрезал он решительно и даже, как мне показалось, несколько самоуверенно. Может быть, он заметил это и тут же поспешил уточнить: - Да мне и следить за ними было недосуг! Не то настроение. А вот у тяжеловесов великолепен Беднарский. Он, правда, занял второе место вслед за Жаботинским с суммой 537,5 кг, но он ведь намного легче нашего Лени! И моложе. И работает как красиво! Мне кажется, что судьба рано или поздно обязательно сведет меня с ним.   Эту фразу он произнес в тот памятный вечер лета шестьдесят седьмого. А через два года началась дуэль Тальтс - Беднарский, на мой взгляд одна из самых острых и волнующих в истории тяжелоатлетического спорта. Но прежде, чем судьба свела этих титанов, прошло еще некоторое время.   "Финальный турнир IV летней юбилейной Спартакиады народов СССР собрал все лучшее, чем располагает сегодня наш тяжелоатлетический спорт. Леонид Жаботинский, Виктор Куренцов, Алексей Вахонин, Борис Селицкий - каждый из них продемонстрировал восхитительное мастерство. Но все же подлинным украшением встречи богатырей помоста оказалось выступление эстонского силача Яана Тальтса. Он стал первым в мире полутяжеловесом, которому удалось перешагнуть заветный пятисоткилограммовый рубеж. 502,5 килограмма - таков отныне рекорд в сумме классического троеборья Советской Эстонии, СССР, Европы и мира. И каких бы феноменальных результатов ни добивались впоследствии атлеты этой весовой категории, спортивный мир никогда не забудет, что первым был наш Яан" - так совершенно справедливо писала о выдающемся успехе Тальтса эстонская спортивная газета.   Но если бы удалось собрать все статьи, корреспонденции, репортажи, опубликованные прессой других стран, мы бы убедились, что земляки Яана явно поскромничали. Американские, французские, польские, японские, западногерманские обозреватели употребляли по отношению к Тальтсу более громкие эпитеты. Он был единодушно объявлен главным претендентом на золотую олимпийскую медаль в Мехико. Выходящая в Париже газета "Экип" так и написала в конце шестьдесят седьмого:   "...пройдя пятисоткилограммовый рубеж, советский атлет Яан Тальтс дал всем понять, что ему сегодня нет равных в полутяжелой весовой категории".   Нужно сказать, что мнение этого весьма авторитетного спортивного издания поддерживали и многие другие. Да вот, посудите сами.   Боб Гофман, США, журнал "Тяжелоатлетический спорт": "В полутяжелой весовой категории я вижу только одного спортсмена, достойного звания олимпийского чемпиона. Это - Яан Тальтс с его феноменальным результатом".   Ян Войдыга, Польша, "Жице Варшавы": "510 килограммов в сумме. И это сделал атлет, чей собственный вес не превышает 90 килограммов. Хотя до Олимпийских игр еще несколько месяцев, золотую медаль хоть сейчас можно отдать Тальтсу".   Перечень подобных оценок можно было бы продолжить бесконечно. И вдруг... все смешалось в нашем тяжелоатлетическом доме. Рядом с эстонским богатырем стали еще два тяжеловеса - швед Бу Юханссон и финн Каарло Кангасниеми. Эти мастера, еще год назад считавшиеся не более как середнячками, в предолимпийский сезон как-то незаметно, но прочно подошли к пятисоткилограммовому рубежу в сумме, а затем и преодолели его. Неожиданность? Да. Но, как известно, их всегда бывает много в год олимпиад - главных спортивных праздников планеты.   Итак, беспечная жизнь эстонского атлета закончилась. Наступили дни тревог и душевных переживаний.   Первый вопрос, который в связи с этим, вероятно, заинтересует читателей, следующий: как могло получиться, что мы "прозевали" появление двух выдающихся полутяжеловесов?   Дело тут не в "зевке". И Юханссона, и К.Кангасниеми мы уже знали несколько лет, их результаты колебались в пределах 460-480 кг. Но в предолимпийский год и особенно весной олимпийского, 1968-го, оба спортсмена, используя накопленные за годы напряженного тренировочного труда резервы, форсировали подготовку и добились резкого прибавления результатов - до уровня самого высокого международного класса.   Появление этой пары, естественно, заставило нас срочно пересмотреть планы. Потребовалась новая стратегия и тактика подготовки к Играм. Встал вопрос: что определить в ней как самое главное?   Приближался очередной чемпионат Европы. Оба "новорожденных" сообщили, что примут участие в нем. Таким образом, очная встреча лидера и его преследователей должна была состояться еще задолго до Мехико.   Признаюсь, раздумья были долгими. Наконец мы с Яаном сформулировали окончательное решение. Высоким результатом на первенстве континента Тальтс должен утвердить незыблемость своих позиций и показать свои скрытые возможности. И вот в июне в Ленинград собрались самые сильные люди нашего континента. Тальтс и Кангасниеми крепко пожали друг другу руки. Фотокорреспонденты запечатлели этот момент, и снимки, изображающие двух претендентов на олимпийское золото, появились во многих газетах с короткой, но весьма выразительной подписью "Перед боем".   Но в городе на Неве боя, по существу, не было. Он не получился. Яан выступил великолепно и установил новый мировой рекорд в сумме - 512,5 кг. Финн на этот раз даже не перешел пятисоткилограммовый рубеж.   Настроение у Яана - и соответственно у нас, тренеров - вновь поднялось.   И все же радоваться было рано. Финский полицейский Кангасниеми, могучий и разносторонне развитый физически, оказался к тому же очень мудрым и целеустремленным человеком. Руководствуясь нашей русской пословицей насчет двух зайцев, он сосредоточил все свое внимание на Играх, спокойно, методически подводя себя к пику спортивной формы. До нас доходили сведения, что он после Ленинграда вдвое усилил нагрузки, принимает специальные белковые вещества, обеспечивающие форсированный прирост мышц. Он весь тренировочный цикл проводил на специально построенной для него в глубине соснового леса базе, где было все: от совершеннейшего инвентаря до прекрасной парной и цветного телевизора. Журналисты, безуспешно пытавшиеся в это время проникнуть к нему, назвали Каарло "лесным отшельником". И вдруг из глубины безмолвного бора явилась миру весть, ставшая сенсацией номер один: незадолго до начала Мексиканской олимпиады Кангасниеми дважды, почти подряд, улучшил достижение Тальтса, доведя мировой рекорд до изумившей даже нас, привыкших ничему не удивляться, суммы - 522,5 кг.   Конечно, этот сам по себе выдающийся результат в сложившейся ситуации оказался очень сильным психологическим ударом: до начала Игр оставались считанные дни, перестраивать планы было некогда, а дело обернулось так, что эстонский силач из бесспорного лидера превратился в догоняющего.   Яан внешне храбрился, держался на людях молодцом, но я-то видел, что присущее этому человеку спокойствие оставило его.   Ко всему портило настроение еще одно немаловажное обстоятельство: Яан был очень предрасположен к прибавлению веса, и ему было очень трудно удерживать себя в этом разряде.   Наконец настал день генерального - олимпийского сражения. На помост, установленный в центре огромной сцены мексиканского театра "Инсурхентес", вышли четырнадцать сильнейших в мире атлетов полутяжелой весовой категории.   Еще накануне, когда мы в последний раз разрабатывали и уточняли тактику на этот день, я сказал Яану:   - Положение далеко не безнадежное. Ты имеешь все шансы бороться с финном на равных. Но только в том случае, если не уступишь ему в жиме. Сделай здесь все возможное. А лучше всего сделай то, что еще вчера тебе казалось невозможным. Тогда ты победил!   Итак, первое движение классического троеборья, первые трагедии: француз Сейнер и один из фаворитов венгр Тот получают нулевую оценку. Четыре года напряженного труда, надежд, самопожертвований - и вот поражение на старте. Да, можно легко простить этим мужчинам слезы, которые они не сумели сдержать.   Это обстоятельство не прошло бесследно для Яана. Он занервничал и заказал явно заниженный для первого подхода вес. Переубеждать его было опасно, к тому же и над нами, тренерами, как страшные призраки, витали нули француза и венгра. Пришлось вспомнить пословицу: "Не до жиру - быть бы живу".   Яан работал четко, в третьем подходе зафиксировал штангу весом 160 кг. Это было мало. Он проиграл прежде всего самому себе: его личный рекорд, показанный сравнительно недавно, был на 10 кг выше. Да, он жал, причем неоднократно, 170 кг. Но когда-то. А Кангасниеми выжал их сейчас, здесь, в Мехико. И сразу же резко ушел вперед. Именно в то самое мгновение мне стало ясно, что он уже победил. Теперь только чудо могло ему помешать взойти на верхнюю ступень пьедестала почета.   Но чуда не произошло. В рывке Каарло, находившийся в отличной форме, установил новый мировой рекорд - 158 кг. Яан осилил 150. Он пришел в разминочный зал и произнес сокрушенно:   - Все!   - Что значит все?! - крикнул я.--Что значит все?! Сейчас ты обязан бороться за второе место, обеспечить его нам...   Он посмотрел на меня почти отсутствующим взглядом:   - Ах да... Второе... Надо...   Я взял его за плечи и крепко встряхнул:   - Будь мужчиной, Яан! Покажи им всём, что ты можешь. А ты ведь многое можешь, дружище!   Не знаю, подействовали ли на него эти слова, но, когда он выходил на помост, я увидел на его лице выражение какого-то отчаянного озорства. Что это означало, я понял перед третьим подходом, когда Яан заказал 197,5 кг. Этот вес превышал мировой рекорд. Зал затих. Каарло Кангасниеми, уже закончивший выступать, бесконечно счастливый, вышел посмотреть на своего недавнего соперника и первым отчаянно зааплодировал, когда Тальтс легко, с каким-то подчеркнутым изяществом поднял штангу над головой. Он отыграл в этой отчаянной гонке у финна на самом финише 10 кг и с суммой 507,5 кг занял второе место, завоевав себе и своей стране серебряную олимпийскую медаль.   Конечно, Яан Тальтс при известных обстоятельствах мог бы выступить в Мехико лучше. Конечно, на его результатах сказалось огромное нервное напряжение олимпийского года. Но все-таки главное заключалось в том, что финн был сильнее. Просто сильнее - и все тут.   Как бы там ни было с точки зрения абсолютной объективности, молва и общественное мнение отнесли Яана Тальтса к числу олимпийских неудачников. К числу тех, кто не добился того, чего от него ожидали.   Неудача постигла американского тяжелоатлета Роберта (или Боба) Беднарского.   Бывают спортсмены, которые идут к успехам, к признанию долгие годы. Беднарский приобрел всемирную известность в течение одного "рабочего дня" чемпионата мира 1966 года. Он вышел на берлинский помост безвестным новичком. Набрав в сумме 537,5 кг, американец оказался вторым после Жаботинского тяжеловесом мира. Тогда на него обратила внимание пресса. Вот небольшой отрывок из интервью, которое дал Роберт корреспонденту "Экип".   Журналист: Для спортивного мира вы оказались совершеннейшим незнакомцем. Расскажите же как можно больше о себе.   Беднарский: Мне 22 года, из них восемь я поднимаю штангу. В школе занимался легкой атлетикой, брал призовые места в беге на короткие дистанции. В день, когда мне исполнилось 13 лет, стал чемпионом класса по прыжкам в высоту.   Однажды мы, мальчишки, остановились у штанги весом 40 килограммов. Все, понимаете, все мои сверстники подняли ее, а я не смог. Неудача поначалу убила меня, потом раззадорила. Я стал тренироваться - упорно, даже яростно. И через год доказал, что являюсь самым сильным в классе. А теперь я хочу доказать, что являюсь самым сильным в мире. И могу вам твердо заявить, что сделаю это. Если хотите знать, кто завоюет в Мехико золотую медаль в тяжелом весе, могу вам сказать об этом заранее: я, Роберт Беднарский.   В те дни американец проигрывал нашему лидеру Жаботинскому более 30 кг в сумме, и его заявление воспринималось как реклама.   Но очень скоро он заставил смотреть на себя гораздо серьезнее. И о нем и впрямь заговорили как об одном из основных кандидатов на олимпийское золото.   К этому были все основания. 23 марта 1968 года в городе Йорк, в резиденции генерального мецената американской тяжелой атлетики Боба Гофмана, Роберт Беднарский набрал значительную по тем временам сумму - 565 кг (195 +160 + 211).   Еще специалисты всех стран тщательно изучали и комментировали эту новость, когда из-за океана пришло новое сообщение: 4 мая в Вашингтоне Роберт установил мировой рекорд в жиме - 204,5 кг.   Но и это еще не все. 9 июня в том же самом Йорке, на очередном чемпионате Соединенных Штатов Америки, Беднарский выигрывает звание чемпиона своей страны с третьей суммой за всю историю мировой тяжелой атлетики - 580 кг. "Попутно" он устанавливает два великолепных мировых рекорда: в жиме -206,5 кг и в толчке - 220,5. И это при весе 113,6 кг -самом маленьком, который имели в ту пору все известные тяжеловесы!   В тот день, выступая по радио и телевидению для Европы, уже хорошо известный нам Боб Гофман заявил (это заявление было застенографировано и перепечатано многими изданиями):   "Роберт Беднарский твердо идет к намеченной цели. Еще до Мехико он намеревается превзойти шестисоткилограммовый рубеж и с этим результатом быть недосягаемым на Олимпиаде даже для самого Жаботинского".   Такова была его стратегия. Стратегия, которая в конечном счете и подвела талантливого атлета. Надеясь сокрушить своих будущих соперников еще до личной встречи, нанести им оглушительный психологический удар, Роберт с благословения американских тренеров и прежде всего "папаши Гофмана", применил форсированную подготовку. - - --   Как нередко бывает в таких случаях, произошла катастрофа. Частые выступления "на пределе", стремительно возраставшие изо дня в день тренировочные нагрузки надломили моральные и физические силы Беднарского. И на отборочных соревнованиях американских тяжелоатлетов к Олимпийским играм бесспорный фаворит оказался на третьем месте со скромной в сравнении с предыдущими суммой -560 кг, пропустив вперед Дьюба (575 кг) и Пикета (572,5 кг). По существующим в этой стране традициям отборочные состязания - именно они и никакие другие - определяют окончательный состав олимпийской команды. Не будем спорить, хорошо это или плохо. Существенно другое: традиция была свято соблюдена и на этот раз. "Король помоста", как называла Роберта американская пресса, увы, остался дома и следил за ходом Игр по телевизору.   Отшумели мексиканские баталии. Еще недавно волновавшие сердца миллионов, они стали историей. Но в мексиканской столице были приняты важные для будущего этого вида спорта решения. Состоявшийся в Мехико конгресс Международной федерации тяжелой атлетики утвердил, узаконил существование двух новых весовых категорий - наилегчайшей (где выступают атлеты, чей вес не превышает 52 кг) и первой тяжелой (до 110 кг).   Первый тяжелый вес. Сюда-то и перешел наш Яан.   Тренеры не возражали: новый разряд был словно специально придуман для парня из Эстонии. Смущало только одно: в этой же категории будет выступать, по сообщениям мировой печати, и Роберт Беднарский.   Как ни странно, спокойнее всего эту весть принял сам Тальтс.   - Я давно мечтал сразиться с ним. Он мне нравится. Наши встречи могут быть интересными, - сказал серебряный призер Мексиканской олимпиады.   В конце августа сборная СССР прибыла на тренировочный сбор, который проводился перед очередным чемпионатом мира в Варшаве.   