Валерий Шарий: Я мог и Алексеева обыграть. Если дали бы
Сергей Щурко
(http://www.pressball.by/articles/author/shurko/91133)
Я знал, что Валерий Шарий будет вспоминать о
своей неудачной Олимпиаде в Мюнхене. Но без
неё не было бы и олимпийского триумфа в
Монреале четыре года спустя: наш богатырь
завоевал тогда золото на турнире
тяжелоатлетов в весовой категории 82,5 кг.
Во всех интервью, что дал моим коллегам Валерий
Петрович, Мюнхен-1972 неизменно окрашивается
чёрным цветом — похоже, неоднократный
рекордсмен мира каждый раз переживает тот
провал заново.
Увы, неудачи запоминаются лучше успехов. Эх,
как славно было бы, если Шарий действительно
стал бы двух или даже трёхкратным олимпийским
чемпионом! И ведь мог. Равно как и все три
его товарища по сборной Беларуси, в разные
годы поднимавшиеся на вершину олимпийского
пьедестала.
Для первого вопроса Шарию у меня припасена
цитата из интервью с Леонидом Тараненко. Леонид
рассказал тогда историю из жизни сборной СССР,
после которой понимаешь: общественное мнение и
здесь обманывается — никогда наша сборная не
была коллективом единомышленников,
объединённым счастьем движения к коммунизму
под флагами пятнадцати сестёр-республик...
Валерий Шарий: Там, где есть принципиальное
соперничество, глупо ожидать примеров большой и
бескорыстной дружбы. Подковёрная борьба была
всегда, и Москва, понятно, диктовала нам свои
условия. Не факт, что на чемпионат отправлялся
самый сильный в стране спортсмен.
Сергей Щурко: В интервью
врача сборной СССР Сергея Сарсания я прочитал, что зампред
Спорткомитета СССР Анатолий Колесов поспособствовал
включению в состав нашей сборной для Олимпиады в
Москве штангиста из Молдавии (это ошибка: на
Олимпиаде в Москве ни один штангист от Молдавии
за СССР не выступал — Сост.) и получил за это
вагон черешни...
В.Ш.: Я не удивлён.
Ну а как ещё молдаванин мог попасть в состав сборной
(нормально — то есть так, как Фёдор Касапу, наш
почти сильнейший на тот момент атлет из
категории 75 кг, попал на Олимпиаду
в Барселоне — Сост.)? Решать вопросы можно было
на всех уровнях: хоть в Спорткомитете, хоть с
главным тренером сборной — имелось бы только
желание договориться.
Что касается меня, то я никому никогда ничего не
возил. А зачем? Побеждать нужно в честной борьбе.
Обыграйте меня на помосте, и я тогда соглашусь,
что есть более достойные кандидаты на место в
составе.
Наверное, это пришло от воспитания. Я ведь в
тяжёлую атлетику каким образом влюбился? Увидел в
родном Червене в кинохронике перед фильмом сюжет
о победе советского штангиста Аркадия Воробьёва.
Стоит мощный атлет, на грифе большие блины
сверкают — с каждой стороны по три штуки... Ну
как мальчишка может смотреть на такую картину
равнодушно? После этого тоже захотелось железо
тягать.
С.Щ.: И сие у вас получалось весьма успешно: через
шесть лет упорных тренировок попали в сборную СССР.
В.Ш.: Во времена Воробьёва штангисты были более
открытыми и честными. А вот моё поколение и те,
кто пришёл за нами, оказались уже хуже. Не знаю,
почему. Может, конкуренция усилилась? Всё-таки в
сборную хотели попасть все, и за первенство
практически в любой весовой категории шла жёсткая
борьба.
В сборной ко мне относились хорошо. Особенно
поддерживал Виктор Куренцов — кстати, наш земляк.
Тем более, что я не вёл себя нагло. Всегда
скромненько, тихо. Петровичем называли с младых
лет — не просто же так, наверное. Значит,
нравился людям. Прямо в глаза правду говорил. И
не стучал никогда — не люблю это дело.
