Алексей Сидорович Медведев

От 500 до 600

          (Издательство "Физкультура и спорт", Москва, 1972 год, 213 страниц с иллюстрациями)

          Пауль Андерсон, Юрий Власов, Леонид Жаботинский, Василий Алексеев — вот лишь некоторые из героев предлагаемой вниманию читателей книги.

А.С.Медведев
Двукратный чемпион мира в супертяжёлой весовой категории, заслуженный тренер СССР профессор А.С.Медведев

          Её автор, известный в прошлом тяжелоатлет, двукратный чемпион мира, а впоследствии видный педагог, старший тренер сборной СССР, рассказал об Олимпийских играх, чемпионатах Европы и мира как непосредственный участник и очевидец, как живой свидетель пути, который пройден современными штангистами, богатырями XX века.

          Содержащая богатый фактический материал книга, несомненно, представляет большой интерес для всех, кто любит тяжёлую атлетику.

Часть первая

          Почти ежедневно почтальон приносит мне разноцветные конверты. Это письма людей, влюблённых в штангу. Разные люди, они с одинаковой настойчивостью просят рассказать о том, что было, что происходит на мировом помосте сейчас и что будет происходить завтра...

Феерическая увертюра

1967. Жаботинский — 590

Жаботинский

          В дни и годы, предшествующие Олимпиадам, атлеты всей планеты до предела напрягают свои силы, и именно это время приносит миру наибольшее число рекордов и сенсаций...

          После Токио, где соревнование атлетов тяжёлого веса ознаменовалось великим противостоянием Жаботинского и Власова, в мире штанги наступило безмолвие, какое-то убаюкивающее спокойствие. Говорят, что так бывает на фронте после большого и трудного наступления: обе порядком измотанные воюющие стороны зарываются в землю, пополняют резервы, приводят себя в порядок и ждут... Ждут, когда тревожную тишину вновь разорвут взрывы.

          Ошеломляющий взрыв на мировом помосте произошёл 18 июня 1967 года.

          Из Софии телеграф принёс сообщение, что выступившей здесь вне конкурса во время матча Болгария-Турция советский спортсмен Леонид Жаботинский установил новый мировой рекорд в сумме классического троеборья, добившись неслыханного по тем временам результата — 590 кг.

          Сообщение об этом успехе опубликовала вся пресса планеты. Обозреватели восторгались не столько тем, что сделал богатырь с Украины, как тем, как он это сделал.

          "Состоявшееся вчера выступление лидера советских штангистов Леонида Жаботинского буквально потрясло всех, кому довелось стать свидетелем этого необычайного зрелища. Как читатель уже знает, наш дорогой гость ровно на десять килограммов превысил достижение своего знаменитого соотечественника Юрия Власова. Но, как ни парадоксально это звучит, всем нам показалось, что Жаботинский действовал далеко не на пределе своих сил и в ближайшее время сможет ещё прибавить".

          Эту цитату я взял из отчёта болгарской спортивной газеты, но примерно в этом же духе высказались тогда газеты Франции, Польши, Венгрии, Финляндии, США и многих других не чуждых тяжёлой атлетике государств.

          Как же был установлен выдающийся рекорд?

          Леонид Жаботинский вместе со всей сборной СССР приехал тогда в Софию по любезному приглашению наших болгарских друзей. Для тренировок и отдыха они предоставили нам одну из спортивных баз — кстати, прекрасно оборудованную и построенную в очень живописном месте.

          — Лес здесь располагает к чему-то особенному, — сообщил в одном из своих интервью Леонид.

          Хорошо отдохнув и напряжённо потренировавшись, он охотно согласился на публичное выступление, которое давало ему полную и наиболее благоприятную возможность проверить свою форму.

          Как только стало известно, что на помосте выступит олимпийский чемпион, билеты разошлись с небывалой быстротой. Зал, где проходило состязание, оказался до отказа забит тысячами любителей спорта. Жаботинского встретили бурей оваций. От имени Болгарской Федерации тяжёлой атлетики две девушки в национальных костюмах преподнесли ему корзину благоухающих роз. Леонид подошёл к микрофону:

          — Спасибо, — поблагодарил он всех собравшихся. — Спасибо, друзья. Я постараюсь отблагодарить всех вас за этот необычайно сердечный приём.

          Свой первый подход в жиме он сделал на 180 кг и с завидной лёгкостью зафиксировал этот вес. Затем прибавил 12,5 кг и тоже, как говорят штангисты, "чисто" поднял его. Огромная аудитория восторженно зашумела.

          — На штанге двести один килограмм, — голос судьи-информатора был нарочито спокойным.