Наблюдая за работой Тальтса, я все время любовался им. Мне очень нравился этот спортсмен. Нигде и ни в чем он не шел, не хотел идти проторенными путями. Вот самый, казалось бы, безобидный элемент распорядка дня: физзарядка. Но и здесь у него свой, не похожий ни на чей другой, набор упражнений. Выбрал лестницу в двадцать ступенек и поставил перед собой задачу одолеть ее двумя прыжками. Придумал оригинальные подседы и выполняет их с прибавлением: сегодня двадцать, завтра тридцать... Написал кому-то из знакомых, и ему прислали специализированный, для него придуманный комплекс упражнений на гимнастической перекладине. Или вот еще: слывет он одним из лучших "техников" не только у нас, но и во всей мировой тяжелой атлетике. Здесь, на зарядке, пятнадцать-двадцать минут тратит на имитацию с палкой всех трех движений классического троеборья. Так великие мастера балета, перед искусством которых преклоняется мир, начинают каждый свой день вошедшими в их жизнь с детства упражнениями у станка под кажущееся банальным "раз-два-три".   И в тяжелоатлетическом зале у Яана своя методика, свои комбинации подходов, упражнений, свой ритм чередования нагрузок и отдыха.   По установленному порядку перед каждой тренировкой и после ее окончания на сборе проводится специальное медицинское обследование: проверяется пульс, артериальное давление, лабильность нервно-мышечного аппарата и т. п. Некоторые спортсмены относятся к этому спустя рукава, торопят врачей:   - Быстрей... У меня все в порядке.   Яан не таков. Он ко всему подходит с необыкновенной тщательностью и серьезностью. Завел дневник с выразительной надписью: "Медицинское обследование". Кто-то из друзей спросил:   - Зачем это тебе? Ведь врачи все записывают!   - Врачи по-своему оценивают, а я - по-своему.   Все оценивать по-своему, все использовать ради главной цели, все осознать - вот его закон, его творческое кредо.   Работает он удивительно много, напряженно, но... весело. То что-то мурлычет под нос, то произнесет какой-то спич, то пошутит с товарищем между подходами. И снова работа, работа, работа...   В ту неделю я обратил внимание еще на один чрезвычайно любопытный факт: Яан в большей, чем кто-либо из его товарищей, степени дополнял тренировку со штангой самыми различными упражнениями из арсенала спорта. Тяжелоатлеты (я это по себе знаю) не любят бегать, а он - бегал. В его дневной рацион нагрузок обязательно входил кросс, и дистанция его в середине лета достигала пяти километров. Бывало, помимо этого, Яан уходил на стадион, где отрабатывал спринтерские рывки и бег по виражу - отличное средство для развития чувства скорости. Он часами с увлечением играл в волейбол, прыгал и прыгал без конца и посылал мяч через сетку точными, резкими ударами.   Однажды мы сидели на веранде отеля в одном из подмосковных городков, смотрели, как закатное солнце падает в реку, вдыхали густой настой сосняка и вели неторопливую беседу.   - Мне кажется иногда, Яан, что ты работаешь вдвое больше, чем остальные члены сборной. Верно ли это? - спросил я.   Он пожал плечами. Помолчал. А когда я подумал, что мое любопытство так и останется неудовлетворенным, произнес, как всегда растягивая слова:   - Всем будет трудно в Варшаве... Мне - особенно. Знаешь, Беднарский - это спортсмен. Это о-го-го какой спортсмен!   - Ну, а как думаешь, сумеешь одолеть его?   - Вот и ты, как все, - протянул он с явным сожалением. - Кто сможет до поры до времени ответить на этот вопрос? Вот ты меня спрашиваешь, а я не знаю. Спроси Беднарского - и он не знает. В этом-то и вся прелесть спорта! Вот сойдемся, тогда и будем отвечать на твой вопрос.   Они встретились в Варшаве в сентябре 1969 года. Мировая спортивная пресса еще задолго до начала поединка Беднарский-Тальтс уделяла ему много внимания. Подавляющее большинство специалистов явно отдавало предпочтение американцу. "Человек, имеющий в своем активе сумму 580, - писал знаменитый атлет Томми Коно,- располагает колоссальным психологическим преимуществом. Он может в нужную минуту совершить любое чудо".   Зал, вмещающий восемь тысяч зрителей, к началу состязаний атлетов первого тяжелого веса был заполнен До отказа. Многие сотни варшавян так и не смогли попасть на соревнование, чтобы своими глазами увидеть захватывающую борьбу двух выдающихся спортсменов - чемпиона СССР Яана Тальтса и чемпиона США Роберта Беднарского. В списке атлетов этой весовой категории значилось еще одиннадцать участников, но всем было ясно, что они лишь статисты в этой героической драме.   Состязания - это вершина спорта, его кульминация. Именно в ходе соревнований, в борьбе проявляется наиболее ярко и выпукло характер атлета, Соревнование - вот высшее проявление спортивного "я"! И потому, чтобы рассказать об этих великих атлетах, я хочу воспроизвести все детали их варшавской дуэли, свидетелем которой мне посчастливилось быть.   Жим. Американец был дважды абсолютным рекордсменом в этом движении, имел результаты, превышающие 200 кг. Но что сможет он показать теперь?   Всеми силами нужно постараться держаться вплотную за ним, не дать значительно оторваться - вот такая задача была поставлена, перед Тальтсом.   И первый раунд Яан почти не проиграл; у него 180 кг, у соперника- 182,5.   - Хорошо, старина! - говорит ему уже давно закончивший выступление и завоевавший очередную свою золотую медаль Виктор Куренцов. - Продержись еще в рывке, а в толчке, глядишь, догонишь и перегонишь.   Рывок выиграл тоже Беднарский - 160 кг. У Тальтса - 155 кг. Итак, у американца семь с половиной килограммов в запасе.   - Хватит ли их для победы?   - Сумеет ли отыграть эту фору русский?   Вопросы... Вопросы... Вопросы,... Гудит, неумолчно гудит огромный зал. А наш спортсмен в эти минуты энергично разминается. Внешне он кажется совсем спокойным. Может быть, лишь слишком часто отбрасывает назад волосы да стискивает, все стискивает ладони. Тальтсу достаточно сравняться с американцем в сумме, у него преимущество-; его собственный вес меньше. Американец заказывает для начального подхода 200 кг. И, к удивлению многих, довольно тяжело берет штангу на грудь. Но заключительную фазу движения проводит нормально.   - Есть! - фиксируют все судьи.   Через несколько секунд к снаряду подходит советский атлет. Он так легко, с таким изяществом выполняет все фазы толчка, что в зале долго гремит овация... , : - Нех жие! - поют польские болельщики.   Затем все смолкает: людей интересует, какой очередной тактический ход предпримет Роберт Беднарский. Американец прибавляет всего пять килограммов. По залу проносится гул удивления. Узнав об этой заявке в разминочной, Яан подходит ко мне, спрашивает, словно невзначай:   - Чего это он так осторожничает?   - Устал, - отвечаю ему. - По всему видно, что устал. И нервничает изрядно.   - Я тоже пойду на 205, - думает вслух Тальтс.- А потом буду решать, как, каким образом догонять его в последней попытке.   - Что ж, решение мудрое, - согласился я. - Спокойно закрепи тыл, а там и в решительную атаку.   Первая очередь - Беднарского. С большим трудом берет он вес на грудь, затем предельным усилием мышц и воли выталкивает его на прямые руки.   А в это время Яан, уже закончивший разминку, еще раз- без веса - репетирует свой подход. Он знает всю его важность. Ошибка, малейшая неточность могут оказаться роковыми.   Неторопливо, сосредоточенно идет он к установленному на помосте снаряду. В этот миг для него не существует ничего, кроме этой огромной массы металла. Натруженными руками рабочего человека он берется за гриф. Я знаю, что испытывает Тальтс. Он чувствует, как даже сейчас, без давящей тяжести веса, впивается в ладони нарезка. Мозг в последний раз дает команду каждой мышце включившегося в работу тела: "Надо взять!" Огромный вес сопротивляется, тянет к земле, пронзает мускулы острой, колющей болью. В глазах -красные круги, а потом все заволакивается густым белым светом. Но там, в рядах зрителей, ничего не знают об этом. Люди видят только то, что им подвластно видеть: как подчеркнуто легко оторвалась штанга от пола, как удобно легла на грудь и через несколько мгновений взлетела к потолку.   Снова овации. У самого края кулисы стоит Роберт Беднарский, жадно наблюдавший за всем происходившим, и шепчет:   - Колоссально!   Не сам вес, взятый Тальтсом, а то, как он был поднят, ошеломило Беднарского. И, вероятно, в равной мере - его тренеров. Сила советского атлета лишила уверенности американца и его наставников. И в минуту посетившей их растерянности они заказали для следующего подхода вес 207,5 кг.   - К снаряду для выполнения третьего подхода вызывается Роберт Беднарский,-- объявляет судья-информатор, и мощные динамики громогласно повторили эту весть.   У спорта свои четкие, нерушимые, не допускающие никаких отступлений законы. Международные правила гласят: после того, как объявлен вес и спортсмен вызван на помост, он обязан в течение трех минут совершить подход. Судьи включили секундомер. Его огромная стрелка, словно по шпалам, вздрагивая, побежала по делениям черного круга. В зале стояла настороженная Тишина. Словно бойцы на передовой, готовящиеся к решающей атаке, короткими рывками выдвигались к самому помосту фотокорреспонденты. Вспыхнул свет юпитеров. А Беднарского все не было.   Прошло уже 2 минуты 40 секунд. Наконец, 3 минуты. Тревожно прогудел сигнал, оповещая, что установленное время истекло. И вместе с ним загудел, всколыхнулся, заволновался зал:   - В чем дело?   - Конечно, теперь русский легко выиграет. Ему достаточно толкнуть 212,5 килограмма.   - А разве это так просто?   - Конечно, не просто. Но Тальтс ведь приехал не баловаться...   Пока зал кипел страстями, пока в партере, на ярусах шли споры да пересуды, Яан готовился к последнему подходу. Теперь все зависело только от него, и оставаться спокойным, как ни уговаривали, ни просили его тренеры, спортсмен, конечно, не мог. Он ходил по разминочной из угла в угол, и лицо его багровело с каждой минутой все больше и больше. Чтобы как-то отвлечь атлета, я подошел к нему и указал рукой в противоположный угол огромного помещения:   - Посмотри...   Там творилось что-то непонятное. Беднарский кричал на своих тренеров и что-то яростно доказывал им жестами. Тренеры, в свою очередь, не оставались в долгу. Потом подошел Боб Гофман. Сказал, нет -бросил несколько отрывистых фраз. Ушел. И троица, прекратив споры, потянулась за ним.   - В чем дело? - спросил Тальтс меня.   - Не догадался? Поняли они, что продешевили. Подумали и решили, что под силу тебе 212. Хотели бы переиграть, да поздно. Только уж ты, смотри, не подкачай!   Двести двенадцать килограммов! Никогда прежде - ни на тренировках, ни тем более на соревнованиях - эстонскому силачу не приходилось толкать этот колоссальный вес. Когда Яан вышел на сцену, публика встретила его тепло: все сидевшие в зале прекрасно понимали, какое испытание ждет атлета.   Вот он вышел из подседа и поднялся в стойку. Воцарилась тишина. Такая, что, когда Яан устраивал штангу поудобней, все услышали, как звякнула пряжка его широкого пояса. И никто не слышал грохота упавшей на пол штанги,, когда блестяще выполнив толчок, Яан бросил снаряд на помост. Тальтс догнал в сумме американца и, имея меньший собственный вес, обеспечил себе первое место и высокое звание чемпиона мира.   Зал приветствовал его. А когда восторг стих, когда, казалось, все было закончено, вдруг в динамиках раздалось:   - Сейчас Роберт Беднарский сделает подход на 212,5 килограмма.   Успокоившийся было зал загудел снова. Тишину полоснул крик:   - Не имеет права!   Не имеет. И руководитель нашей делегации Аркадий Николаевич Ленц тут же подал в главную судейскую коллегию протест.   Пока официальные лица собирались рассматривать этот документ, Роберт Беднарский вышел на помост. Лицо его не выражало особого энтузиазма: американец отлично понимал, что попал впросак. Но сейчас Роберт хотел реабилитировать себя в глазах зрителей.   Хотя официальная часть соревнований была уже окончена, все с нескрываемым интересом смотрели за Робертом. И когда, показав себя первоклассным атлетом, Беднарский красиво вытолкнул штангу, темпераментные, дружелюбные варшавяне устроили штангисту овацию.   - Слава чемпиону мира Тальтсу!   - Да здравствует непобежденный Беднарский! - неслось со всех сторон.   А к Яану уже подбежали друзья, обнимали его, жали руки, пытались качать:   - Поздравляем с победой!   - С золотой медалью!   - Ты самый первый! Понимаешь, лучший из всех в этой весовой категории!   Но апелляционное жюри до поздней ночи разбирало ситуацию и лишь на следующий день подтвердило победу Тальтса. Попытка Беднарского была названа тем, чем она и была на самом деле, -сверхплановым подходом. И сам дотошный Оскар Стейт, ответственный секретарь Международной федерации тяжелой атлетики, во всеуслышание провозгласил советского спортсмена Яана Тальтса первым в истории чемпионом мира в первой тяжелой весовой категории. А президент Кларенс Джонсон надел на него ленту с золотой медалью. И медленно поднимался по флагштоку алый стяг нашей Родины. И величавая мелодия советского гимна плыла под сводами огромного, красивого зала "Гвардия". И мощные лучи прожекторов освещали счастливое, растерянное лицо эстонского богатыря.   - Вот и финал! - сказал кто-то. Но до финала было еще далеко.   В один из летних дней 1970 года па учебно-тренировочном сборе в Подольске появился кандидат географических наук Андрей Николаевич Колобов, побывавший в свое время в США.   Увидев его, Яан спросил:   - Лекцию нам читать будут?   - Да. А что?   - Да то, - он помахал рукой, и тут я заметил, что он держит несколько листков бумаги, -что, какой бы там ни был климат, в Колумбусе будет очень жарко. Очень....   - Почему ты решил?   - Почитай, - Яан протянул мне листки.   Это был присланный из Всесоюзного научно-исследовательского института физической культуры перевод опубликованной в американском журнале "Спортс иллюстрейтед" статьи, утверждавшей, что "истинным чемпионом мира является... Роберт Беднарский".   Так в чудесный, залитый солнцем, погожий августовский день я впервые услышал об этом.   В статье говорилось: "Ответственный секретарь нашего Международного атлетического - союза господин Оскар Стейт, вынужденный по обстоятельствам, от него не зависящим, голосовать за победу русского, чуть позднее, оставшись наедине со своей совестью, изменил решение, засчитал попытку Беднарского на 212,5 килограмма как третий подход и оформил сумму его -555 килограммов в качестве нового мирового рекорда".   "Оставшись наедине со своей совестью..." Мы читали, перечитывали эти строки и не могли поверить в написанное. Но вместе с тем стало совершенно очевидно, что американцы используют этот поступок господина Стейта.   Через некоторое время появились очевидные подтверждения этому. Пришли американские спортивные журналы с портретами Беднарского, подписи под ними величали его чемпионом. Потом в различных изданиях США, Англии, ФРГ стали появляться материалы, в которых, словно невзначай, делались ссылки на его "новый мировой рекорд" в сумме.   