С.Щ.: Тараненко утверждал,
что любители стучать в сборной всё же находились...
В.Ш.: Юра Зайцев у нас такой был. Не самый сильный
штангист, зато проявлял себя в наушничестве. А в
коллективе ведь ничего не утаишь: проявишь себя
раз, другой — и всё, нет к тебе доверия.
С.Щ.: Не пытались проучить паршивца?
В.Ш.: А как его проучишь? Тёмную, что
ли, следовало устроить? Так ведь потом выгнали бы из
сборной — кому это нужно? Так, сухо общались.
Конечно, если я оказался бы в его категории 110 кг,
то он от меня никуда не делся бы. Знаешь, о чём
жалею? Что не набрал 100 килограммов. Тогда и
Тараненко можно было бы погонять.
С.Щ.: Ого...
В.Ш.: Да я от природы
сильный. Просто в штангу пришёл поздно, чуть
ли не в 18 лет. Сейчас ранняя специализация,
люди в таком возрасте уже серьёзные результаты
показывают. И это очень хорошо, когда с детства
проходишь несколько весовых категорий. Каждая
даёт серьёзный привес — по 50 кэгэ, а у меня
аж по 80 прибавлялось. Если разобраться, то
можно было и в супертяжи перейти.
Помню, в 1975 году прилетели мы в США на матч
Европа-Америка. Идём с Василием Алексеевым по
городу, я и говорю: “Смотри, будешь перед
ребятами выёживаться, наберу 115 кило и обыграю
тебя”. Он мне кулак к носу: “Я те обыграю!”
А я мог бы. Да и Давид Ригерт тоже. Просто нам не
давали вес набрать. Алексеев 170 кг весил, а
нам только 110 кг набрать, и всё — большой привет.
Я 250 кг затолкал бы свободно.
Вася Алексеев, следует признать, человеком был не
самым комфортным. Это мягко говоря. Я-то с ним ещё
мог общаться, а вот с другими у него постоянно
происходили конфликты. Он сверху вниз на всех
смотрел, с пренебрежением. Ну куда такое
годится? Мы же все одна команда, все равны, и
каждый прославляет страну в своей категории.
Однажды в Подольске Вася разбил фотоаппарат
пареньку, который его фотографировал. Да что
аппарат, он в родных Шахтах одному штангисту в
драке челюсть сломал. Потом квартиру ему подарил.
С.Щ.: Однако...
В.Ш.: Да, мог себе позволить.
Популярность была бешеная, но и характер такой же.
Жутко заводной.
С.Щ.: Про вас ведь тоже так говорили...
В.Ш.: Когда у меня что-то не получалось,
был готов весь зал разорвать от злости. Потом
успокаивался, включал голову и всё становилось на
места. Но кураж нужен в любом случае. Я без него
не мог. До сих пор, если честно, не люблю
проигрывать. Если вышел на помост, то сражайся до
конца.
С.Щ.: Вернусь к интервью
Сарсания. Он сказал, что неробол, в начале 1970-х
ещё не запрещённый, давал агрессивность и уверенность в
своих силах. Но перед Олимпиадой 1972 года
объявили, что в Мюнхене будут брать допинг-пробы.
И тогдашний главный тренер сборной Алексей Медведев запретил
употреблять этот популярный препарат. В итоге
“забаранило” сразу четыре человека — в первую
очередь из-за того, что пропала не физическая
сила, а психологическая уверенность в себе.
В.Ш.: Может, из-за этого, а может,
из-за чего другого. Мы не так давно встречались с
Ригертом, и он сказал — уже со слов осведомлённого
человека — что мюнхенский помост был неровным,
задняя его часть была на несколько сантиметров
выше передней. То-то во время жима я всю дорогу
сходил с места...
Да и тренеры наши не очень правильно себя повели.