          Прошло несколько минут. Советский штангист ценой огромных усилий, но безукоризненно в техническом отношении поднял штангу над головой. Она ещё находилась в воздухе, поддерживаемая его могучими руками, а зал уже гремел аплодисментами. Отовсюду — из партера и ярусов — неслось торжествующее:

          — Есть мировой рекорд!

          — Русскому — слава!

Жаботинский

          Все эти подробности я описываю далеко не случайно. Нам, спортсменам, так же как и артистам, необходим душевный контакт с публикой, необходима её искренняя поддержка, её взволнованность, которая, словно по проводам, передаётся на сцену.

          И Леонид загорелся. Он стал выступать с видимым подъёмом, с азартом, с хорошим задором.

          Рывок. Первый подход был относительно осторожным — 165 кг. Все три судейские лампочки загорелись доброжелательным молочным светом. И, действительно, движение было выполнено очень точно, с поражающей для такого огромного человека лёгкостью.

          Жаботинский попросил установить на штангу 174,5 кг. Этот вес тоже превышал официальный мировой рекорд — в рывке. И советский спортсмен вновь добился успеха.

          — Какой же вес он закажет в третьем подходе? — спросил у Аркадия Никитовича Воробьёва, старшего тренера нашей сборной, самый нетерпеливый журналист.

          — Не знаю, пока ничего не знаю, — ответил Воробьёв.

          И это было правдой. Они с Леонидом посоветовались, вроде бы даже немного поспорили. Тренер пытался в чём-то убедить своего подопечного, спортсмен же упорствовал. А публика всё ждала и волновалась. Наконец судья-информатор объявил:

          — Переходим к состязаниям в толчке.

          Здесь была та же картина: первый подход на 210 кг, второй — новый мировой рекорд — 218,5 кг. От третьего подхода — отказ.

Жаботинский

          Итак, семь блестяще исполненных подходов, четыре новых мировых рекорда, и среди них главный, самый сенсационный — 590 кг в сумме.

Жаботинский

          18 июня 1967 года.

          Этот день вошёл в жизнь Леонида Жаботинского как день большого счастья. Но, может быть, сейчас, по прошествии некоторого времени, Леонид, оставаясь наедине с самим собой, с горечью признаёт, что не сделал тогда всё, что мог или должен был попытаться сделать. Журналисты были правы: Леонид выступал как никогда легко, у него всё получалось, и в те часы, видимо, следовало пойти дальше, следовало попытать счастья в третьих подходах в рывке и толчке. Жаботинский, по моему твёрдому убеждению, был тогда готов к тому, чтобы показать 600 кг или максимально приблизиться к этой сумме. Ему засчитали 590 кг, снизив результаты согласно существующим правилам до кратных двум с половиной (вместо 201 кг в жиме было засчитано 200 кг; вместо 218,5 кг в толчке — 217,5 кг; вместо 174,5 кг в рывке — 172,5 кг). Таким образом, фактически он набрал тогда 594,0 кг. Для того чтобы набрать 600 кг, Леониду необходимо было в тот вечер вырвать 177,5 кг и толкнуть 222,5 кг. Оба эти результата были ему тогда явно под силу...

          Впрочем, не буду утверждать, что здесь нашим гигантом руководило лишь желание подождать, не делать всё сразу. Весьма вероятно, что Леонид, прекрасно тренированный физически, оказался просто психологически неготовым к штурму заветного рубежа.

          — Мне на мгновенье стало страшно от одной мысли, что именно в эти минуты может свершиться то, о чём мечтали целые поколения штангистов, — сказал он мне однажды в одной из доверительных бесед.

          Как там ни было бы, привожу несколько цитат из ещё не успевших пожелтеть газет той поры.

          "Экип" (Франция):

          "Леонид Жаботинский подвёл человечество вплотную к шестисоткилограммовому рубежу. По всей вероятности, взятие его — дело недалёкого будущего. Советский атлет находится сейчас в великолепной форме".

          "Непшспорт" (Венгрия):

          "Результат, показанный Жаботинским в Софии, является одним из самых выдающихся спортивных рекордов современности. Если у советского спортсмена на пути к Мехико появятся достойные соперники, можно не сомневаться, что мы станем свидетелями открытия шестисоткилограммовой эры. Это удивительно. Но это — факт".

          Смысл выступлений печати был понятен и сводился к следующему: межолимпийское затишье прервано, начался новый штурм новых высот.

          Через два месяца страницы всех спортивных (да и не только спортивных) газет мира вновь запестрели уже хорошо знакомой фамилией — "Жаботинский".

          Финал IV юбилейной Спартакиады народов Советского Союза.