Мы понимали, что впереди предстоят серьезные испытания, и максимально серьезно готовились к ним, при этом обращая особенное внимание на психологическую закалку моего подопечного, на повышение его морально-волевого потенциала. Подчеркиваю: каких-либо специальных психологических сеансов, нацеленных упражнений и комплексов не было. Но весь ход занятий, которые мы вели, был направлен на укрепление воли и на то, чтобы выиграть во что бы то ни стало именно предстоящий поединок. Новый и очень важный поединок с Беднарским.   Из Варшавы он приехал усталым. Было там вообще трудно, да еще возня вокруг подхода американца доконала. Одним словом, около месяца он отдыхал, а я не торопил. Нужно было восстановить не только силы, но и, главное, душевное спокойствие.   Вскоре после того, как наступил новый, 1970 год, я отправился в командировку в Таллин, чтобы посмотреть, как идут дела у моего подопечного. Он, увы, все еще хандрил, все еще не приступал к тренировкам. Предстоял серьезный разговор. Но я все откладывал его, а чтобы как-то растормошить Яана, предложил:   - Давай сходим в кино.   Он сразу согласился. Не помню уж точно, какую картину тогда показывали. А перед ней - журнал. И нужно же, кадры с варшавского чемпионата! Вот Тальтс на пьедестале почета. И зал, громыхающий аплодисментами. И надменно улыбающийся Беднарский... Когда зажегся свет и мы вышли на улицу, Яан сказал;   - Едем в зал!   Так неожиданно и счастливо вернулась к нему жажда тренировок. Теперь уже приходилось потихоньку одергивать своего подопечного, говорить:   - Не слишком ли круто ты берешь? Но он отвечал:   - У меня все поет в груди. Да и к тому же самые лучшие дозировщики нагрузок--мое сердце, мой организм в целом. Когда все в порядке, они молчат. А чуть подойду к "красной черте" - они немедленно дают сигнал.   К "красной черте" его не подпускали, вся учебная работа шла под строжайшим медико-биологическим контролем.   Ранней весной мы приехали в Минск, где в тот год проводились традиционные международные состязания на Кубок Дружбы. Яан знал прекрасно, что Василий Алексеев собирается открыть "Клуб 600", и хотел предварить это событие своими мировыми рекордами. Не вышло: набрал в сумме 540 кг. После выступления сам же подвел итог:   - Для борьбы с Беднарским надо забыть о таких результатах, хотя сами по себе они не так уж плохи. Буду прибавлять, решительно прибавлять, Алексей Сидорович.   Он все время помнил о своем грозном американском сопернике. Все время настраивал себя на мысль, что там, у него дома, должен во что бы то ни стало вновь победить его.   Но, вернувшись из Минска домой, почувствовал острую боль в плече. Врачи вынесли приговор: травма позвоночника, надо срочно лечиться.   Он проводил дни в клинике и с грустью думал о том, что соперник неожиданно получил фору в целый месяц. И что надо сохранить в себе бодрость и уверенность, которые потребуются для того, чтобы наверстать упущенное.   Он лежал. Однажды принесли очередную почту. Раскрывает газету - и ахает: его земляк, друг Карл Утсар стал чемпионом страны с великолепной суммой - 545 кг. Он послал ему поздравительную телеграмму, а про себя сказал: "Хватит болеть! Время несется вперед на крыльях, и тот, кто остановится хотя бы на день, безнадежно отстает".   Он начал упорно тренироваться. Вынужденный отдых пошел на пользу. Работалось очень легко. Яан стал корректировать свои планы, допуская все большие и большие нагрузки.   Первый успех пришел в мае. Мы находились тогда в гостях у болгарских друзей, и он выжал 196 кг. Я записал этот результат в свой дневник, сделав рядом пометку: "Здесь Тальтс сейчас впереди американца".   Мы ни на минуту не забывали о нем. И готовились для борьбы с ним. Знали, что Роберт силен в жиме, - подтягивали жим.   Когда мы вернулись домой, нам сказали, что Беднарского и еще нескольких штангистов приглашал к себе на прием президент Никсон и что Роберт дал ему слово победить в Колумбусе. Яану очень захотелось, чтобы он не сдержал данного слова. Захотелось еще до приезда в Америку нарушить спокойствие соперника, заставить его сомневаться, нервничать, форсировать свою подготовку. Ничего не поделаешь, соревнования длятся годы, а не только тогда, когда стоишь с соперником рядом!   С этим настроением Тальтс тренировался. С этим настроением он вышел на помост чемпионата Европы в венгерском городке Самбатхей. Толчок - 215 кг. Сумма - 562,2. Это были два новых мировых рекорда, о которых во весь голос заговорил спортивный мир. Одна финская газета даже написала, что с такими результатами ему уже обеспечено первое место.   Многие так считали. Но не Тальтс. Он не допускал даже мысли о том, что можно успокоиться.   Тренировался и думал о встрече с Беднарским. Думал о встрече с Беднарским и тренировался. Ощущение постоянного присутствия соперника было почти реальным. Оно удваивало силы. 27 августа в городе Бергене, на Кубке Балтики, Тальтс поднял мировой рекорд в жиме до уровня 196,5 кг. Он отнял это высшее достижение у Роберта. Тогда-то и позволил себе пошутить:   - Ну, погоди, Беднарский!   Осенью 1970 года наша сборная вылетела на очередной чемпионат мира, который проходил в американском городе Колумбусе.   Тальтсу на этот раз поначалу досталось особенно тяжело. Не успели мы выйти из самолета, как буквально десятки фотокорреспондентов окружили Яана. Это несколько удивляло: ведь в команде было много выдающихся атлетов, в том числе и Василий Алексеев!   Но вскоре все прояснилось. Газеты поместили снимки Тальтса с оскорбительными подписями, типа "Человек, укравший золотую медаль". Ясно, что подобное "творчество" вызывало у нашего друга приливы ярости.   - Не шуми, - вмешался Алексеев. - Писаки не главные виновники. Они всего лишь артиллеристы...   - Что значит артиллеристы?   Василий улыбнулся, радуясь, что задал другу трудную загадку.   - Ведут по чьему-то приказу артиллерийскую подготовку. Шумят. Готовят общественное мнение. Готовят рубеж для какой-нибудь пакостной атаки.   Так оно и вышло. 10 сентября 1970 года по требованию американской делегации Международная федерация тяжелой атлетики - ФХИ (где, как известно, председательствовал американец) поставила на обсуждение "дело Беднарского".   Нужно сказать, что организаторы этой комедии выбрали очень удобное для себя время: в Колумбус по самым различным причинам не прибыли члены конгресса от пяти социалистических стран.   Когда я собирался на заседание, меня остановил у дверей гостиницы Яан и сказал:   - Предупреди их - медаль я не отдам.   - Да мы и не позволим им отнять ее у тебя!   Заседание проходило бурно. Мы прямо заявили организаторам нечестной игры, что думаем об их затее. Но машина голосования, настроенная на нужный Клеренсу Джонсону, президенту федерации, лад, сработала: 18 "за", 13 "против" и 2 воздержавшихся.   Кларенс Джонсон извинялся как мог. Говорил, что медаль останется у Тальтса, что решение носит чисто формальный характер и т. п.   А газеты, радио, телевидение уже, как по приказу, подняли шумную пропагандистскую кампанию. Несомненно, одной из ее главных целей было вывести из равновесия наших спортсменов, ив первую очередь самого Яана.-   "Беднарский, только Беднарский истинный чемпион мира. Он это доказал в Варшаве, докажет и сегодня" - под таким аншлагом вышла местная газета в день состязаний атлетов первого тяжелого веса. Это достаточно красноречиво говорит о том, какой огромный психологический подтекст имела начинающаяся дуэль. -   Устроители скандала, надеясь на безусловную победу своего атлета, всячески обостряли и без того накаленную обстановку. Если первые семь дней чемпионат шел в театре "Маршон Аудиториум" на три тысячи мест, то к началу "боя гигантов" его перевели в другое помещение, где зрителей могло быть вдвое (и действительно было) больше. А билетов продали по-прежнему три тысячи. Остальные роздали почетным гостям: им надлежало устроить восторженную овацию Беднарскому, коего заранее прочили в победители.   Еще одна весьма приметная деталь. Начиная с 10 сентября и ежедневно по различным каналам американского телевидения передавали хронику о приеме, который устроил для Дьюба, Пикета и Беднарского президент Никсон.   - Ваш успех будет успехом всей страны. Не забывайте ни на минуту об этом! -сказал президент, прощаясь с атлетами.   Нужно ли говорить о том, что все это ложилось на плечи Яана дополнительным моральным грузом. Вот уж где судьба поистине устраивала проверку его характера, его воли, его мужества!   Правда, находились некоторые товарищи, заявлявшие:   - Яан настолько хорошо подготовлен, что ему нечего бояться.   Они забывали хрестоматийные примеры из истории спорта, когда атлеты, показывавшие на тренировках и второстепенных состязаниях выдающиеся результаты, в час решающих испытаний не выдерживали колоссального нервного напряжения и проигрывали не только своим основным конкурентам, но и заведомо слабым противникам.   Вот почему я особенно внимательно следил за Яаном, за его настроением. Но он, честно говоря, не давал никакого повода для беспокойства. Каждое утро делал свою энергичную зарядку, в полную силу тренировался, по-прежнему много шутил и забавлял товарищей своими веселыми рассказами.   Настала последняя ночь перед выступлением. Мы только что вернулись в гостиницу из зала, где дебютант чемпионата уралец Василий Колотов удивил спортивный мир, установив за один вечер четыре новых мировых рекорда.   Перед тем как лечь спать, я пошел прогуляться с Яаном. Он был возбужден, говорил быстрее обычного:   - Молодец, Вася! Показал нам всем пример. Надо не отстать от него.   Яану на этот раз повезло с жеребьевкой: он шел за американцем. Когда спортсмены были в разминочной, я обратил внимание на то, что, обычно веселый, розовощекий, Беднарский бледен.   - Твой соперник нервничает, - шепнул я Тальтсу.   - Не то еще будет, - ответил он и улыбнулся.   И как-то легко у меня на сердце стало от этой улыбки! Еще не началось состязание, а я уже верил: да, все будет хорошо.   Приближался решающий момент. Роберт несколько раз заглядывает в заявочный лист: не заказали ли мы вес?   А куда торопиться? Давай сначала ты, голубчик! Мы-то знаем, с чего начинать!   Наконец американец решается: записывает 180. Яан улыбается, шепчет мне:   - Неужели с этого начнет? Мало ведь. Может, подурить хочет?   - Вряд ли. Выглядит плохо.   - Давай добьем его. Напишу сразу 190. Пусть подумает.   - Не надо. Он 180 - и мы. Не пугай. Переписать никогда не поздно.   Тальтс записывает для первого подхода тоже 180. Только Яан отошел от судейского стола, Беднарский рванулся, посмотрел. Переписал на 182,5. Мы сделали тоже самое. Он подошел. Кисло улыбнулся. Спросил через переводчика:   - Не хотите отставать?   Мы были довольны: и то, что он подошел, и то, как спросил, было не похоже на прежнего Беднарского - высокомерного, дерзкого, уверенного в себе. Что же случилось? Почему он так странно себя ведет? И тут я понял: его сразили результаты Тальтса, показанные здесь на тренировках. Находясь в прекрасной форме, Яан выиграл дуэль еще до ее начала. Беднарского обуял страх поражения, он потерял веру в свои силы.   Особенно очевидно это стало в тот момент, когда он начал разминку. Да, не тот Роберт. Все время озирается, во всем чувствуется нерешительность. За десять минут до выхода на помост жмет 170 кг, но, боже мой, как нечисто!   Гляжу на Тальтса. По лицу его на какое-то мгновение скользнула легкая улыбка. Затем снова стал серьезным, сосредоточился, замкнулся в себе.   Роберт делает подход к весу 182,5 кг. Тальтс, конечно, не смотрит его выступление, но слушает, очень внимательно слушает. Ведь все должно решиться сейчас, именно сейчас. По разочарованному гулу зала Яан догадывается:   - Не взял!   И тут же срывается с места, хочет во что бы то ни стало посмотреть на сцену. Я говорю ему:   - Не надо!   Слушается. Садится на стул. Когда там, за занавеской, слышатся аплодисменты, спрашивает:   - Взял?   Да, во второй попытке взял. Прибавляет еще пять килограммов, но осилить штангу не может.   - Ну, теперь начнем наступление мы, - очень спокойно говорит Яан, поправляя пояс, и просит перезаказать для первого подхода 190 кг.   - Может быть; для подстраховки оставить 182,5? - спрашиваю у него скорее для порядка, нежели для того, чтобы убедить.   - Со ста девяносто начнем, Сидорович. Чувствую себя отлично. А Беднарскому нужно сразу показать, что у него нет никаких шансов.   Идет к весу. Берет отлично.   - 197,5 килограмма! Фиксирует точно.   - 200 килограммов.   Сделано! Есть новый мировой рекорд! И тысячи людей, еще пять минут назад безумно болевших за Беднарского, восторженно аплодируют советскому спортсмену, чье мастерство, чья воля покорили их.   Все понимают: дуэль, по существу, закончена, во всяком случае на этот раз. "Король жима" побежден в жиме, обойден на 17,5 кг. Не догонишь!   Действительно, показав в рывке 155 и толкнув 210 кг, Яан Тальтс установил новый мировой рекорд в сумме - 565 кг.   И первым к нему подходит Роберт Беднарский. Несколько смущенный. Взволнованный. Расстроенный своей неудачей. Но даже в эту тяжелую для себя минуту он находит силы, чтобы протянуть своему сопернику руку и сказать:   - Поздравляю! Ты действительно велик. И тягаться с тобою, видно, нет смысла.   Тронутый поздравлением, Яан горячо пожимает руку соперника, говорит:   - Что ты? Мы еще поспорим! И ты, наверное, тоже когда-нибудь всыплешь мне.   - Нет, нет, - решительно качает головой Беднарский, - ты нанес мне слишком чувствительную рану. Прощай. Наша дуэль закончена навсегда.   Через несколько минут началась церемония награждения. И президент Международной федерации тяжелой атлетики надел на Яана Тальтса ленту и золотую медаль чемпиона мира 1970 года. Газета, издаваемая в Колумбусе, вышла на следующее утро с коротким, но весьма выразительным заголовком: "Да, Тальтс сильнейший!". Потом был Мюнхен, где Тальтс к званию чемпиона мира прибавил титул олимпийского чемпиона.   В числе лучших из лучших Советское правительство наградило Яана Тальтса вторым орденом Трудового Красного Знамени.   На митинге в родном Таллине Яан тогда сказал:   - Счастье каждого советского спортсмена - в сознании нужности того дела, которому он посвятил себя. Нужности для людей, для страны.   Мы, советские спортсмены, - частица нашего народа. Мы сильны его любовью, его глубокой заинтересованностью. Это двигает нас. Это дает нам те дополнительные моральные и физические силы, без присутствия которых простой человек не в силах совершить подвиг.   Вот и весь рассказ о двух дуэлях, где психология действия стала психологией победы. Победы сильного духом над равным физически.   Еще раз подчеркиваю, что с радостью рассказываю эти истории нашим молодым тренерам и молодым спортсменам - всем, кто мечтает о новых победах. Их немало - я знаю. И они настойчиво ищут свои пути к вершинам. Ведь праздники редки. Отдых короток. А труд - повседневен. Гремит металл. Льется пот. Твердеют мускулы. Закаляется воля. Тяжелеет штанга. И нет силы, способной остановить это движение. От боя к бою. От подвига к подвигу.   ЧЕМПИОНЫ ВОЛИ   Воля - многогранное, емкое, словно отлитое из металла слово. Она, эта воля, может проявляться во многих сторонах жизнедеятельности человека. Но, пожалуй, нигде она не видна так выпукло, так зримо, так очевидно, как в современном спорте. Борьба за победу на олимпиадах и чемпионатах мира, многолетние тренировки, требующие полной отдачи физических и духовных сил, преодоление трудностей и препятствий, которые почти всегда стоят на пути к успеху, - немыслимы без этого качества.   