Они меня как на танк с гранатой посылали. А надо
было просто привести в чувство, по физиономии,
может, дать.
К тому же, нас с Павловым задёргали ещё до
начала соревнований. Мы до самых соревнований не
знали, с каких весов начнём. Сначала одно
совещание проходит — одни веса утверждают, потом
следующее — уже новые веса.
Всё дело было в норвежце Йенсене — нашем основном
сопернике. Один из тренеров сборной побывал на
его тренировке и нагнал на всех страху: мол, Лейф
жутко сильный. Ну зачем нам это знать? Нам нужны
тишина и спокойствие. А тогда сразу создалось
напряжение.
Впрочем, мы тоже были не идеальные: перед
Олимпиадой на базе в Подольске практически все
вечера проводили за картами. Медведев нас гонял,
но куда там! Заняться было откровенно нечем, не
в телевизор же пялиться — те, кто жил в ту пору
в СССР, знают, что смотреть там было особо
нечего.
Интересно, что все, кто играл в карты, и получили
нулевые оценки. Алексеев с Тальтсом проиграли
по 20-30 рублей и отказались дальше играть. А я
завёлся на полную катушку — вначале 500 рублей
выиграл, потом столько же проиграл. Когда в "храпа" играешь,
всегда море эмоций. Особенно, у меня...
С.Щ.: Соперники по
категории, наверное, тоже раздражали?
В.Ш.: Больше всего —
Геннадий Иванченко. Неприятный тип, так и
хотелось дать ему по мозгам. Другой, Гена
Бессонов, тоже не шибко нравился —
закладывал ребят будь здоров. Но динамовец —
это уже призвание. А вот Борька Павлов
хорошим человеком был. Жаль, умер.
С.Щ.: А от чего умер?
В.Ш.: Пил много... Ничего
плохого в этой привычке нет, организму надо
давать отдых. Однако когда уходишь в недельный
запой, то здоровья это, конечно, никому не
прибавляет. Петя Король — олимпийский чемпион
, весёлый парень, всю команду своими шутками
до колик в животе доводил. Но тоже запойный:
мог на два-три дня выпасть из тренировочного
процесса. Давид Ригерт тоже, прямо скажем, не
святой...
Мы с ним как-то в историю попали — в 1977 году в
Цахкадзоре на сборах. Уже после их окончания в
аэропорту выпили, а друг Давида, врач, сцепился с
водителем “Москвича”, который его случайно задел.
Мы с Давидом в конфликте даже не участвовали, но
коль скоро были выпивши и вроде как в центре
скандала оказались, нас дисквалифицировали на год.
С Ригертом мы дружили. Перед Олимпиадой в Москве
договорились: чтобы никому не было обидно,
разойдёмся по разным категориям — я в 90 кг,
а он в 100 кг. Выиграем и уйдём двукратными
олимпийскими чемпионами. Но спорткомитетчики
загнали его в мои 90 кг, заставили
худеть, и Давид элементарно сломался от той дикой
сгонки.
А я в 90 кг толкнул бы 240 кило, и всё было бы
хорошо.
С.Щ.: Говорят, руководство нашей сборной опасалось
молодого болгарина Румяна Александрова, потому и
оттянуло в ваш вес Ригерта.
В.Ш.: Слушай, ну где сейчас
тот Александров? Я сразу сказал, что это персонаж
временный. И знал, что выиграю у него. В марте 1980-го
на прикидке в Подольске я показал в сумме
двоеборья 392,5 кг, но на чемпионате Европы
выступил не очень хорошо и занял второе место,
уступив Александрову. Однако мне было понятно,
что через пару месяцев болгарин попадёт в "яму".
Так оно и случилось. Александров занял второе
место, а первым стал венгр Бацако с результатом
всего лишь 377,5 кг. Ригерт же словил
“баранку”...
Просто в дело вмешалась политика — российская.