          У каждого вида спорта в дни финалов Спартакиады есть свой раз и навсегда избранный ритм, есть свои законы и даже свои избранные места. Так уж повелось, что штангисты выступают на закрытых кортах добровольного спортивного общества "Шахтёр", расположенных в одном из живописнейших уголков нашей столицы — в Сокольниках. Приветливое, со стороны похожее на ангар здание знакомо штангистам не меньше, чем мастерам ракетки и белого пушистого мячика.

          Я как сейчас помню опалённый зноем день 3 августа 1967 года. День состязаний атлетов второго тяжёлого веса по программе финала IV Летней Спартакиады народов СССР.

          Я приехал на "Шахтёр" задолго до начала состязаний, но оказался далеко не первым. Здесь уже собрались многие тренеры, сошедшие с помоста спортсмены и, конечно же, журналисты с их неизменными сумками, переброшенными через плечо, увешанные аппаратами, телеобъективами, штативами и бог знает ещё какими приспособлениями. Они всегда вызывали во мне уважение. Я знаю их нелёгкую работу, знаю, что им приходится изводить единого снимка ради сотни метров плёночной "руды".

          И я ничуть не сердился, когда они, один за другим, подходили ко мне с одним и тем же вопросом:

          — Алексей Сидорович, ну скажите, сделает сегодня Жаботинский шестьсот?

          Я улыбался и разводил руками. И отвечал серьёзно, хотя журналисты принимали мои слова за шутку:

          — Думаю, этого ещё не знает даже сам Леонид...

          Действительно — рождение рекорда или какого-нибудь иного очень крупного достижения всегда зависит не только от степени физической или психологической подготовки спортсмена, но и от очень многих второстепенных факторов — например, таких, как поведение зрителей, состояние погоды и личное настроение того, кто выходит на спортивный бой.

          Жаботинский приехал в отличном настроении. Он смеялся, шутил, напевал свои любимые песенки.

          В раздевалке кто-то спросил его:

          — Ну как, Лёня, удивишь сегодня мир?

          Жаботинский рассмеялся и хлопнул приятеля по плечу:

          — Ты думаешь, это так легко сделать? Мир теперь ничем не удивишь, браток...

          Услышав эту шутливую фразу, я подумал, что в наше время результаты так поразительно высоки, миллионы людей, следящих за состязаниями с помощью печати, радио и телевидения, так привыкли к ним, что удивить кого-либо сейчас действительно очень трудно. Необходимо совершить что-нибудь прямо-таки совсем невероятное... Что именно? Например, набрать шестьсот килограммов в сумме классического троеборья! И это произведёт фурор? Несомненно. "Пятьсот девяносто" — это число звучит уже привычно для слуха. Но "шестьсот" прозвучит как взрыв, как сенсация, как чудо. "Шестьсот" — это будет означать начало новой эры, нового исторического периода в спорте.

          Объявили о первом подходе Леонида Жаботинского. На демонстрационном щите появилась надпись: "Жим. 180 кг". Кажется, к этому моменту уже почти все участники использовали свои зачётные подходы.

          Богатырь из Запорожья легко справился с весом. Потом опустил штангу, отряхнул руки, как мастеровой, закончивший привычное дело, улыбнулся залу, отвечая на аплодисменты, поправил лямку трико и пошёл в разминочную отдыхать и готовиться к новому подходу.

          Тем временем на штангу поставили сто девяносто два с половиной килограмма.

          Если первый вес был заказан с осторожностью, чтобы не остаться вне зачёта, то теперь Леонид уже явно работал на сумму, на высокий результат.

          "Есть! Есть! Есть!" — дружно загорелись белые судейские лампочки.

          Пока ассистенты готовили штангу для третьей попытки Жаботинского, я подошёл к секретарю соревнований. Хотелось узнать, что заказал Леонид. Но поговорить с секретарём оказалось не так-то легко: беспрерывно дребезжал телефон.

          — Алексей Сидорович, выручай, — взмолился секретарь, — посиди здесь минутку, дай хоть стакан кофе в буфете выпить.

          Ну как не уважить друга? Я сел на его место. И почти тотчас же раздался звонок телефона.

          Я взял трубку.

          — Слушаю.

          — Вас беспокоят из пресс-центра Спартакиады. Ну, как там Жаботинский?

          — Пока выступает нормально.

          — Рекордов ещё нет?

          — Пока нет.

          Там, на другом конце провода, голос смолк. Потом в трубке раздалось очень решительное:

          — Когда будет рекорд, звоните нам, пожалуйста, сразу, не дожидаясь нашего вызова. Хорошо?

          — А вы уверены, что рекорды будут? — спросил я вместо ответа.

          — Конечно, будут... Ну, пока. И не забудьте — сообщать нужно сразу.

          Не успел я положить трубку — снова звонок. На этот раз из "Комсомольской правды".

          — Правда, что Жаботинский идёт на шестьсот?

          — Откуда вы это взяли?