Можно с полным основанием сказать, что нет ни одного чемпиона ни в одном виде спорта, который бы не обладал волей. Но есть спортсмены, чьи воля, мужество, психологическая закалка как бы выходят за рамки обычного понимания и восхищают даже нас, много повидавших и испытавших на своем веку. Между собой мы называем их чемпионами воли. Они показывали пример своему поколению, они навсегда остались яркими маяками в истории мирового спорта. О некоторых из них я хочу рассказать в этой книге. Потому что их жизнь и дела - это тоже своеобразные уроки психологии.   Свой рассказ я начну с Якова Григорьевича Куценко. Сейчас, к сожалению, уже мало кто знает и помнит, особенно среди молодежи, это имя, а ведь оно составило целую эпоху в советской тяжелой атлетике! Его имя было легендой, а его многолетняя дуэль с армянским силачом Серго Амбарцумяном была и останется в истории нашего спорта как одна из самых ярких и романтических ее страниц.   Он родился в 1915 году в Киеве. Здесь, па крутых берегах Днепра, прошло его детство. Окончив семилетку, он по примеру отца и старшего брата решил стать кузнецом. Яков поступает в фабрично-заводское училище. Сначала учится, как задумал, на кузнеца, но потом избирает профессию слесаря-инструментальщика. В училище он впервые познакомился со штангой. И в Киеве, и на стройках Урала, куда забрасывала его рабочая судьба, он никогда не расставался с полюбившимся ему спортивным снарядом.   После Магнитогорска, Кизила, где он трудился на ударных стройках первых пятилеток, снова родной Киев. Здесь он становится членом общества "Локомотив" и с начала тридцатых годов приступает к систематическим, целеустремленным тренировкам. Даже поступив на учебу в институт, он ни на один день не прекращает свиданий со штангой.   Результаты упорного и очень продуманного труда начинают сказываться довольно быстро. Уже в 1935 году, выступая на первенстве Украины, двадцатилетний атлет-комсомолец в напряженном единоборстве с известным в ту пору мастером Аркадием Касперовичем завоевывает звание чемпиона республики.   Наступает 1937 год. Яков Куценко впервые становится известным всей стране, отняв у трехкратного абсолютного чемпиона СССР знаменитого армянского богатыря Серго Амбарцумяна всесоюзный рекорд в толчке - 154 кг. Очередной чемпионат страны по поднятию тяжестей проводится в Тбилиси. Здесь впервые происходит очная встреча между Серго Амбарцумяном, трехкратным чемпионом СССР, и молодым, бурно прогрессирующим киевлянином. Интерес к этой дуэли превзошел все ожидания. Желающих посмотреть ее было так много, что состязание решено было в порядке исключения перенести из помещения Госцирка на республиканский стадион, под открытое небо. И здесь в присутствии более чем тридцати тысяч зрителей Яков Куценко впервые завоевывает звание чемпиона СССР в тяжелом весе, или, как говорили тогда, звание абсолютного чемпиона. Попутно он устанавливает новый всесоюзный рекорд в сумме классического троеборья -380 кг. Теперь, конечно, этот результат кажется смехотворным, но в ту пору это был результат высокого международного класса. Достаточно вспомнить, что на XI Олимпийских играх два участника, набравшие такую сумму, вошли в "зачетную" шестерку (пятое и шестое места), а первое место обеспечила сумма 410 кг. Завоевал тогда золотую медаль представитель Германии Йозеф Мангер, мировой рекорд которого в сумме троеборья равнялся 425 кг. Яков Куценко и Серго Амбарцумян включились в заочную борьбу с ним и совместными усилиями перекрыли достижения немецкого спортсмена, но их замечательные мировые рекорды не были зарегистрированы в качестве официальных, так как мы тогда не входили в состав Международной федерации тяжелой атлетики.   У Якова Куценко много самых разнообразных побед и творческих достижении, но одно из них поистине уникально: начиная с 1937 года он четырнадцать раз подряд выигрывал звание абсолютного чемпиона СССР! Это редкий случай в истории отечественной тяжелой атлетики и мирового спорта. Вот уж поистине чемпион среди чемпионов воли! Сколько было нужно упорства, настойчивости, любви и преданности спорту, чтобы на протяжении такого длительного срока поддерживать форму, отстаивать свое высокое и почетное звание.   Передо мной пожелтевшая от времени газета "Горьковская правда". В ней рассказывается о прошедшем в городе на Волге личном первенстве СССР военного сорок третьего года. На старт этого уникального в своем роде состязания вышли тогда М. Косарев, М. Касьяник, Г. Новак, А. Божко. Но самое большое место в репортаже о состязаниях уделено Якову Куценко. "Его имя окружено для нас красивой и доброй легендой, - читаем мы в корреспонденции, написанной заслуженным мастером спорта Н. Шатовым. - И сейчас на помосте в Горьком киевлянин совершил новый подвиг. Приехав сюда с предприятия, работающего для фронта, перенеся все невероятные трудности и лишения военной поры, бессменных вахт в цехах, лишенный, как и мы все, возможности питаться по потребности, он все же сумел, как и прежде, победить всех своих соперников и доказать, что ему нет пока равных".   Он стал чемпионом и первого послевоенного года. А в следующем сезоне его имя вновь облетело всю страну. 31-летний ветеран, которого кое-кто уже пытался списать в запас, устанавливает рекорд СССР в сумме классического троеборья - 435 кг.   Проходит еще немного времени, и сборная Советского Союза едет в Париж дебютировать на чемпионате мира. Это было, по существу, первое официальное выступление наших штангистов на международной арене - ни опыта, ни знания соперников, ни вообще знаний о характере подобных состязаний у них не было.   В составе той незабываемой нашей команды, взявшей па себя роль первопроходца, оказались Серго Амбарцумян и Яков Куценко. Незадолго до выхода на помост киевлянин во время тренировки получил серьезную травму плеча. Но несмотря ни на что, превозмогая боль, он вел героическую борьбу и завоевал серебряную медаль, пропустив вперед лишь могучего и молодого американского негра Джона Дэвиса, ставшего через два года олимпийским чемпионом.   Это достижение советского атлета было замечено общественностью и оценено по достоинству. Газета французских коммунистов "Юманите" писала в те дни:   "Яков Куценко! Париж помнит этого замечательного спортсмена по его блестящим выступлениям в нашем городе и на мировой рабочей Олимпиаде тридцать седьмого года. И вот он снова здесь и демонстрирует нам свое неувядаемое мастерство и неиссякающую силу".   Словно подтверждая справедливость и точность этой оценки, Яков Григорьевич на следующий год, в Хельсинки, завоевывает звание абсолютного чемпиона Европы, показав один из самых лучших своих результатов в сумме троеборья - 432,5 кг.   Я счастлив, что и мне довелось встретиться с этим действительно великим спортсменом и скрестить с ним -оружие на тяжелоатлетическом помосте. Состязания с ним стали для меня, в ту пору еще начинающего атлета, замечательной школой мастерства, воли, психологической выдержки.   Первый раз я принял участие в чемпионате страны в 1949 году. Проходил он в Воронеже. Когда мы, спортсмены тяжелой весовой категории, вышли на парад, зрители устроили Куценко бурную овацию.   Меня тогда поразило и то, как просто и в то же время достойно вел себя сам атлет. В его поведении не было ни тени манерничания, нарочитости, позерства, чем, увы, иногда страдали некоторые силачи довоенной закалки. Яков Григорьевич был предельно скромен в поведении, а на помосте действовал красиво, точно. Он победил с большим преимуществом. Я с восхищением следил за ним, хотел подойти, познакомиться, да так и не решился. Но в душе моей, в сознании моем встреча с ним уже тогда оставила глубокий след. Я учился, наблюдая за его техникой, поведением на разминке и на помосте. Меня восхитили спокойствие, выдержка, необычайная внутренняя собранность этого атлета. Одним словом, его пример звал к подражанию. И я дал себе слово тренироваться еще серьезней, чтобы повысить личные результаты, быть готовым на равных сразиться с прославленным чемпионом. И эта задача успешно решалась в будничном труде.   В апреле 1951 года в составе команды советских штангистов я выехал в Финляндию. Всегда волнующе и радостно знакомство с новой страной, ее людьми. Но Финляндия тогда особенно привлекала наше внимание как организатор XV летних Олимпийских игр, в которых впервые предстояло участвовать советским спортсменам. Мы встретились с финскими штангистами в большом зале "Мессухали-2", где летом предстояло повести спор олимпийцам, представляющим наш вид спорта. Здесь в сумме троеборья я набрал 425 кг. Вернувшись на Родину, прочел сообщение из Киева, что Куценко в пятнадцатый (!) раз выиграл первенство Украины с результатом 430 кг.   - Отлично, - сказал мне тогда мой тренер Роман Павлович Мороз. - На очередном первенстве страны ты попробуешь сразиться с ветераном на равных.   От одних этих слов мне стало как-то не по себе: шутка ли, претендовать на приоритет самого Куценко! Но я( конечно, ничем не выдал своего волнения.   И вот наступил долгожданный май. Сразу же после праздника мы уехали в Каунас, на очередной чемпионат страны, с которым, откровенно говоря, связывали очень большие надежды. Наша стратегия базировалась на рывке, где я имел особенно хорошие шансы и подходил вплотную к результату 138. Исходя из этого, мы с тренером решили, что начинать в этом движении я буду с веса 130 кг, то есть с веса, который в ту перу для Якова Григорьевича был на грани предела. Таким образом, в нашем тактическом построении была заключена основа предполагаемой победы.   Вечером 19 мая в переполненном до отказа зале спортивных игр, вмещавшем около полутора тысяч зрителей, началось состязание самых сильных. В жиме останавливаюсь на весе 125 кг. Яков Григорьевич в последнем подходе делает 130. Нестрашно. Это в нашей раскладке учтено, мы к этому вполне готовы.   После перерыва предстоит выполнять рывок. И тут происходит нечто совершенно непредвиденное для меня. Мой учитель Роман Павлович Мороз человек смелый, умеющий здраво рисковать, верящий в молодость. Но тут с ним случилось то, что уже случалось со многими: он откровенно испугался авторитета Куценко, не поверил в мою способность бороться с ним. И вот за несколько минут до моего выхода на помост тренер подошел ко мне и сказал:   - Алексей, Яков Григорьевич начинает со ста двадцати пяти. Давай и мы. Чего зря рисковать?   Что я мог ответить на это? Раздумывать было некогда. Махнул рукой:   - Что ж, пусть будет по-вашему.   Сейчас, когда за плечами большой жизненный опыт, я отчетливо понимаю, что поступил тогда неправильно. Если даже проявил нерешительность тренер, спортсмен не должен, не имеет права колебаться в решительную минуту. Не имеет права без особой нужды отступать от тщательно продуманных и не раз опробованных планов. Это - один из основных законов спортивной психологии.   Но тогда я этого, конечно, не знал. И не предполагал, к каким это может привести последствиям.   - На штанге 125 килограммов, - объявляет бесстрастный голос судьи.   Куценко "чисто" берет вес. Наступила моя очередь. Спокойно подхожу к снаряду: ведь вес, установленный на штанге, брал уже много раз! Легко отрываю снаряд от помоста. Штанга взметнулась вверх, но тут же через прямые руки пошла за спину и с грохотом упала на помост сзади меня.   Медленно шел я за кулисы, соображая, в чем же дело. Отодвинул занавес и сразу очутился в окружении товарищей по команде. Тут-то мной и тренером была допущена вторая серьезная психологическая ошибка. Мы даже не попытались проанализировать причину неудачи. Растерянный, я стоял и слушал отрывистые, порой противоречивые, порой ничего не значащие советы Новака, Пушкарева, Любавина:   - Не робей!   - Вспомни Финляндию!   Второй подход - и снова снаряд летит за голову. Теперь, придя за кулисы, я встретил удивительную Тишину. Нервы были напряжены до крайности. Третий подход - снова неудача.   Что же все-таки тогда произошло? Ответ на этот вопрос дает спортивная психология. Настроившись на тренировках на первый подход к 130 кг, я как бы подготовил всю свою психику, все мышление, весь механизм движения к работе с этим весом. 125 кг - это было для меня слишком мало, и я забрасывал штангу за себя, так и не успев перестроиться психологически и физически. Так Куценко победил без борьбы меня и моего тренера.   Нужно ли сейчас говорить о том настроении, с которым я уходил с помоста! Мечтать о первом месте, о славе чемпиона - и получить ноль в своем коронном' движении...   Не помню уж сейчас, как пришел в раздевалку, как стал медленно снимать с себя туфли - делать, мол, больше нечего. И вдруг слышу рядом, над головой, голос Якова Григорьевича:   - Не горюй, Алексей Медведев. Мало ли что случается в жизни спортсмена! Нужно уметь одинаково спокойно переносить и победы и неудачи. Давай-ка, дружище, готовься к следующему движению. Докажи, что твоя неудача случайна.   Эта искренняя дружеская поддержка оказалась так кстати! Несмотря на нуль в рывке, я по совету Куценко и тренера продолжил соревнование, толкнул штангу весом 165 кг.   Вот так, при таких любопытных обстоятельствах мы познакомились с Яковом Григорьевичем. Он уже тогда видел во мне соперника, причем соперника молодого, опасного, но не выказывал но отношению ко мне ничего кроме дружелюбия, сердечной теплоты и участия. Куценко охотно делился со -мною опытом, давал ценные советы, но при этом неизменно говорил:   - В свободное время, Леша, я тебе самый что ни на есть настоящий друг. Приходи - все объясню и все отдам. А вот на соревнованиях - позволь да подвинься. Там ты у меня победу должен только вырвать. Силой вырвать. Без боя я не дамся.   И он делом подтверждал эти слова. Помню хорошо личное первенство Советского Союза 1952 года в городе Иваново. Мы снова встретились здесь с Куценко. Яков Григорьевич и на этот раз показал себя мудрым тактиком. Он отлично использовал все девять подходов и, обыграв меня на семь с половиной килограммов, в четырнадцатый раз стал абсолютным чемпионом страны. Тогда ему исполнилось уже тридцать семь лет.   Вечером 30 марта для участников чемпионата был устроен банкет. Так получилось, что за столом мы оказались рядом с Яковом Григорьевичем. Мне почему-то казалось, что он недостаточно весел для чемпиона, и я сказал ему об этом.   - Ты угадал, дорогой Леша, - подтвердил он, - немножко грустновато. Ведь сегодня я навсегда распрощался с большим спортом. Надо давать дорогу вам, молодым.   В этом был весь Яков Григорьевич Куценко - человек необычайной скромности. Настоящий герой отечественного спорта, он посчитал ненужным никому сообщать о своем уходе, посчитал неприличным делать из этого, как он выразился, шумиху.   Так тогда никто и не узнал о его решении. Но обойтись без чествования Куценко все же не удалось. Дело в том, что главным судьей чемпионата был тогда председатель Всесоюзной секции тяжелой атлетики, заслуженный мастер спорта Дмитрий Васильевич Красников. Мы все относились к нему с глубоким уважением, знали, что он фронтовик, кавалер нескольких орденов Красного Знамени, в годы войны командовал бригадой морской пехоты, сражался на Малой земле.   