Дескать, для белорусов два места в сборной слишком
жирно будет. Хватит им и одного Тарана (то есть
Леонида Тараненко — Сост.). Титульная же нация
получила Ригерта в 90 кг и Никитина
в 100 кг. Впрочем, тот золота тоже не
добыл, проиграл чеху Зарембе.
С.Щ.: А на кого в сборной можно было положиться?
В.Ш.: Ни на кого. (Смеётся.) 1980 год. На утренней
поверке объявляется состав на Олимпиаду. Объявляет
его главный тренер Прилепин — его незадолго до Игр
поставили. Меня в списке нет. И Султанчик Рахманов,
мой друг, который сам с трудом попал благодаря
Щербицкому, первому секретарю украинского ЦК,
спрашивает: “А почему Шария не взяли?” — “А это не
ваши вопросы”.
Капитан команды Василий Алексеев — двукратный
олимпийский чемпион и уважаемый человек — промолчал.
И на кого же тут надеяться?
С.Щ.: Можно было к ребятам или к тем же тренерам
заранее подойти, упредить удар.
В.Ш.: Я сегодня нравлюсь себе
гораздо больше, чем раньше. Тогда слишком скромный
был. Вот в зале я смелел, а вне его... Не знаю,
почему.
С.Щ.: Белорусский характер, наверное...
В.Ш.: Терпимость, ага. Терпила. (Смеётся.)
С.Щ.: У Алексеева Олимпиада тоже ведь не удалась.
В.Ш.: Ещё до Игр стало очевидно, что он уже не
боец. 170 кг на проходке в рывке
и 230 кг в толчке — это был его
потолок, какие там 440 кило?
Понятно, что Вася о себе думал — куда там ещё за
меня впрягаться?
С.Щ.: Он же сам себе тренер был, да?
В.Ш.: Вначале у Плюкфельдера занимался, а потом
они разбежались.
С.Щ.: Вы с Павлом Зубрилиным тоже расстались.
В.Ш.: Терпеть уже нельзя было. Он на тренировку
пьяным постоянно приходил. Куда такое годится?
А иногда вообще не являлся. Потому и пришлось
уйти. Да я и не жалею. Потом один тренировался,
товарищ помогал. Но не хочу даже фамилию его
называть: враг...
С.Щ.: Какой у вас интересный вид спорта. С
тренерами, говорят, выпивали...
В.Ш.: Слушай, когда взрослым человеком
становишься, всё бывает. В 1972 году после Игр
такой стресс начался, что жить не хотелось.
Ходил к Гене Хасину в “Неман”, выпивал. С
тренером тоже можно, но это раз в неделю.
Почему нет?
С.Щ.: Вообще-то, ваши “баранки” оказались тогда
не самой большой трагедией.
В.Ш.: Имеешь в виду захват террористами
израильтян в мюнхенской Олимпийской деревне?
Я ведь с нашим парнем — репатриантом из
Минска — встречался за несколько дней до
этого. Борец Марк Славин. Сам ко мне в
деревне подошёл. Узнал, наверное. Смурной он
был почему-то: видимо, не адаптировался ещё
в Израиле или ностальгия нахлынула, когда
земляка встретил. Расспрашивал всё о Минске,
что там да как, фамилии тренеров по борьбе
называл — вдруг моими знакомыми окажутся?
Но мы, если честно, не очень много и
пообщались. Знаешь, когда впереди олимпийские
соревнования, думаешь только о них и в
длинные разговоры не вступаешь. Мы с Марком
пожелали друг другу удачи и разошлись. А потом
видишь, как получилось...
А я ведь тогда на одной ноге мог
выиграть. 540 кг хотел сделать в троеборье,
установив четыре мировых рекорда. Силы было
вагон, а этот нелепый помост всё испоганил...
С.Щ.: А кого можно считать атлетом номер один
в истории советской штанги?
В.Ш.: Звёзд много было. Юрия Власова возьми —
невероятно популярный спортсмен в своё время,
просто немного не повезло ему. А вообще должен
был стать двукратным олимпийским чемпионом...