          — Да вот, в пресс-центре говорят...

          — Ну, раз говорят — значит, идёт...

          Пришёл секретарь, на ходу дожёвывая бутерброд.

          — Ну, как?

          — Знаешь, работа у тебя действительно нелёгкая...

          — Вот... убедился, — вздохнул секретарь. Хотел сказать ещё что-то, но в это время принесли сведения для записи в протокол и передачи судье-информатору:

          "Жаботинский сделает третий подход на 202,5 килограмма".

          Хорошо помню этот подход. Леонид сравнительно легко взял штангу на грудь и, багровея с каждой секундой, стал плавно поднимать её вверх. Снаряд уже проделал, вероятно, половину пути, когда что-то застопорилось в идеально отлаженном человеческом механизме. Борьба человека с металлом, с силой земного притяжения достигла своего апогея. Несколько мгновений штанга и руки — могучие руки атлета — ещё противоборствовали, застыв в напряжённой неподвижности. Но в конце концов на этот раз победил металл. Руки дрогнули, и тяжёлая, многопудовая штанга с грохотом ударилась о помост.

          Жаботинский с досадой махнул рукой и пошёл за кулисы. Пошёл, как мне показалось, чуть сгорбившись под тяжестью неудачи.

          Да, это была неудача, неудача большая. Ведь дело было не только в том, что "пропал" один подход — нет, пропала тщательно продуманная, заранее сконструированная и опробованная раскладка, которая могла и должна была вывести Жаботинского на шестисоткилограммовую вершину. Несколько позже я увидел контуры его плана: 202,5 + 175,5 + 222,5. Но теперь фундамент оказался недостроенным и...

          Вероятно, именно эта неудача и предопределила все последующие действия Леонида. От идеи покорить новую вершину он сразу отказался. Теперь во главу всего был поставлен результат для команды и килограммы в отдельных движениях.

          Рывок. Первый подход — 165. Второй — 175,5. Это новый мировой рекорд. От третьего подхода — отказ.

          Толчок. Первый подход Жаботинского — 205 кг. Второй — 219 кг. Тоже новый мировой рекорд. От третьего подхода — отказ. В итоге, как написал один из журналистов, — "посредственная" сумма 585 кг. Надо же — "посредственная"! Нет, даже тогда, когда тяжеловесы преодолеют границу в шесть сотен килограммов, даже когда уйдут от неё далеко вперёд, каждого спортсмена, набравшего 585 кг, можно будет с полным на то основанием считать героем. Нужны годы самоотверженного труда, годы большого личного мужества, силы воли, настойчивости, чтобы добиться такого.

          Жаботинского нельзя критиковать за выступление на той Спартакиаде. Ему можно выразить сочувствие — это другое дело. 3 августа 1967 года он был, равно как и 18 июня, необычайно близок к тому, чтобы стать первым в мире человеком, перешагнувшим рубеж недоступности.

          Я убеждён, что 1967 год был годом наивысшего расцвета таланта Жаботинского, годом лучшей его спортивной формы, годом-пик в его спортивной биографии, когда удаётся то, что потом уже никогда не удастся. Может быть, я ошибаюсь в этих суждениях. Тогда, как говорится, дай бог!

          О том, что Жаботинский прошёл свой пик (как когда-то проходит его каждый из нас), я впервые подумал в мае следующего, 1968 года. В этом месяце в шахтёрском городе Луганске проходил очередной чемпионат Советского Союза по тяжёлой атлетике, на котором мне довелось быть главным судьёй. Турнир богатырей действительно был очередным по счёту, но он имел исключительное значение в том смысле, что проводился накануне Олимпийских игр.

          Естественно, Леонид Жаботинский, как и все спортсмены мира, настраивался в преддверии этого самого представительного спортивного форума на предельные результаты, на работу с полной отдачей. Нужно было взбодрить себя и, чего уж греха таить, — попугать других.

          Я внимательно следил за действиями этого волевого и одарённого спортсмена и очень желал ему успеха.

          Леонид сразу же продемонстрировал боевой настрой, заказав в первой попытке для жима 185 кг. Потом прибавил сразу десять килограммов. И тоже поднял этот вес. Не очень легко, но поднял.

          Третий подход был к рекордному весу 205 кг. Зал, заполненный до предела, замер. Слышно было, как с характерным звоном прокручивается гриф, как глубоко, со свистом, втягивает воздух спортсмен. Он в хорошем темпе взял штангу на грудь, решительно начал движение, но зафиксировать вес не смог. Попросил четвёртую, дополнительную попытку для установлений рекорда, но опять — безуспешно.