И вот этот человек встал тогда и сказал:   - Товарищи! Сегодня страна узнала имена семи новых своих чемпионов по тяжелой атлетике. Но я хочу поднять особый тост за одного из них. За нашего дорогого Куценко. Сегодня он в четырнадцатый раз подряд, поднялся на высшую ступень пьедестала почета, четырнадцатый раз провозглашен самым сильным человеком Советской Страны. Подумайте, сколько за этим стоит труда, самоотверженности, целеустремленности, мужества, воли! Много чемпионов у нас, но Яков Григорьевич пока чемпион среди чемпионов.   Закончив активные выступления на помосте, Яков Григорьевич долгие годы возглавлял сборную страны, был ее старшим тренером. С его именем связано ее блестящее выступление в олимпийском Риме, на многих чемпионатах мира.   Никогда не забуду, как, обняв меня, этот чемпион чемпионов, человек железной воли со слезами на глазах говорил:   - Алеша, передаю эстафету вам, молодым. Несите ее достойно. И не забывайте нас.   Забыть его невозможно. В той первой медали абсолютного чемпиона мира, которую привез в пятьдесят седьмом на Родину я, в феноменальных рекордах и победах Юрия Власова, Леонида Жаботинского, Василия .Алексеева есть частица преданности, отваги и воли Якова Куценко.   За последние годы советский тяжелоатлетический спорт выдвинул из своей среды немало ярких талантов. Имена людей, еще сравнительно недавно известных лишь узкому кругу специалистов, сегодня записаны в летопись героев мирового помоста. И. среди них - имя рабочего из города Шахты, заслуженного мастера спорта Давида Ригерта.   12 марта 1972 года ему исполнилось двадцать пять лет. Во многих областях общественной жизни этот возраст знаменует начало творческого пути. В современном же большом спорте четверть века - пора подведения итогов или, во всяком случае, генеральной проверки правильности избранного пути.   У Давида Ригерта нет никаких оснований сомневаться на этот счет. Жизнь показала, что "железная игра", которой он отдал свою любовь, годы труда, отплатила ему добром за добро.   Люди приходят в большой спорт по-разному. Но есть одна черта, которая роднит всех рекордсменов и чемпионов: их восхождение всегда связано с именем кого-то, кто первый заронил в юное сердце искру любви к спорту.   Шесть лет назад в среднюю школу хутора Западный, на Кубани, привезли новенькую штангу, и учитель Юрий Алексеевич Одинцов организовал тяжелоатлетическую секцию, пригласив в нее поначалу учеников выпускного класса. Вместе со всеми попробовал свои силы и Давид. Собственный вес его был тогда 65 кг, и он выжал 37,5 кг, рванул 50 и вытолкнул 55.   Сначала все это казалось забавой, не более. Но с каждым днем занятия становились все интереснее. Юрий Алексеевич отдавал им всю душу. А когда кончалась тренировка, учитель собирал ребят в круг и часами рассказывал о подвигах силы. Взволнованно звучали названия далеких городов: Хельсинки, Мельбурн, Рим... Словно вызванные какой-то чудотворной силой, входили в зал живые образы советских богатырей: Юрия Власова, Рудольфа Плюкфельдера, Леонида Жаботинского. Они звали продолжать эстафету побед и славы.   После таких бесед хотелось тренироваться еще больше и яростнее. И Давид, сам того не замечая, стал отдавать штанге почти все свободное время. Через месяц он уже далеко ушел от своих сверстников и выполнил на районных состязаниях норматив первого спортивного разряда. Это было праздником для всей школы, для всего хутора.   Но потом, как вихрь, налетели выпускные экзамены, а за ними пришла пора идти на военную службу. Провожали Давида в Советскую Армию, как говорится, всем миром. Запомнились от тех дней неугомонная песенная карусель и грустное лицо школьного учителя. И слова его запомнились:   - Не расставайся со штангой! У тебя талантище...   - Да вы не беспокойтесь, Юрий Алексеевич! Я теперь и сам без нее жить не могу!   Это была правда. Попав в одну из воинских частей, комсомолец Давид Ригерт быстро освоился с новыми для себя условиями. Он стал отличником боевой и политической подготовки, оператором высшего класса и спортивным организатором подразделения. Играли в футбол, бегали кроссы, соревновались с соседями... Но в горячке солдатских будней все сильней, все томительней давала о себе знать тоска по грохоту металла, по упрямому и радостному единоборству с ним.   И вдруг неожиданная, большая радость: на чердаке, совершенно случайно, Давид обнаружил покрытую толстым слоем пыли, но совершенно исправную, вполне современную штангу. Он обрадовался ей, как старому доброму другу. Быстро привел в порядок, вместе с товарищами по службе соорудил помост и... написал объявление о том, что с 1 февраля 1968 года в подразделении начинает работать секция тяжелой атлетики.   Вспоминая своего школьного учителя и все, что он ему преподал, Давид закрутил дело по-серьезному. Только за один год он подготовил около полутора десятка настоящих штангистов, из них двое -сержант Николай Гладких и рядовой Владимир Бачища - стали перворазрядниками. А сам Давид Ригерт выполнил на окружных состязаниях норму мастера спорта.   - Добился, значит, своего? - не то спрашивали, не то радостно утверждали товарищи.   А Давид отмалчивался. Ну что, в самом деле, объяснять, что этот заветный серебристый значок он рассматривает всего лишь как этап на пути к давно уже избранной, кажущейся пока недосягаемой, но от этого еще более желанной цели!   По вечерам, после отбоя, прислушиваясь к многоголосью звуков засыпающей казармы, он вспоминал волнующие рассказы Юрия Алексеевича Одинцова. И вновь проходили перед ним величественные и мудрые, как боги, гордые хозяева мирового помоста, прославленные олимпийские чемпионы: Власов, Жаботинский, Плюкфельдер. Последний особенно волновал воображение молодого воина. Как-то Давиду попалась на глаза биография этого человека и увлекла, захватила дух. Ему правилась в Плюкфельдере огромная воля, несгибаемость духа. Его поразило обилие испытаний и преград, которые сумел преодолеть этот "железный" человек на пути к цели. Захотелось стать его учеником, быть с ним рядом. И в мае 1969 года демобилизованный солдат оказался в городе Шахты. Он устроился электрослесарем па шахту "Южная-1" и в тот же день пришел к Рудольфу Владимировичу.   - Хочу идти по вашим стопам...   - Ну что ж, как говорится, с богом! Начинай работать.   То, что скрывалось за этими словами, Давид понял лишь впоследствии. Прежние нагрузки, прежние тренировки выглядели теперь детской забавой. Молодой организм не сразу смирился с новыми требованиями. Но мышцы все-таки было легче подчинить себе, чем сознание. То и дело мозг сверлила мысль о потерянных житейских радостях, о том, правильно или неправильно растрачивает он дни своей юности.   И вот однажды сомнения прорвали плотину долга. Встретил он в городе друга-однополчанина, завел, как полагается, к себе в гости, поставил на стол бутылку...   Давид прекрасно знал, что тренер не похвалит за два дня пропуска тренировок, но он даже представить себе не мог, что получится на самом деле. Рудольф Владимирович был немногословен:   - Ну-ка, забирай свои манатки!   Две недели обивал Ригерт порог Дворца спорта и две недели слышал суровое, непреклонное тренерское "пет!". Он клялся, божился, что этого никогда больше не повторится. Наконец Плюкфельдер поверил:   - Ладно, первый и последний раз прощаю. И не думай, дело тут не в какой-то амбиции. Ты замахнулся па большое дело. А оно требует полной отдачи, безропотного самопожертвования!   Этот случай стал этапным в их взаимоотношениях. Ригерт понял, что есть лишь два выхода: или уйти из большого спорта, или отдаться ему без остатка. Он выбрал второе. Может быть, потому, что видел пример удивительной беззаветности в своем тренере. Он уважал, а может быть, даже боготворил Плюкфельдера за то, что тот всегда, от начала и до конца тренировки, находится в зале, беспрерывно вникает во все детали, возится часами с кинограммами, объясняет их, не считаясь ни с чем.   - С таким человеком грех успеха не добиться, - сказал как-то Ригерт.   Пример олимпийского чемпиона Рудольфа Плюкфельдера учил его настойчивости, мужеству и завидной спортивной дерзости. Последнее качество я подчеркиваю особо. И вот почему. Хорошо помню, как в Подольске, выступая на чемпионате РСФСР 1969 года в средней весовой категории (то есть в той самой, в какой стал олимпийским чемпионом его учитель), Давид набрал в сумме 440 кг (135 +135 +170). Это был неплохой результат для новичка и никудышный с точки зрения высшего международного класса. Каково же было мое изумление, когда, спрашивая парня с шахты "Южная-1" о его дальнейших спортивных планах, я услышал следующее:   - Поехать в будущем году на чемпионат мира в Колумбус...   - А знаешь ли ты, сколько нужно для этого сделать?   - Килограммов пятьсот, не меньше, - ответил он так спокойно, словно речь шла о пустяке.   Я только покачал головой, но в тот же день вписал его фамилию в свой тренерский блокнот: что-то было в голосе Ригерта, в каждой отчеканенной им фразе такое, что заставляло в него поверить.   И он действительно отправился имеете с нами за океан, в американский город Колумбус.   То был необычайно трудный чемпионат. Может быть, самый нервный и трудный из всех, па которых мне довелось побывать в качестве спортсмена и тренера. В первый же день нас постигла трагическая неудача: получил ноль чемпион мира 1969 года В. Крищишин. Потом трое суток томительных ожиданий своей очереди, во время которых была устроена пресловутая допинговая провокация против спортсменов социалистических стран. Бесновалась пресса. Бесновались зрители.   В этой лихорадочно-сложной обстановке вместе с рижанином Г. Иванченко на помост Колумбуса вышел Д. Ригерт. Подобное испытание могло оказаться трудным и для бывалого бойца, а шахтер был здесь всего лишь зеленым новичком: он не имел на своем счету ни одного международного состязания. Даже самого легкого. И сразу - в такой бой!   Жизнь подготовила ему здесь испытание, словно сразу хотела проверить, чего стоит этот парень.   После двух движений классического троеборья на первое место уверенно вышел Г. Иванченко, а за ним с одинаковой суммой -300 кг -шли уже испытанные в сражениях Н.Озимек из Польши, венгр Я. Богач, американец Я. Карчути и наш Д. Ригерт.   Начинаются состязания в толчке. Долго продумываем, какой выбрать вес для начального подхода - ведь от этого зависит многое! Даже очень многое! Наконец останавливаемся на цифре 182,5 кг.   Приближается время вызова на помост. И вот первый подход. Давид довольно легко берет тяжелый снаряд на грудь. Но, к нашему глубокому разочарованию, даже не может подняться с ним из подседа. Потом уже, после соревнований, Давид объяснил нам, что ноги у него попали на резиновую подкладку помоста и разъехались в разные стороны. Но Ригерт, по его словам, даже не очень расстроился, считая, что произошла досадная случайность и он исправит ее. Но и второй подход, по другим техническим причинам, тоже окончился неудачей.   Неожиданно над Ригертом (а вместе с ним и над всей нашей командой) нависла катастрофа. Я полагаю, что в тот момент и в зрительном зале, и в разминочном, где ждали своей очереди другие спортсмены, и в коридорах, на сцене, где скопились тренеры и судьи, едва ли набрался бы десяток человек, готовых поверить, что новичок зафиксирует в третьем подходе солидный вес.   Не буду описывать, как прошли те незабываемые для нас три минуты. Когда Давид поднялся, чтобы выйти на помост, я сказал ему:   - Помни, ты же шахтер!   А Виктор Куренцов добавил:   - Советский шахтер!   Зал замер, и в наступившей тишине Давид поднял тяжелую штангу над головой и долго, необыкновенно долго, держал ее на вытянутых руках. Словно хотел убедить всех в реальности чуда. И пока огромный снаряд висел над ним, публика продолжала оцепенело молчать. А потом поднялась такая овация, какой не удостаивался в Колумбусе ни один чемпион. Да, иногда и бронзовая медаль бывает дороже и весомее золотой. В тот день мы поняли, что обрели для сборной не только прекрасного спортсмена, но и несгибаемого бойца,   Рудольф Плюкфельдер мечтал, чтобы ученик стал, как когда-то он, сильнейшим средневесом планеты, по эта мечта не сбылась: вскоре после возвращения на Родину Давид перешел в следующую весовую категорию. В ту самую, где властвовал знаменитый уже уральский богатырь, чемпион мира Василий Колотое.   Ригерт дебютировал в новом для себя разряде в ноябре 1970 года на чемпионате России в Волгограде. В отсутствие своего грозного соперника он стал чемпионом республики, попутно отняв у Василия Колотова мировой рекорд в рывке.   Теперь уже ясно стало, что в этой весовой категории у нас начато волнующее и непримиримое соперничество двух выдающихся атлетов. И, словно желая подчеркнуть это, Василий Колотов в Париже в начале 1971 года улучшает свой мировой рекорд в сумме, доводит его до 540 кг. А через месяц в Ростове на "Призе дружбы" Давид Ригерт в отсутствие Колотова не только побеждает, но и впервые становится обладателем мирового рекорда - 542,5 кг.   Весь тяжелоатлетический мир с большим, радостным нетерпением ожидал их первой личной встречи. И она состоялась на финале V летней Спартакиады народов РСФСР в Таганроге.   Хотя, как я уже сказал, они впервые скрестили шпаги в личном поединке, встреча эта была для каждого из них очень важной, принципиальной. И, естественно, никто не хотел уступать.   Оба начали с колоссального веса - с такого, с которого никто и никогда в этой категории еще не начинал жим - 180 кг. И оба в первой же попытке осилили вес. Но столько физических и духовных сил было отдано, что дальше ни один из богатырей не продвинулся ни на шаг.   Яростная борьба продолжается. В рывке снова соперники идут ва-банк. Первый подход на 155 кг.   - Есть! - аплодируют Колотову.   - Есть! - взрывается зал овацией в честь Ригерта.   С каждым мгновением напряжение поединка нарастает. Зал буквально наэлектризован. И вдруг непредвиденное: рванув в третьем подходе 160 кг, Василий Колотов получает тяжелую травму. А "раскрепощенный"   Ригерт заканчивает турнир с новым мировым рекордом - 545 кг.   Василий Колотов, рабочий из Первоуральска, первым поздравил Давида Ригерта, рабочего из города Шахты, но лицо его было грустным. Уралец знал, что травма слишком серьезная. Да, ома не позволила ему поехать в Софию на чемпионат Европы. И счастье, что теперь его смог продублировать товарищ.   На помосте болгарской столицы разгорелась ожесточенная дуэль между знаменитым шведом Бу Юханссоном и посланцем нашей страны. Обстоятельства сложились так, что для победы Ригерту нужно было толкнуть штангу весом 205 кг - на два килограмма больше мирового рекорда. А в запасе у него оставался один подход. Всего один. И когда он пошел к снаряду, парни из спортивных делегаций Польши, Болгарии, Венгрии ставили десять против одного,, что он обречен на неудачу.   - Люди поопытней ломали себе в таких ситуациях шею, - говорили, и не без основания, они.   Но Давид Ригерт сделал, казалось бы, невозможное и стал чемпионом континента. "Это настоящий чемпион, - писала о нем газета "Народен спорт", - это спортсмен великого мастерства и несгибаемой воли".   