С.Щ.: Он на Жаботинского всю жизнь обижается,
что тот переиграл его в Токио.
В.Ш.: На обиженных воду возят... Радуйся, что
судьба дала тебе такой шанс. Кем ты стал бы
без спорта? Благодари судьбу, что всё так
получилось, и не живи вчерашним днём. Что
касается Жаботинского, то он ленивый был,
любил отдыхать, не трудяга. Может, потому что
масса большая? 170 кило — это не шутки.
Шарий ненадолго задумывается, решая, видимо,
дать-таки однозначный ответ на мой вопрос,
и спустя две секунды выдаёт уже без сомнений:
— Юрик Варданян, наверное, самый великий.
Да и по характеру отличный пацан.
С.Щ.: После окончания карьеры он ведь уехал
в США и в “Чикаго Буллз” тренировал самого
Майкла Джордана. Тот, говорят, относился к
нашему чемпиону с большим почтением.
В.Ш.: Варданяна уважали все, кто хоть немного
его знал. А касаемо Джордана... Юрик кому
хочешь мог бы ОФП поставить, он и сам был
одарён невероятно. Хотя и трудяга тоже
выдающийся. Вот с таких надо брать пример.
С.Щ.: А про Андрея Арямнова что скажете?
В.Ш.: Хороший парень. Добрый, честный. Но
делает много глупостей. После Олимпиады
понесло его не в ту сторону. Пьяным без прав
ездил — ну как такое можно вытворять? Ведь
неоднократно предупреждали, но ничего не
понимал. У нашего поколения тоже бывали
ребята, которые голову теряли от того, что
становились свадебными генералами. Начинают
приглашать на мероприятия, и заканчивается
всё, как у Воронина — нашего олимпийского
чемпиона Монреаля в весовой категории 52 кг.
Пил много, упал потом с балкона. А может,
кто и помог...
Легко себя потерять, когда окружающие видят в
тебе только чемпиона, с которым в кайф
посидеть в компании, а завтра рассказать об
этом друзьям и знакомым.
С.Щ.: Можно же было с Андреем
как-то поговорить, наставить на путь истинный...
В.Ш.: Для этого обстановка
соответствующая нужна. Невозможно человека так
просто прихватить. В бане вроде не то, в столовой
тоже не самое удобное место... Не будешь же
оттаскивать его в сторонку... Надо, чтобы само всё
сложилось. Хотя ко мне Андрей хорошо относится.
С.Щ.: Будущее у него какое-нибудь видите?
В.Ш.: Если начнёт работать, как
прежде, то я в него верю. Ну а если... Что тут говорить...
А вообще смотри: все наши четыре олимпийских
чемпиона могли стать трёхкратными. Но почему-то
не стали. Хотя все были достойны. Как думаешь,
почему такая несуразица случилась?
С.Щ.: Три пика оседлать невероятно тяжело. Тем
более, в условиях жесточайшей конкуренции.
В.Ш.: Да, в сборной Союза было трудно. Когда не
всё от тебя зависит, то легко можно потерять
веру в человечество. Кругом интриги, а тебе надо
голову сохранять холодной. И тренироваться:
постоянно, каждый день, по нескольку часов.
Нельзя слабину давать. Другие это себе позволяли.
Даже великий Ригерт мог приехать на сбор
разобранным. Я всегда удивлялся: как так? Себе
ведь такое позволить не мог, я ж "периферийный".
Всегда приходилось быть начеку, всегда в форме.
Чемпион обводит глазами тяжелоатлетический зал,
в котором мы сидим уже почти час. Зал носит его
имя — "Клуб Валерия Шария". На входе объявление
о наборе детей 2002-2003 годов рождения.
Но мне кажется, что даже к олимпийскому чемпиону дети
вряд ли валят гурьбой. Не те дети и не та жизнь,
в которой самоутвердиться можно было только в
спорте, чтобы потом выехать за рубеж и
посмотреть, как там живут люди.