          Сейчас я могу уточнить: впервые мысль о том, что "пик" Жаботинского позади, пришла ко мне именно в момент выполнения им рывка. Я с искренним сожалением заметил, что филигранная техника выполнения этого движения, которой славился Леонид в недалёком прошлом, несколько потускнела, точнее, огрубела. Это, видимо, чувствовал и сам атлет. Он начал так осторожно, как давно уже не начинал: со 160 кг. Потом прибавил ещё десять. И после успеха попросил поставить на штангу 176 кг, что на пятьсот граммов превышало его же мировой рекорд. Однако погрешности в технике дали себя знать с особенной силой на этой предельной границе — и третья, зачётная, и четвёртая, дополнительная, попытки окончились неудачей.

          Зато в толчке Леонид проявил себя в тот раз блестяще. Финал его выступления на чемпионате представлял собою феерическое зрелище. Три безошибочных, безукоризненно выполненных подхода — 205 — 215 — 220! Последний результат превышал официальный мировой рекорд, и все присутствовавшие в зале — и зрители, и участники, и судьи — отметили этот успех продолжавшейся в течение нескольких минут овацией.

Жаботинский

          Её эхо прокатилось по всей планете: уже на следующий день радио, газеты и журналы во многих странах мира комментировали это выступление. Можно было бы привести очень много оценок, сделанных в ту пору, но я остановлюсь на одной. Вот что написал в издаваемом им журнале известный специалист в области тяжёлой атлетики бессменный руководитель американских штангистов Боб Гофман:

          "Представитель СССР Леонид Жаботинский является сегодня, бесспорно, сильнейшим человеком на планете, атлетом высоких результатов и высокой стабильности. Результаты, которые он показал в Софии и Москве, свидетельствуют о решительности и целенаправленности, о твёрдой заряженности советского чемпиона на сумму 600 кг. Жаботинский, по-видимому, постарается набрать её в Мехико. Но пусть он не думает, что в этом городе он не встретит сопротивления. Встретит, да ещё какое!"

          Это не было пустой угрозой. Штангисты США не могли, как в далёкие былые времена, выставить сильную и ровную команду для участия в Олимпиаде, но для борьбы за звание самого сильного человека в мире они кое-что подготовили.

          Ещё 23 марта из города Йорк, где расположена резиденция Боба Гофмана, телеграф разнёс на весь мир весть, что уже хорошо известный в спортивных кругах Роберт Беднарский набрал в сумме классического троеборья 565 кг (195 + 160 + 211). Через два месяца в Вашингтоне Беднарский поднял на десять килограммов меньше, но зато установил при этом новый мировой рекорд в жиме (204,5 кг) и улучшил своё личное достижение в толчке (213,5 кг)

          Уже два эти выступления насторожили и самого Жаботинского, и работавшего тогда старшим тренером сборной Аркадия Никитовича Воробьёва, и нас, его помощников.

          — Интересно, на что же способен этот парень? — спрашивали мы друг друга.

          И, словно отвечая на этот волновавший нас всех вопрос, 9 июня 1968 года в Йорке на чемпионате США Роберт установил два новых мировых рекорда (в жиме — 206,5 кг, в толчке — 220,5 кг) и набрал третью за всю историю мировой тяжёлой атлетике сумму: 580 кг. И это при собственном весе в 113 кг. Стало ясно, что мы имеем дело с личностью далеко не заурядной, что у Леонида и впрямь появился очень серьёзный противник. Не успели стихнуть разговоры вокруг успехов Беднарского, как откуда ни возьмись на арене появились Джордж Пикетт со своей весьма внушительной суммой в многоборье (572,5 кг) и громоподобный Джозеф Дьюб (575 кг). Почти одновременно возник бывший легкоатлет, сильный, резкий, прекрасно подготовленный Гэри Губнер. Он, правда, набрал "всего" 550 килограммов, но, выступая по телевидению, заявил, что доведёт свою лучшую сумму до 597,5 кг.

          — У меня есть для этого все возможности, — уверил телезрителей "Крошка Гэри", как его любовно называют на родине.

          Казалось, безмятежное царствование Леонида Жаботинского на тяжелоатлетическом троне кончилось. Мир стал свидетелем мгновенно и остро изменившейся ситуации. Это понимали все. Об этом ясно написала и очень популярная, широко известная французская газета "Экип":

          "Мехико! Мы произносим имя этого города, и оно неизменно связывает наше сознание с грядущей Олимпиадой. Здесь будет много интересного, но едва ли не самым волнующим зрелищем обещает стать встреча штангистов тяжёлой весовой категории. Прислушайтесь: феерическая увертюра звучит над всей планетой. Если в Токио всего два парня, два гиганта из России сумели добиться результата 570 кг и 572,5 кг, то уже сегодня, пока ещё не поднят занавес, этого результата в мире достигло сразу пять спортсменов. Если так чарующе прекрасна увертюра, то каким же будет спектакль?"