Эту характеристику атлет из рабочего города Шахты блестяще подтвердил на чемпионате мира 1971 года в столице Перу Лиме. Здесь Давид впервые поднялся на высшую ступеньку пьедестала почета, закончив соревнование с превосходной суммой - 542,5 кг, И после этого все виднейшие специалисты в мире единодушно "отдали" ему золотую олимпийскую медаль на предстоящих Играх.   Казалось, все соответствовало этим прогнозам. Выступая в мае 1972 года на чемпионате Европы, он второй раз подряд получил золотую медаль сильнейшего атлета континента и показал новый мировой рекорд в троеборье - 557,5 кг и в рывке - 166 кг. А всего до начала Игр он девять раз вносил поправки в таблицу высших достижений: один раз в жиме (198 кг), два раза в рывке, два в толчке и четыре - в сумме!   Однако в Мюнхене Давида Ригерта постигла роковая неудача: в одном из движений он получил нулевую оценку. Он тяжело, но мужественно переживал эту трагедию. В конце года решил согнать восемь килограммов и выступить в средней весовой категории (до 82,5 кг). Эксперимент удался: он и здесь установил три рекорда мира - два в рывке (160 и 165 кг) и один в толчке (201 кг).   Весной 1973 года он вернулся в категорию до 90 кг. Мадрид и Гавана стали свидетелями его нового триумфа: он в третий раз завоевал звание чемпиона Европы и второй - чемпиона мира.   Наступает следующий сезон. Очередной чемпионат континента проводится в итальянском городе Верона. Здесь Ригерт встретился с олимпийским удачником Мюнхена Андоном Николовым. Никогда не забыть этого соревнования. После первого упражнения Давид отстал от своего соперника на два с половиной килограмма. Толкнув 210 кг, болгарский атлет устанавливает рекорд мира в двоеборье - 385 кг. А у советского богатыря еще один, последний, подход. На штанге 212,5 кг. Давид Ригерт, проявив бесстрашие и мужество, фиксирует этот огромный вес и, сравнявшись с Николовым в сумме, завоевывает золотую медаль, так как его собственный вес меньше.   У меня нет никакой возможности описывать его подвиги шаг за шагом. Олимпийский чемпион Монреаля, шестикратный чемпион мира, девятикратный чемпион Европы, обладатель более шестидесяти мировых рекордов, Давид Ригерт уже сегодня стал одним из главных героев мирового тяжелоатлетического спорта. Сегодня он лидер второй полутяжелой весовой категории (до 100 кг), где опять-таки завладел всеми мировыми рекордами: в рывке - 180,5 кг, в толчке - 226,5 кг и сумме двоеборья - 405 кг.   Бесспорно, среди чемпионов воли на одно из первых мест в истории мирового спорта должно быть поставлено имя Василия Алексеева. Писать о нем подробно не буду, так как только за последнее время в свет вышли две книги, посвященные его великому спортивному подвигу. Самобытность в методах тренировки, огромная морально-волевая закалка, прочная психологическая устойчивость в сочетании с огромным трудом обеспечили ему право вот уже на протяжении десятилетия носить звание самого сильного человека планеты, не имеющего никого, кто стал бы с ним вровень и рискнул бросить вызов.   Нельзя обойти молчанием и подвиги воли, совершенные спортсменами других стран. В течение многих лет на помостах мира властвовал Норберт Шеманский.   Он родился в 1924 году, а ровно через двадцать лет стал чемпионом Соединенных Штатов Америки в полутяжелой весовой категории с внушавшим тогда уважение результатом -402,5 кг. В отделе хроники "Нью-Йорк пост" по этому поводу было написано, что Норберт связывает свою победу на тяжелоатлетическом помосте с далеко идущими планами: собирается перейти в профессиональный бокс.   Не знаю, насколько планы самого Норберта совпадали с этим сообщением, но боксером он не стал. Найдя весьма приличную работу на одном из предприятий, он получил возможность служить тяжелой атлетике. И, нужно сказать, служил ей верой и правдой.   Уже в 1947 году Шеманский дебютирует в чемпионате мира и занимает почетное второе место - 412,5 кг. Известный французский обозреватель того времени Пьер Бартье писал, что выступление Шеманского произвело на него глубокое впечатление.   Через год в составе сборной команды Соединенных Штатов Норберт Шеманский приезжает на XIV Олимпийские игры в Лондон. Норберт выступает в тяжелом весе. Здесь вне конкуренции оказался знаменитый Джон Дэвис (452,5 кг), установивший Новый олимпийский рекорд (452,5 кг). Но Норберт тоже справился с поставленной перед ним задачей - завоевал серебро и набрал, внушительную сумму - 425 кг. Газеты тогда назвали его надеждой Америки и достойной парой чернокожему гиганту.   Словно (стремясь оправдать эти авансы, Норберт уже в 1951 году становится чемпионом мира в полутяжелом весе (427,5 кг), а следующим летом, в Хельсинки, приносит своей команде золотую медаль в полутяжелом весе с выдающейся для той поры суммой - 445 кг. Достаточно вспомнить, что занявший тогда второе место наш силач Григорий Новак отстал от Шеманского на 35 кг.   Вряд ли есть возможность (хотя это было бы небезынтересно) приводить здесь даже хронологически все выступления этого несомненно выдающегося атлета. В течение двух десятилетий не покидал он мировой помост - рекорд, который, по-моему, еще не скоро будет побит. За это время он завоевал три золотые медали чемпиона мира (1951, 1953, 1954 годы), четыре серебряные и две бронзовые, стал олимпийским чемпионом, (1948 г.) представлял свою страну на олимпиадах в Лондоне, Хельсинки, Риме, Токио. За свою спортивную карьеру Шеманский двадцать два раза вносил поправки в таблицы мировых рекордов (как в отдельных движениях, так и в сумме классического троеборья).   Итак, первое, что подкупает в Норберте Шеманском, - это спортивное долголетие. За ним кроется колоссальная преданность штанге, могучая психологическая настройка, огромная сила воли. Ведь штангист подобен музыканту: он гибнет сразу, как только перестает тренироваться. Гибнут его сила, его скоростные качества, а главное- его техника, его магическое искусство подчинять себе колоссальный вес. Следовательно, Шеманский сумел в течение двух десятилетий сохранить свой постоянный тренировочный ритм, показав высокий образец спортивного труда.   Но спортивное долголетие Норберта Шеманского восхищает не только само по себе. Это - непрерывное восхождение, это - цепь неизменных побед над самим собой. Это -цепь неожиданностей, цепь свершений, которых от пего никто уже не ожидал.   Впрочем, посудите сами. В 1960 году на Олимпийских играх в Риме тридцатишестилетний Норберт Шеманский занимает третье место, впервые набрав в сумме классического троеборья 500 кг. Итальянский журналист Доминико Спанелли писал тогда:   "Можно лишь преклоняться перед мужеством ветерана американской команды. По-видимому, это выступление - последнее в его почетном послужном списка. И он нашел в себе силы на финише войти в пока столь малочисленный легион тех, кому под силу пятисоткилограммовый рубеж. Достойный финиш!"   Как, вероятно, смеялся над этой своеобразной спортивной эпитафией сам ветеран, у которого и в мыслях не было уходить с помоста!   В этом очень скоро смог убедиться спортивный мир. В Будапеште, на очередном чемпионате, Норберт бросил вызов самому Юрию Власову, и их поединок здесь стал одной из самых волнующих, самых захватывающих дуэлей за всю историю нашего вида спорта.   Шеманский в тот раз обошел находившегося в расцвете сил Власова и после первых двух движений выигрывал у нашего чемпиона целых 10 кг. Только отчаянным толчком веса 207,5 кг Власов вышел вперед, набрав в сумме 540 кг. Шеманский был вторым с результатом 537,5 кг.   О нем было тогда сказано и написано в мировой прессе немало хорошего. Но, пожалуй, самые добрые слова адресовал ему сам Юрий Власов. Он писал: "Шеманский! Он, по-моему, никогда еще не был так хорош и силен. По сосредоточенной работе, очень серьезному выражению лица ясно, что для пего эти соревнования - главные в жизни. 39-летний атлет дрался отчаянно, не жалея себя".   Но и на этом Норберт не поставил точку. Два последующих года он повторял свой результат 537,5 кг, а в 1965 году устанавливает свой личный рекорд -544,2 кг, явившийся в то время рекордом США.   Норберт Шеманский сражался на мировом помосте в течение восемнадцати долгих лет, добился ряда выдающихся побед, ярких рекордов, и этим нельзя не восхищаться.   Но, пожалуй, не меньшего уважения достоин венгерский атлет легчайшего веса (до 56 кг) Имре Фельди. Его послужной список выступлений па мировом помосте начался в 1959 году, а точка была поставлена в 1972-м. Четырнадцать боевых лет. Да каких!   В подвиге венгра (по сравнению, например, с Шеманским) есть одна весьма примечательная особенность. Ведь если американец продвигался вперед последовательно прибавляя собственный вес, что, в общем, естественно для человека, то Имре вынужден был почти полтора десятилетия держать себя в железных рамках своей весовой категории, что требовало почти полного аскетизма. Да, приходилось и недоедать, и отказывать себе и лишнем глотке воды, а иногда - накануне ответственных встреч - сгонять лишние килограммы. В год их, но его словам, набиралось до десяти. А за четырнадцать лет? Подумайте сами. Одним словом, нужно было обладать сверхволей, сверхмужеством, чтобы пройти вес то, что прошел он.   Свой дебют на мировом помосте Имре начал на чемпионате мира 1959 года в Варшаве, где завоевал бронзовую медаль. На Олимпийских играх в Риме он занимает 6-е место с результатом 320 кг. Однако уже в следующем сезоне па чемпионате мира 1961 года в Вене Имре Фельди добивается значительного прогресса и набирает одинаковую сумму (345 кг) с советским спортсменом Владимиром Стоговым, но, оказавшись на триста граммов тяжелее, уступает золотую медаль. "Он был чемпионом мира всего три минуты, а затем пережил одну из тех трагедий, которыми так богат тяжелоатлетический спорт", - писала в те дни газета "Фольксштимме". Как мы увидим в дальнейшем, судьба приготовила ему немало подобных неудач.   В 1962 году XVII чемпионат мира проводился у него на родине, в Будапеште. Имре ориентировался на своего "обидчика" Стогова и в конце концов превзошел его. Но впереди на этот раз оказался выдающийся японский силач Иосинобу Мияке.   В 1963 году неукротимый венгр на чемпионате мира в Стокгольме пробует свои силы в категории 60 кг. Показав в сумме троеборья 365 кг, Имре получает бронзовую награду и одновременно становится чемпионом Европы. Но на помосте Токио летом 1964 года он снова возвращается в легчайшую категорию (56 кг) и заканчивает выступление с новым мировым рекордом в сумме - 355 кг. Радости спортсмена и его товарищей не было предела. Но опять Имре - "чемпион на три минуты". Виновником новой трагедии для венгерского спортсмена становится советский штангист Алексей Вахонин, сделавший, казалось бы, невозможное. Для победы Вахонину нужно было превысить два мировых рекорда - в толчке и в сумме, причем превысить сразу на два с половиной килограмма! Никто не верил, что он осуществит эту задачу. Но Леша не только осилил громаду в 142,5 кг, но перед тем, как опустить снаряд на помост, постоял даже несколько секунд на одной ноге, заложив вторую за икроножную мышцу. А венгерский штангист получил олимпийское серебро.   Лишь в 1965 году на XX чемпионате мира Фельди завоевывает свою первую золотую медаль, повторив мировой рекорд в сумме - 360 кг. Здесь он одолел Вахонина, получившего в одном из движений двоеборья нулевую оценку. Но в 1966 году Вахонин на очередном чемпионате мира берет реванш, показав в троеборье 362,5 кг - повторение рекорда Фельди. А сам автор этого достижения уступил на этот раз своему победителю два с половиной килограмма.   Как известно, в 1967 году чемпионат мира не проводился. Наступил очередной праздник олимпийцев планеты, который на этот раз состоялся в Мехико. И опять, как четыре года назад в Токио, после двух движений Имре Фельди впереди своего основного соперника иранца Мохаммеда Нассири. Разрыв между ними составил уже 10 кг. И опять - ликование атлета, ликование его товарищей по команде. Ведь Нассири, весящему 56 кг, необходимо на три килограмма улучшить мировой рекорд в толчке, поднять снаряд в 150 кг. Кажется, сделать это невероятно. Но Нассири совершает чудо.   После этого у него и у Фельди одинаковая сумма - по 367,5 кг. Но венгр весит на 320 граммов больше соперника, и опять эта ничтожная разница оказывается роковой для него.   После случившегося многие видные специалисты считали, что Имре оставит помост.   "Едва ли он сможет психологически пережить трагедии Токио и Мехико", - заключил видный венгерский обозреватель Ласло Надь. Но те, кто писал такие вещи, видно, очень плохо знали характер Фельди. Пройдя еще сквозь многие испытания, горечи и неудачи, он великолепно спел в Мюнхене свою лебединую песню, став олимпийским чемпионом с новым мировым рекордом в сумме троеборья - 377,5 кг. Четырнадцать лет он ждал этой минуты счастья. Четырнадцать лет он боролся с соперниками и невзгодами. Он выстоял, выдержал и получил самую дорогую для спортсмена награду.   За свою нелегкую спортивную карьеру Имре Фельди установил 20 мировых рекордов, из них четырнадцать в своем любимом упражнении- жиме. И один из них- 137,5 кг - навечно остался в таблице мировых рекордов в жиме для атлетов полулегкого веса.   Ну как же не назвать все это великим спортивным подвигом?! Как же не восхищаться им?!   Не могу не вспомнить о человеке, который особенно часто играл трагическую роль в судьбе Имре Фельди,- об иранском спортсмене Мохаммеде Нассири. Он выступал на большом помосте меньше великого венгра - "всего" тринадцать лет, но это достаточно большой срок, особенно если учесть, что последние пять лет этому атлету пришлось выступать в новой для себя, более легкой, весовой категории (до 52 кг), что вынуждало его перед каждым официальным турниром сгонять по три-четыре килограмма собственного веса.   Нассири пришел в тяжелую атлетику из гимнастики, которую, по его словам, очень любил. Однако, видимо, маленький рост (148 см) мешал ему совершенствоваться в избранном виде, и в конце концов Нассири остановился на единоборстве с металлом. Впервые обратили на него внимание в 1966 году на берлинском помосте во время проведения очередного чемпионата мира. Иранец занял тогда третье место с суммой 350 кг, пропустив вперед лишь таких уже всемирно известных атлетов, как Алексей Вахонин (362,5 кг) и Имре Фельди (360 кг). Но через год в далеком Мехико становится олимпийским чемпионом, совершив, казалось бы, невозможное, о чем вы уже знаете из нашего рассказа об Имре Фельди.   Затем он еще два года подряд никому не уступает звание сильнейшего в мире. Особенно яркой, запоминающейся была его победа на чемпионате мира 1970 года в американском городе Колумбусе. Здесь, как и в Мехико, после жима впереди был Фельди с разницей в пять килограммов. Рывок еще более усугубил положение Нассири: теперь разрыв между ним и его главным соперником составил 10 кг! Чтобы догнать Фельди (а следовательно, и победить, ибо Мохаммед всегда весил меньше Имре), иранцу необходимо было поднять в толчке громадный вес - 147,5 кг. И Нассири вновь решает эту сложнейшую задачу, вызывая справедливое восхищение всех поклонников тяжелой атлетики.   