С куда большим интересом нынешние дети и их
родители пойдут в тренажёрный зал размером раз
в пять-десять больше, где одних тренажёров
только десятки. А здесь всего один, остальное в
соответствии с аскетичным бытом штангистов ещё
с советских времен — стойки, скамейки, грифы да
блины. Совсем как в старом фильме про Аркадия
Воробьёва.
Впрочем, по нынешним временам свой клуб иметь
тоже неплохо.
В.Ш.: За этот клуб хочу сказать спасибо бывшему
исполнительному директору представительства НОКа
по Минской области Геннадию Кецко — с его лёгкой
руки всё закрутилось. Гена — мир его праху — был
и человеком отличным, и организатором выдающимся.
Мы, считай, все города столичной области объездили
со своей спортивной компанией — вместе с Мариной
Лобач, Ромуальдом Климом и Олегом Логвиным.
Никакой прибыли зал, конечно, не приносит, но
смысл-то не в этом. Мы здесь пять мастеров спорта
подготовили и десяток кандидатов. Но ручеёк
иссякает, если честно. Хотя есть мальчик 16 лет,
на меня похож. Хочет тренироваться. Сейчас он в
категории 62 кг, потом в 69 кг
перейдёт, затем в 77 кг и так далее. Мясо
быстро нарастёт, тем более, что рост у него уже будь здоров.
С.Щ.: А как у вас сейчас со здоровьем?
В.Ш.: Суставы беспокоят. Но это болезнь всех
штангистов. Куренцов в Москве из-за
суставов только по квартире уже и может передвигаться.
Так что я по сравнению с ним ещё ого-го
какой здоровый.
Я же три “Европы” и один “мир” по ветеранам
выиграл. В конце 1990-х в пауэрлифтинге
почти 800 кг набирал, в 2009-2010 годах
был чемпионом мира в поднятии гири. 42 раза за минуту
рвал пудовик. Упражнения там, по идее, темповые,
но десять минут или полчаса с гирей мучиться не
хочется, лёгкие запросто можно выплюнуть. А тут
ещё приятель приобщил меня к стрельбе из лука.
Теперь на расстоянии 18 метров я
выбиваю 260 очков. При том, что 280 очков
— это уже мастерский норматив.
С.Щ.: Ну что здесь можно сказать?
Вы человек с движком, причём высокого качества.
Шарий загадочно улыбается, словно опытный
рассказчик в предвкушении нового поворота темы,
и достаёт из кармана смартфон.
В.Ш.: Гляди: я тут два старых “Москвича”
отреставрировал и продал. Теперь вот за “Победу”
взялся. Для себя уже буду делать. В два
цвета покрашу, и вообще машинка станет как
с иголочки. Своими руками всё-таки много чего
умею. Потом увидишь, как всё получится. А пока
работы на начальном этапе. Но мост новый уже
поставил. Под ключ сдам года через два: как
раз к юбилею Великого Октября.
Валерий Петрович хитро смотрит, проверяя:
понимаю ли я его иронию да и знаю ли вообще,
что в 2017-м ему исполнится
аккурат 70 лет?
Мы вместе просматриваем телефонный фотоальбом,
где, по сути, зафиксирована вся жизнь чемпиона:
дети, внуки, друзья, зал и, конечно, счастливые
моменты побед. На сканированных чёрно-белых
фотографиях Шарий ослепительно молод и невероятно силён.
Впрочем, ничего не изменилось и сейчас: он
по-прежнему богатырь. Похоже, с нулём
килограммов лишнего веса. Я выключаю диктофон,
а спустя мгновение пустынный до того зал
наполняется говором пришедших на тренировку
молодых ребят.
Поздоровавшись с Валерием Павловичем, они уточняют
детали предстоящей тренировки...
[на главную страницу]
Архив переписки
Форум
|