          Привожу ещё одну цитату. Точнее, не цитату, а всего лишь название одной статьи, напечатанной в американском тяжелоатлетическом журнале. Вот оно: "Бойтесь, Леонид Жаботинский!" Вряд ли нужно расшифровывать её содержание. Ясно, что речь в этой статье идёт о том, что нашему чемпиону придётся выступать на этот раз не против своего товарища по команде, а против сильнейшего американского тандема, который, как утверждал автор, "может и должен свалить своего грозного соперника".

          Ну а что чувствовал сам Леонид? В те дни — в дни предшествовавшие олимпийским стартам, — мне в качестве одного из тренеров нашей сборной довелось провести с ним некоторое время на учебно-тренировочном сборе в редком по красоте и уюту подмосковном городке Дубне. Лёня (по крайней мере, внешне) сохранял свой неизменный оптимизм.

          В один из дней к нам приехал корреспондент агентства печати "Новости" готовить материал для Америки. Он сказал:

          — В Соединённых Штатах меня попросили узнать у вас: по-прежнему ли вы мечтаете о лаврах олимпийского чемпиона?

          — Напишите, что мечтаю по-прежнему, — с улыбкой ответил Леонид.

          Однажды он, я и Аркадий Никитович Воробьёв шли вдоль берега Волги. Шли спокойно, любуясь окружающей нас природой, разговаривая о чём-то, ничего общего со штангой не имеющем. Вдруг Леонид остановился, вынул из кармана блокнот и спросил:

          — Как вы думаете, для победы в Мехико этого хватит?

          Я взглянул на исписанный лист. Там значилось: "Жим — 205, рывок — 180, толчок — 230".

          — Хватит вполне, — ответил Аркадий Никитович.

          Жаботинский кивнул. Засунул блокнот в карман. И больше мы в тот день не сказали о будущем выступлении на Олимпиаде ни слова. Штангисты вообще, доложу вам, не любят много разговаривать. Они предпочитают дела.

          А о случае, про который здесь рассказано, я вспомнил не случайно. Он красноречиво свидетельствует, что и сам Жаботинский, и руководство нашей сборной, и наши соперники, и любители спорта во всём мире были так подготовлены происшедшими накануне летних Олимпийских игр 1968 года результатами, что искренне надеялись увидеть там исполненную красоты и драматизма борьбу. Искренне верили, что на помосте в Мехико свершится очередное "чудо" XX века — будет взят рубеж в шестьсот килограммов.

          Итак, все ждали решающего броска на последнем этапе долгого и трудного пути от пятисот до шестисот.

Первопроходец

          1955. Андерсон — 512,5

Андерсон

          До 1952 года, то есть до того момента, пока советские спортсмены не вышли на олимпийскую арену, в мировом тяжелоатлетическом спорте безраздельно господствовали американцы. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть протоколы всех послевоенных чемпионатов мира и Олимпийских игр 1948 года. Что же касается наших результатов, показанные на различных турнирах внутри страны и во время товарищеских выступлений за рубежом, то американцы объявляли их "нереальными".

          — Вот встретимся с русскими, тогда и узнаем истинную цену их килограммам! — заявил однажды представителям печати глава американской тяжелоатлетической школы Боб Гофман.

          Что ж, вскоре эта встреча состоялась — в 1952 году в Хельсинки на XV летних Олимпийских играх. И высокомерные янки вынуждены были признать, что столкнулись с грозной силой. Наши парни в неофициальном командном зачёте нанесли команде США поражение со счётом 40:38. Три представителя СССР — Иван Удодов, Рафаэль Чимишкян и Трофим Ломакин — стали тогда олимпийскими чемпионами. Правда, справедливости ради следует отметить, что у американцев чемпионами стали четверо атлетов — и на этом основании они провозгласили себя победителями по числу золотых медалей. Перед самым расставанием Боб Гофман сказал нашему представителю:

          — Ну что ж, спор не закончен. Мы ещё встретимся...

          Ждать этой встречи пришлось недолго — она произошла в августе 1953 года на очередном чемпионате мира в Стокгольме. Поединок двух национальных сборных закончился нашей победой — 25 очков против 22 у американцев. Советские атлеты завоевали 3 золотые медали, 3 серебряные и 1 бронзовую, атлеты США — 3 золотые, 2 серебряные и 1 бронзовую. Это был, несомненно, наш успех, и мы ему искренне радовались. Это было очевидное — после долгих лет сплошного триумфа — поражение американцев, и они, совершенно естественно, его переживали.