С отменой жима (это решение, как известно, было принято Международной федерацией на олимпийском конгрессе в 1972 году) шансы Мохаммед а Нассири при традиционно слабом рывке значительно упали, и его взор обращается в более легкую категорию - до 52 кг. Ход оказался верным. В Гаване (1973 год) и Маниле (1974 год) Мохаммед завоевывает золотые медали чемпиона мира в сумме двоеборья.   Наступили XXI Олимпийские игры. Как и у Имре Фельди, у Нассири это была четвертая олимпийская попытка, и он поставил перед собой дерзкую задачу - завершить ее золотой победой. Надо сказать, что его мечта была близка к осуществлению: дважды он легко брал на грудь чемпионский вес-142,5 кг, но зафиксировать штангу вверху на прямых руках не смог. Сказалась трехлетняя непрерывная сгонка веса и слишком большая жажда победы. От чрезмерного пере возбуждения Мохаммед потерял контроль за своими действиями, нарушилась правильная координация, и заключительная фаза толчка не получилась. Но и бронзовая медаль (вслед за нашим Александром Ворониным и венгром Георгом Кёсеги) была достойной наградой мужественному атлету.   Это было предпоследнее выступление Мохаммеда Нассири на международной арене (в 1977 году на чемпионате мира в Штутгарте он получил нулевую оценку в рывке). В общей сложности за тринадцать лет он четырнадцать раз превышал мировые рекорды в жиме и толчке, и его достижение в жиме- 128,5 кг - в категории до 56 кг сегодня навечно оставлено в таблице. Олимпийский чемпион Мехико, пятикратный чемпион мира. Для спортсменов, регулярно занимающихся сгонкой собственного веса, это великолепные достижения, которыми по праву можно гордиться.   Обаятельный польский атлет Вальдемар Башановский выступал на помосте пятнадцать лет. За этот срок он принял участие в четырех олимпиадах (Рим, Токио, Мехико, Мюнхен) и завоевал две золотые олимпийские медали. Он пять раз побеждал на чемпионатах мира в легкой весовой категории (до 67,5 кг). На его счету 24 мировых рекорда. Это был атлет динамичного, темпового стиля, поэтому его высшие достижения отмечены в рывке, толчке и сумме.   Стартовал Вальдемар в 1960 году в олимпийском Риме, где занял скромное пятое место, набрал в троеборье 370 кг. Но уже на следующий год, в Вене, мы не узнали новичка - он резко улучшает свои показатели и впервые становится чемпионом мира с суммой 402,5 кг, опередив нашего Сергея Лопатина.   Следующее восхождение относится к 1964 году. В олимпийском Токио встретились три чемпиона мира: поляки Вальдемар Башановский и Мариан Зелинский и наш Владимир Каплунов.   В первом упражнении Зелинский и Каплунов выжимают по 140 кг, Башановский отстает на семь с половиной килограммов. Но как блестяще он реабилитирует себя в рывке, подняв 135 кг! У Каплунова 127,5 кг, у Зелинского - 120 кг. Теперь на победу фактически осталось лишь два претендента.   Башановский - Каплунов. Толчок не дал преимущества ни одному из них. В итоге у обоих одинаковая сумма (432,5 кг), превышающая мировой рекорд. Обладая меньшим собственным весом, Вальдемар получил право на золотую медаль. Через четыре года, в Мехико, он повторил свой подвиг.   Конечно, названными мною именами не исчерпывается список чемпионов воли. Я рассказал о тех, кого особенно запомнил. Их дела, их победы - образец спортивного мужества, психологической целостности. Они зовут к новым, еще более прекрасным свершениям.   НЕЗАБЫВАЕМЫЕ УРОКИ   Спорт не может состоять из одних радостей и побед. Незабываемы и те горькие, порой весьма тяжелые уроки, которые он нам преподносит. Но в каждой неудаче, в каждом пережитом поражении заключен особенно важный и полезный урок для тех, кто идет за нами.   В 1972 году очередная XX Олимпиада проходила в Мюнхене. Советский спорт одержал там особенно яркую, выдающуюся победу. Посланцы нашей Родины завоевали тогда 50 золотых медалей. На фоне этого триумфа особенно выпукло был виден неожиданный провал команды наших штангистов, возглавлять которую довелось тогда автору этих строк. Вопросы:   - Что произошло в Мюнхене с советскими тяжелоатлетами?   - Чем объяснить их оглушительное поражение? (Мы тогда получили четыре нулевых оценки. - Прим. авт.)   Ответить на эти вопросы необходимо не только ради правильной трактовки исторического события, но и главным образом ради будущего. Классический урок психологии, который нам был преподан, никогда нельзя забывать. Сначала небольшая историческая справка. Нулевые оценки - не новинки в тяжелой атлетике. Они - настоящий бич этого вида спорта. Каждый нуль - большая моральная травма для спортсменов и команды.   С 1952 года советские спортсмены прочно вошли в число лидеров тяжелой атлетики, а это, как известно, всегда вызывает дополнительные психологические нагрузки. Тем более что конкуренция возрастает из года в год и все: большее число стран готовят атлетов высокого международного класса.   Я мысленно прошелся по чемпионатам мира и олимпийским играм, в которых участвовали советские спортсмены, и до 1964 года не смог припомнить ни одного случая не только нулевой оценки, но даже возможности ее получения.   Первый гром грянул в 1965 году, когда сборная СССР, получив два нуля на чемпионате Европы в Болгарии и нуль на чемпионате мира в Иране, проиграла эти соревнования в командном зачете. В 1966 году чемпионат мира в Берлине закончился триумфом советских богатырей, завоевавших пять золотых медалей из семи возможных. Но, как говорится, от великого до смешного один шаг: Я. Тальтс получил тогда нулевую оценку, а Л. Жаботинский и В. Куренцов были очень близки к этому, взяв первоначальные веса в рывке только с третьей попытки. Эти примеры можно было бы продолжать. Но я скажу лишь, что в обшей сложности за период с 1964 по 1971 год сборная СССР, выступая на чемпионатах Европы и мира, получила девять нулевых оценок и еще в одиннадцати случаях была на грани нуля.   По-видимому, эта весьма тревожная статистика должна была привлечь пристальное внимание тех, кто работал со сборной, и прежде всего автора этих строк, заставить нас вести серьезную профилактическую работу, направленную на предотвращение подобных случаев. Мы этого не сделали, и в том состоит первая наша серьезная ошибка. Мы до некоторой степени потеряли бдительность. А чтобы объяснить, как это произошло, следует, вероятно, вернуться к 1968 году.   После Олимпийских игр в Мехико наша команда пережила неизбежный период смены поколений: ушли из большого спорта Л. Жаб от и некий, В. Беляев, Б. Селицкий, снизили на некоторое время результаты Г. Четин и Д. Шанидзе. В течение двух лет команда выступала на чемпионатах мира, не выставляя участников в трех весовых категориях.   Разумеется, такое положение нас не устраивало. Вес время велась большая работа, нацеленная на то, чтобы сколотить равноценную команду к очередному олимпийскому году. Благодаря этому в советский тяжелоатлетический спорт пришла большая группа талантливой молодежи. На чемпионатах мира и Европы впервые были обстреляны А. Гнатов, Р. Бсленков, В. Каныгин, Г. Иванченко, В. Шарий, Б. Павлов, Д. Ригерт, В. Колотов, К. Утсар, В. Якубовский, Ю. Козин и В. Алексеев.   За истекшее четырехлетие советские штангисты установили около трехсот мировых рекордов - в несколько раз больше, чем вес зарубежные атлеты вместе взятые. Причем количество рекордов в последние два года олимпийского цикла в три раза превышает число достижений, показанных с первой половине этого периода.   Чемпионат страны 1972 года, официально рассматривавшийся как отборочный турнир к Олимпиаде, явился настоящим праздником тяжелоатлетического спорта: рекорды мира сыпались как из рога изобилия, один результат казался удивительнее другого. Европейский форум прибавил радостного настроения.   В итоге для поездки в Мюнхен была составлена команда, сильнее которой у нас, пожалуй, никогда еще не было. В нее входили восемь чемпионов мира, завоевавших это звание в 1970-1971 годах, почти все участники владели мировыми рекордами в отдельных движениях или сумме троеборья.   Мировая и наша пресса очень высоко оценивали возможности сборной СССР-72. Ей безапелляционно отдавалось первое место. Спорили лишь о том, сколько золотых медалей она завоюет. Пять, шесть, семь?.. Нас знакомые и незнакомые заранее поздравляли с победой, представители других видов спорта завидовали, что у нас такое прочное положение.   Конечно, все это по-настоящему должно было нас, тренеров, отвечающих за подготовку сборной, серьезно насторожить, вызвать на решительную борьбу с самоуспокоенностью и благодушием. Но мы не поняли всей важности этого. Более того, мы в какой-то мере сами поддались этому настроению. И стали главное внимание уделять организационным вопросам.   Тут нужно с чистой совестью сказать, что повсюду, где сборная проводила учебно-тренировочную работу, местные партийные, советские, профсоюзные, комсомольские, общественные и, конечно, спортивные организации создавали нам прямо-таки идеальные условия. И за это огромное всем спасибо.   Но в заботах о быте и условиях тренировок мы забыли о главном: о глубоком проникновении в суть индивидуальной подготовки каждого атлета, особенно подготовки психологической, конкретно нацеленной на олимпийское выступление.   Был еще один момент в нашей работе, на котором нельзя не остановиться. Спокойная, лишенная нервозности обстановка - одно из главных условий успешной подготовки к ответственнейшим состязаниям. Перед чемпионатами мира в Колумбусе и Лиме нам удалось обеспечить идеальную психологическую среду за счет того, что мы еще за несколько месяцев до выступлений твердо объявляли основной состав и, таким образом, полностью снимали внутреннее напряжение. Конкуренция, по существу, шла лишь за места запасных.   Вероятно, этот положительный опыт следовало применить и при подготовке к Мюнхену. Но нас подвело обилие замечательного "человеческого материала", имевшегося у нас под руками. Так, в средней и полутяжелой весовых категориях мы имели по 3-4 равноценных кандидата в основной состав и всех их пригласили на учебно-тренировочные сборы. Все это создало ненужную нервозность, резко повысило психологическое и физическое напряжение участников. Было много моментов, когда тренеры буквально силой оттаскивали от штанги спортсменов, запрещая им чаще, чем это положено, идти на большие веса. Такая конкуренция продолжалась до 10 августа, когда все "лишние" покинули базу.   Конечно, допуская к тренировкам широкий круг кандидатов, мы исходили из лучших побуждений: выявить действительно сильнейших, повысить личную ответственность каждого. Но теперь я вижу, что и здесь была заключена ошибка. "Обрубить концы" следовало сразу же после чемпионата страны, то есть за несколько месяцев до Мюнхена. Не сделав этого, мы не смогли избавить атлетов от повышенного возбуждения, а отсюда пришла сопутствующая беда - потеря чувства веса. Видно, лучше было кого-то "не угадать", нежели подвергать всех серьезным психологическим нагрузкам. Этот несколько запоздалый вывод следует учесть всем, кто работает со сборными командами.   Рассматривая стратегию олимпийского выступления, мы мучились сомнениями: то ли обеспечить себе легкую жизнь, заявив по два участника в средней, полутяжелой и первой тяжелой весовых категориях, то ли пойти па известный риск, заявив спортсменов во всех восьми разрядах кроме наилегчайшего (А. Гнатов с рывком в 85 кг не был готов к борьбе на высшем уровне). В конце концов остановились на втором, более рискованном, но зато и более солидном варианте.   "Опасную зону" (категории 56, 60 и 67,5 кг) прошли в общем успешно, хотя и здесь можно было рассчитывать на большее. Г. Четин завоевал бронзовую медаль с суммой 367,5 кг, недобрав до своего лучшего результата пять килограммов в жиме и два с половиной в рывке.   Тренерский совет совместно с представителями нашей делегации собирался по два раза в сутки; утром и по окончании соревнований. После дебюта Г.Четина заседание продолжалось особенно долго. Ставился под сомнение весь план выступления в легких весовых категориях. Но в конце концов Д.Шанидзе дали "зеленую улицу". Пожалуй, здесь создалась самая сложная ситуация, и здесь мы рисковали больше всего. Но Д.Шанидзе, несмотря на наличие очень грозных соперников, таких, как знаменитые японцы братья Мияке, болгарин Н.Нурикян, поляк Я.Войновский, венгр Я.Бенедек и другие, оправдал доверие, завоевав "серебро". Это было равносильно подвигу ветерана, по кое-кто расценивал это иначе. Нам было предложено не выставлять легковеса М. Киржинова. Трижды мы собирались, чтобы обсудить его судьбу. И каждый раз нам, тренерам, напоминали, что москвич на чемпионате мира 1971 года еле-еле ушел от нулевой оценки и занял третье место, третьим был и на чемпионате Европы 1972 года. Все это соответствовало действительности. Но далеко не все знали, что мы тщательно изучили причины неудач Мухарби, нашли ошибки в тренировочном процессе и исправили их перед Олимпиадой. Мы ручались за Киржинова, и он не подвел, принес команде и стране драгоценную чемпионскую медаль.   Казалось, все самое трудное позади. И вот это "казалось" тоже, как показала жизнь, было нашей ошибкой. В спорте я не новичок, на тренерской работе - тоже. Но в качестве- старшего тренера сборной впервые выводил советскую команду на олимпийский помост. И, видимо, мне следовало глубже понять, что игры - особое состязание, где даже самый сильный не гарантирован от неудач, срывов, где все должно быть подчинено высшей собранности. Понимая это умом, произнося фразу об этом не раз вслух, я не принял эти состязания всем существом, не "заболел" тем постоянным беспокойством, которого требуют олимпиады. И последовала суровая расплата: четыре нуля. Случай небывалый в истории нашей сборной. Какова же их природа?   Все началось с выступления В. Каныгина. После жима он стал лидером, установив личный рекорд-165 кг. Но что-то не понравилось в его действиях, и я предложил ему снизить в рывке начальный подход со 140 до 137,5 кг. В ответ раздалось:   - Мне все равно...   В первый момент я не придал этому ответу серьезного значения. Но когда Володя сделал свой первый неудачный подход, я оцепил все трагическое значение его фразы. Он подходил к снаряду действительно равнодушным и поднимал его без должного настроя, без олимпийского азарта. А мы, тренеры, уже ничего не могли в этот момент изменить в его настроении. Но откуда оно? Уже потом, после всего, что произошло, стали мы выяснять, беседовать по душам. И выяснилось, что Володя Каныгин почему-то вес время считал, что его не поставят в команду, нервничал, прислушивался ко всяким разговорам. А в результате - отсутствие должной собранности, необходимого победного настроя. Узнав обо всем, я понял, что такие душевные, откровенные беседы следовало нам проводить гораздо раньше, а в данном случае уже ничего нельзя было изменить.   Природа нулевых оценок у Б. Павлова, В. Шария и Д. Ригерта иная.   