          Но ещё больше, по-моему, переживали они то обстоятельство, что упустили золотую медаль в тяжёлой весовой категории: герой двух олимпиад и неоднократный чемпион мира Джон Дэвис, собрав свои "традиционные" 457,5 кг, на сей раз уступил пальму первенства канадцу Дагу Xeпбурну — 467,5 кг (167,5 + 135 + 165).

Джон Дэвис

Даг Хэпбурн

          Чемпионат закончился, и его организаторы любезно пригласили всех участников, тренеров и судей на торжественный приём в один из лучших ресторанов шведской столицы.

          Море света, изысканные туалеты дам, звучащие, как салют победителям, выстрелы бутылок с шампанским... Но совсем другое врезалось мне в тот вечер в память. Я отчётливо вижу и сейчас, как с бокалом в руке поднялся Боб Гофман и, заменив на своём лице маску раздражения сладковатой улыбкой, произнёс:

          — Дамы и господа, мы, американцы, действительно уступили в споре с русскими, и я хочу от души поздравить законных победителей. Мы также искренне сожалеем, что не можем сегодня сказать — "самый сильный человек на земле живёт у нас в Америке". Мы не можем сказать этого потому, что сегодня самым сильным является господин Хепбурн. Я пользуюсь случаем, чтобы поздравить и его, но вместе с тем хочу предупредить, что упиваться этой победой ему придётся недолго. У нас в Штатах мы нашли славного малыша. Его зовут Пауль Андерсон. Настоятельно рекомендую всем вам запомнить это имя, господа. В ближайшее время он совершит такое, о чём мы сегодня в тяжелоатлетическом спорте нельзя и мечтать. Я поднимаю этот бокал за сегодняшних победителей. И я поднимаю бокал за тех, кто идёт им на смену...

Андерсон

          Так я впервые услышал о Пауле Андерсоне. Признаться, ни я сам, ни мои куда более опытные и заслуженные в спортивных сражениях товарищи не придали тогда особого значения словам Гофмана. Больше того, мы расценили их как выражение свойственного американцам стремления к шумихе.

          В самолёте, возвращаясь домой, мы увидели у одного из пассажиров газету, на которой крупными буквами было написано: "Пауль Андерсон — чемпион будущего. В троеборье — 550 килограммов".

Андерсон

          — Что это за статья? — спросили мы у переводчика.

          — Это интервью с Бобом Гофманом. Он обещает, что его ученик скоро покажет такой результат.

          — Ну и хватил... — зашумели ребята.

          — Действительно, это что-то уж слишком фантастические цифры, — согласился наш тренер, известнейший в прошлом тяжеловес, заслуженный мастер спорта Яков Куценко. — Однако ты, Лёша, — обратился он ко мне, — фамилию Андерсона на всякий случай запиши. Кто его знает, может, и в самом деле сильный парень.

          Записывать я не стал — фамилия эта уже и без того прочно засела в моей памяти. И как только приехали в Москву, побежал во Всесоюзный научно-исследовательский институт физической культуры в сектор зарубежного спорта. Спросил:

          — Какие сведения у вас есть о Пауле Андерсоне?

          — Никаких.

          — Если будет что-либо — сообщите.

          — Обязательно, — пообещали мне.

          Но дни шли за днями, а в тяжелоатлетическом мире по-прежнему царила безмятежная тишина.

          ...Вернувшись с очередной тренировки, я, усталый, лежал на диване (день выдался особенно трудным). Вдруг жена позвала меня к телефону.

          — Кто там? — спросил я её недовольно.

          — Шатов. Говорит, что по очень важному делу.

          Николай Иванович был тогда одним из тренеров нашей сборной, а кроме того, я всегда относился с глубоким уважением к этому прославленному ветерану советской тяжёлой атлетики. Я быстро поднялся и схватил трубку:

          — Слыхал? — выстрелил, не здороваясь, Шатов.

          — Пока ничего не слыхал...

          — Эх ты! В Америке Пауль Андерсон набрал в троеборье какую-то фантастическую сумму. Не то пятьсот десять, не то пятьсот двадцать...

          Неожиданно и громоподобно ворвался в тот год Пауль Андерсон в мировой тяжелоатлетический спорт, сметая все прежние представления о возможностях человека в борьбе с металлом, о доступных результатах и нагрузках. Мы все с нетерпением ждали, что он выступит на очередном чемпионате мира, который в 1954 году проходил в Вене. Но незадолго до соревнований "мальчик" Боба Гофмана попал в автомобильную аварию и надолго выбыл из строя.

          Американцы на том чемпионате выставили в тяжёлом весе дуэт в составе Норберта Шеманского (487,5 кг) и Джеймса Брэдфорда (462,5 кг). Я тогда приехал и уехал запасным, но, несмотря на это, чемпионат в Вене меня многому научил, многое позволил увидеть и понять.