В среднем весе мы выставили чемпиона мира 1971 года Б. Павлова и обладателя мирового рекорда в сумме классического троеборья В. Шария. Начали они с того, что... всячески старались взвеситься один позже другого. Иными словами, они уже заранее делили победу между собой, а не настраивались, как мы от них неоднократно требовали, на серьезную, ответственную работу во имя интересов советской олимпийской команды. От исходной самоуверенности оказалось недалеко и до шапкозакидательства: оба считали, что мы, тренеры, даем им явно малые начальные веса. Внешне они соглашались с тем, что им предлагали, а внутренне ершились. Так, когда Павлов хорошо выжал последний разминочный вес 160 кг, он громогласно заявил:   - Я могу 180 осилить. Я же говорил, что мне мало дали начинать...   И это определило его поведение на помосте. Вес он жал небрежно, как будто на штанге было не 167,5 кг, а каких-нибудь сто. В результате -подвел себя и команду. Валерий Шарий шел за ним. По-видимому, на него подействовала неудача товарища. Он действовал очень зло, слишком выкладывался. В результате потерял контроль над весом, не смог удержать равновесие и ... принес нам третий нуль.   На следующий день нас ожидал еще один страшный удар: Ригерт, "король рывка", мировой рекордсмен в рывке, получил нуль именно в этом движении. Мы боялись его жима - жим прошел благополучно. В рывке разминался хорошо. И все же перед тем, как идти ему на помост, я спросил:   - Может, пересмотрим тактику? Ведь мы на семь с половиной килограммов впереди ближайшего соперника.   Он, немного подумав, ответил:   - Нет, Алексей Сидорович, начну со 160 (Это на семь с половиной килограммов меньше его мирового рекорда. - Прим. авт.). Начну, хотя и это для меня мало...   Уже потом, в душевной беседе, он признался:   - Хотел попросить у вас 165, да побоялся.   Вот она где собака зарыта! Он, как и его предшественники, шел на один вес, а думал о другом и горько поплатился за это.   По-видимому, наша тренерская вина состоит и в том, что мы не сумели убедить всех членов сборной команды в особой важности полной настройки на ту самую работу, которая тебе предстоит. Мы не сумели увести их от дурмана самообольщения, от погони за двумя зайцами - олимпийскими медалями и громкими результатами.   Хочу мысль о важности настройки развить. Настраиваться более широко, более гибко следует и нам, тренерам. А то прежде тактические варианты мы варьировали в пределах плюс-минус два с половиной килограмма. Такой диапазон мал. В этом нас должна убедить Олимпиада. Ее победитель в среднем весе набрал 507,5 кг (лучший результат В. Шария 527,5 кг), в полутяжелом- 525 кг (лучший результат Д. Ригерта 562,5). Мы подгоняли спортсменов и, естественно, себя на победу с рекордами, на победу громкую. А осторожного, запасного плана не имели. И этот план был бы не выражением трусости, а проявлением мудрости, рациональности. Причем вся подготовка к гибкой тактике должна нестись заранее, планово, с учетом всех возможных нюансов. Необходимо постоянно держать в поле зрения каждого атлета, его физическое и психическое состояние, меру тренированности, боевого духа, а не жить прежними результатами и победами, какими бы великими они ни были. Это важно всегда, а особенно - в олимпийском году.   Олимпиады не только определяют сильных и слабых, они учат, обогащают опытом, заставляют на многое посмотреть по-иному. В Мюнхене наша тяжелоатлетическая сборная, и прежде всего мы, ее руководители, получили горький, очень предметный урок. Урок, который не забудется никогда.   Думая о прошлом, учась на ошибках прошлого, мы, конечно, работаем ради будущего, ради побед и свершений завтрашнего дня.   Но каково оно - это будущее? Можно ли предугадать его, 'определить границы прогресса? Скажу определенно - да. И не только скажу, но и покажу на примере нашего вида спорта.   Олимпийские игры в Мюнхене стали историческим рубежом в развитии тяжелой атлетики: по решению состоявшегося в ту пору конгресса Международной федерации тяжелой атлетики был отменен жим, а следовательно, исчезло классическое троеборье, уступившее место двоеборью. Тогда же было решено в качестве исходных рекордов мира в двоеборье взять лучшие суммы рывка и толчка, показанные в троеборье. Картина получилась следующая.   Наилегчайший вес (до 52 кг). Лучший результат, был показан советским спортсменом В. Сметаниным ("Спартак", Свердловск) на чемпионате мира и Европы в Варшаве в 1969 году -232,5 кг (102,5 +130).   Легчайший вес (до 56 кг). Здесь в качестве исходного результата в двоеборье было объявлено достижение М. Нассири (Иран) -255 кг (105 +150), показанное им в 1968 году на Олимпийских играх в Мехико.   Полулегкий вес (до 60 кг). Здесь первый рекорд мира установлен И. Мияке (Япония) в 1969 г. на Спартакиаде своей страны - 277,5 кг (125 +152,5) в г. Матсура.   Легкий вес (до 67,5 кг). Первой в таблице записана фамилия советского атлета, чемпиона XX летних Олимпийских игр М. Киржинова - 312,5 кг (135 +177,5).   Полусредний вес (до 75 кг). Отсчет начат с результата В. Куренцова - 325 кг (140 + 185). Рекорд был установлен в 1968 году в г. Дубне на турнире сильнейших тяжелоатлетов СССР.   Средний вес (до 82,5 кг). И тут пионером стал советский спортсмен Д. Ригерт - 355 кг (155 + 200). Этот результат был показан в Сочи на Кубке СССР в 1972 году. С него же ведется запись и в полутяжелой весовой категории (до 90 кг)-372,5 кг (165 + 207,5). Результат показан в 1972 году на чемпионате Европы в г. Констанце.   Первый тяжелый вес (до 110 кг). Снова мы видим фамилию советского атлета - П. Первушина - 392,5 кг (175 + 217,5). Это событие произошло в г. Таллине на чемпионате СССР в 1972 году.   Во втором тяжелом весе (свыше 110 кг) штурм начал В. Алексеев - 415 кг (180 + 235). А отличился он в 1971 году на V Спартакиаде народов СССР.   Прошу прощения у читателей за эту нескончаемую вереницу цифр, но без них в данном случае невозможно обойтись. Да к тому же цифры иногда бывают куда интереснее слов.   Итак, отсчет был начат сразу же после Мюнхена. Вот как выглядит сегодня таблица мировых рекордов в двоеборье (все результаты даны мною по состоянию на 1 января 1980 года).   В категории до 52 кг последняя запись сделана советским атлетом А. Ворониным в 1977 году на чемпионате мира и Европы в г. Штутгарте - 247,5 кг. Как видим, прирост составил 15 кг.   В октябре 1979 года девятнадцатилетний советский атлет Ю. Саркисян довел мировой рекорд в двоеборье для атлетов легчайшей (до 56 кг) категории до 267,5 кг. Прирост - 12,5 кг.   Мужественный советский богатырь Н. Колесников в 1979 году на чемпионате Европы в г. Варне поднял сумму полулегковесов в двоеборье до 292,5 кг. Прирост- 15 кг.   Последнюю строчку в графе для атлетов легкого веса, (до 67,5 кг) занимает Я. Русев (Болгария)-332,5 кг. Он отличился на чемпионате мира 1979 года в Салониках. Прирост - 20 кг.   Полусредняя весовая категория (до 75 кг). В 1977 году па чемпионате СССР в г. Ростове-на-Дону советский атлет Ю. Варданян довел здесь рекорд мира в двоеборье до 347,5 кг. Прирост составил 22,5 кг.   Юрику Варданяну принадлежит высшее достижение в среднем весе (до 82,5 кг) -390 кг! И установлено оно на VII Спартакиаде народов СССР в 1979 году в Ленинграде. Прирост - 35 кг.   Первая полутяжелая весовая категория (до 90 кг). Сейчас мировой рекорд в двоеборье принадлежит Д. Ригерту - 400 кг, он установлен в 1976 году на чемпионате СССР в Караганде. Прирост - 27,5 кг.   Самая молодая категория - вторая полутяжелая (до 100 кг). Ее год рождения - 1977-й. И здесь хозяин рекорда Д. Ригерт -405 кг. Установлен в 1979 году в Ворошиловграде на состязаниях профсоюзов. Прирост - 27 кг за два года.   Первая тяжелая категория (до ПО кг) своим лидером сегодня называет болгарина В. Христова. На чемпионате мира и Европы в 1975 году в Москве он поднял 417,5 кг. Прирост за три года - 25 кг.   Шесть раз вносил поправки в таблицу мировых рекордов для атлетов второго тяжелого веса (св. ПО кг) В. Алексеев. Сейчас его рекорд в двоеборье равен 445 кг, а установлен он в 1977 году в Подольске на матче сильнейших тяжелоатлетов СССР. Прирост - 30 кг.   Сравнивая приведенные данные, мы легко можем убедиться, что продвижение происходит на всех участках тяжелоатлетического фронта. Прогресс налицо. Человек изо дня в день доказывает, что нет предела его физическим -возможностям. Ну а где же, в какой весовой категории восхождение заметней, значительней, ярче? Проведенная мною совместно с М.В.Стародубцевым научно-исследовательская работа по выявлению приближенных соотношений между эквивалентными показателями силы (результатами) у спортсменов разных весовых категорий помогла составить довольно ясную картину. Установлено, что до 1978 года абсолютно лучшим достижением по шкале специальных оценок была сумма Д. Ригерта в первой полутяжелой категории - 400 кг (539 очков!). В 1979 году на VII Спартакиаде народов СССР Ю. Варданян, показав в сумме для своей средней категории 390 кг (564 очка!), стал лидером мировой тяжелой атлетики. И не только лидером сегодняшнего дня. Он обогнал свое время, он заглянул в завтра и показал нам всем, на какие рубежи можно равняться в перспективе.   Что это значит? Так, если математически рассчитать результаты, которые необходимо достичь в остальных весовых категориях, чтобы показатели в остальных категориях были адекватны показателю 10. Варданяна в разряде до 82,5 кг, то мы получим следующую картину,   Наилегчайшая - 260 кг ( + 12,5 кг к нынешнему уровню).   Легчайшая - 287,5 кг ( + 20 кг)   Полулегкая -310 кг ( + 17,5 кг)   Легкая -342,5 кг (+10 кг).   Полусредняя- 370 кг ( + 22,5 кг).   Средняя - 395 кг ( + 5 кг).   Первая полутяжелая- 407,5 кг ( + 7,5 кг).   Вторая полутяжелая - 430 кг (25 кг).   Первая тяжелая - 447,5 кг ( + 30 кг).   Вторая тяжелая - 477,5 кг ( + 32,5 кг).   Это - рубежи ближайшего пятилетия или десятилетия, во всяком случае, рубежи XX века. Поначалу может показаться, что мы называем фантастические результаты. Но прошедшие Игры XXII Олимпиады в Москве показали, что высказанные нами прогнозы реально осуществимы в самом ближайшем будущем. Мало того, некоторые из них сбылись на олимпийском помосте. Турнир богатырей, состоявшийся во Дворце спорта "Измайлово", изобиловал небывалым урожаем рекордов: 104 олимпийских и- 18 мировых. Остановимся лишь на самых выдающихся результатах.   Первыми в борьбу включились спортсмены, вес которых не превышает 52 кг. Необычайно плотные и высокие результаты в рывке повысили накал борьбы в заключительном упражнении - толчке. Достаточно отметить, что олимпийские рекорды превышались в этот вечер одиннадцать раз. Зрители стали свидетелями небывалого в истории олимпийского состязания события, когда четыре атлета финишировали с одинаковым результатом, показав в двоеборье по 245 кг, что на 2,5 кг меньше рекорда мира. Лишь повторное взвешивание расставило атлетов по местам. Счастливее других оказался Каныбек Осмоналиев (СССР). Ему и вручили по праву золотую олимпийскую награду. Хан Ген Си (КНДР), завоевавший бронзовую медаль, установил рекорд мира в рывке - 113 кг.   В легчайшей весовой категории (до 56 кг) большинство спортсменов установили личные и национальные рекорды. В ходе поединков обновлены все три рекорда мира.   Героем дня стал чемпион мира 1978 года кубинец Даниэль Нуньес. В рывке он четко зафиксировал 125 кг, что на 2,5 кг больше рекорда мира. Затем кубинский силач толкнул штангу весом 150 кг, что позволило ему превысить мировой рекорд в сумме двоеборья (275 кг). Серебряный призер Юрик Саркисян (СССР), подняв самую тяжелую штангу в толчке {157,5 кг), на два с половиной килограмма улучшил принадлежавший ему же мировой рекорд.   Чемпионом Московской олимпиады в полулегкой весовой категории (до 60 кг) стал советский атлет Виктор Мазин (290 кг). Он рекордсмен мира во всех трех упражнениях: рывке (132,5 кг), толчке (167 кг), сумме (297,5 кг). После победы Мазин заявил: "Моя цель - довести рекорд мира до 300 кг".   Великолепно выступили атлеты легкого веса (до 67,5 кг) на олимпийском помосте в Измайлово. Представители восьми стран в общей сложности 33 раза превышали олимпийские рекорды! В рывке самую тяжелую штангу (147,5 кг -на 500 г меньше мирового рекорда) красиво поднял французский атлет Даниель Сене. Его успех повторил многократный чемпион и рекордсмен мира болгарин Янко Русев. Во втором упражнении - толчке - накал борьбы возрос еще больше. До последнего подхода не было известно, кто же станет самым сильным. Янко Русев опередил всех и стал чемпионом. В заключительном подходе он на 5 кг улучшил рекорды мира в толчке (195 кг) и сумме двоеборья {342,5 кг), подтвердив наш прогноз на ближайшее будущее.   Драматически сложилась борьба в полусредней весовой категории (до 75 кг). Силами двух выдающихся атлетов рекорды мира улучшались шесть раз. Первым отличился наш богатырь Александр Первий. Он установил рекорды мира в толчке (200 и 205 кг) и сумме двоеборья (357,5 кг). Однако его превзошел Асен Златев из Болгарии. На его счету также три рекорда мира: в толчке (200 и 205,5 кг) и сумме (360 кг). Олимпийский чемпион после состязаний заявил: "Попытаюсь в ближайшее время взять в рывке 162,5 кг и в толчке - 207,5 кг". Это даст в сумме прогнозируемый нами результат - 370 кг.   В весовой категории до 82,5 кг олимпийские достижения превышались штангистами 18 раз, в том числе мировые - 5 раз. А главным кудесником оказался Юрик . Варданян из Ленинакана. Спортсмен четко и красиво использовал все зачетные попытки и закончил состязания, показав в рывке 177,5 кг, а в толчке -222,5 кг, что дало в сумме 400 кг. Это на 10 кг превышает его же рекорд мира в двоеборье. Варданян удостоился приза Международной федерации тяжелой атлетики "Золотые килограммы" как лучший атлет олимпийского турнира.   Чемпион Олимпийских игр Леонид Тараненко (СССР) победил с двумя рекордами мира: толчок - 240 кг, сумма - 422,5 кг. На пресс-конференции после состязаний он заявил, что его цель - поднять в рывке 200 кг, в толчке 250 кг и набрать сумму 450 кг.   В сверхтяжелой весовой категории (св. 110 кг) лучше всех выступил советский богатырь Султан Рахманов. Он уверенно и технично использовал все зачетные подходы, установил два олимпийских рекорда в рывке, набрал хорошую сумму в двоеборье - 440 кг (195 + 245). Султан настолько легко и свободно поднимал снаряд, что если бы не главная цель - олимпийское золото, то он мог бы набрать в сумме 450 кг и установить новый мировой рекорд. Вот так закончился выдающийся турнир тяжелоатлетов в рамках XXII Олимпийских игр. И не только тяжелоатлетов.   Олимпийские игры в Москве отличались необыкновенным накалом спортивной борьбы, которая дала выдающиеся результаты в спорте: 74 олимпийских рекорда (считая только последние достижения) и 36 рекордов мира! Примечательно, что на пути к окончательной фиксации этих рекордов (внесению их в соответствующие таблицы) олимпийские рекорды превышались 341 раз, а мировые - 97 раз. Установлены также сотни национальных рекордов. Все это свидетельствует о том, что олимпийские соревнования способствовали повышению класса и уровня национальных спортивных достижений.   Таким образом, прогресс отмечен и во всех других видах спорта. Атлеты мира идут к таким головокружительным вершинам, о которых вчера еще даже нельзя было и мечтать.   В этом непрерывном восхождении спортсменам может помочь высокая психологическая устойчивость, безупречная морально-волевая закалка. Изучая уроки прошлого, в том числе уроки психологии победы, человек пойдет вперед - быстрее, дальше и выше!   [на главную страницу] Архив переписки Форум