          Улучив удобную минуту, я подошёл к Шеманскому и спросил:

          — Что вы можете мне рассказать об Андерсоне?

          — Вообще не хочу говорить об этом типе, — ответил он раздражённо.

Шеманский
Норберт Шеманский

          И мне вдруг стало ясно, что Шеманский, этот всемирно известный атлет и олимпийский чемпион, не терпит своего молодого соперника, боится его конкуренции.

          Там, в Вене, я впервые увидел газеты и журналы с фотографиями Андерсона. Под одной из них было напечатано высказывание Боба Гофмана. Я не помню его дословно, но смысл сказанного Гофманом состоял в том, что, дескать, с появлением Андерсона на тяжелоатлетическом помосте Америка надолго захватила лидерство в самой престижной весовой категории, надолго избавила себя от конкуренции.

Андерсон

          Что ж, тут трудно было спорить. Примерно в то же время я записал в своём дневнике, который вёл на протяжении многих лет:

          "Пауль Андерсон. 500 и более килограммов. Обещает 550 кг. Феномен? Чудо? Кто он такой на самом деле? Действительно ли ему на долгие годы обеспечена роль премьера, а нам всем — роли жалких статистов? Можно ли с ним бороться? И нужно ли? Пока трудно во всём этом разобраться".

          И вдруг у всех у нас появилась возможность увидеть Пауля Андерсона вживую. В апреле 1955 года в Минске проходил очередной чемпионат Советского Союза. После окончания состязаний представитель Комитета по делам физической культуры и спорта собрал членов сборной страны на доверительную беседу.

          — Товарищи, достигнута договорённость о встрече на высшем уровне штангистов СССР и США. Нужно очень серьёзно готовиться. Матч состоится в самом начале лета, у нас.

          — Приедет ли Андерсон? — помню, этот вопрос задали сразу несколько человек.

          — Приедет обязательно...

          Первый раз я увидел Андерсона 11 июня на тренировке в гиревом зале московского стадиона "Динамо". Это было обычное предстартовое занятие американца, но интерес к Паулю оказался настолько велик, что посмотреть на него собрались тогда, помнится, многие ответственные работники Комитета, наши тренеры, все без исключения члены сборной страны и, разумеется, вечные спутники всего интересного и необычного — журналисты. В общем, сравнительно небольшой зал был набит до отказа.

Андерсон

          Андерсона такое внимание ничуть не смутило. Когда Николай Иванович Шатов спросил знаменитого гостя через переводчика, не нарушает ли столь многочисленная аудитория его планов, не портит ли настроения, Пауль, улыбнувшись, ответил:

          — О, нет, нисколько. У нас в Штатах я к этому уже привык. На каждой тренировке — уйма народа. Но мне это не вредит. Если людям интересно — пусть смотрят.

          На тренировке, естественно, присутствовал и руководитель американской делегации, уже хорошо нам известный Боб Гофман. Он любезно сообщил, что его подопечный при росте 177,5 см имеет вес 155 кг. Тогда такой вес поразил наше воображение, казался немыслимым (напомню, что, например, мой собственный вес — чемпиона СССР в тяжёлой категории — составлял всего 107 кг. Вес олимпийского чемпиона Джона Дэвиса в Хельсинки был 104,7 кг). Ясно, что уже одно только это обстоятельство заставляло нас смотреть на американца, как на явление совершенно исключительное. Как на "чудо". Однако с сегодняшних позиций можно утверждать, что Андерсон предвосхитил облик тяжеловеса ближайшего будущего. Например, в Мехико Жаботинский весил 162,8 кг, Дьюб — 143 кг, Рединг — 147 кг. То есть сегодня Андерсон рядом с ними выглядел бы вполне нормальным явлением. Однако некоторые его антропометрические данные и сегодня привлекли бы внимание: например, обхват бедра составлял ровно метр!

          Несмотря на такую очевидную перегрузку тела, Пауль выглядел невероятно подвижным. Он сделал несколько прыжков со скакалкой, десять-пятнадцать резких приседов и наклонов, пять-шесть маховых движений. Всё это заняло у него буквально три-четыре минуты.

          — Ваша разминка всегда так коротка? — спросил у Андерсона Николай Иванович Шатов.

          — Нет, обычно она ещё короче, — засмеялся американец. — Как правило, я её вообще не делаю. Лучше всего разогревает работа с металлом. Я начинаю с лёгких весов, потом прибавляю...

          Андерсон начал свою тренировку подходом к штанге весом 147,5 кг, шесть раз подряд легко и чисто выжал её, а вдобавок ещё три раза с ней присел. Я наблюдал за этим, стоя рядом с моим товарищем и соперником Евгением Новиковым, и он проронил лишь одно слово: — Ясно?!

          — Разберёмся, — ответил я. (На чемпионате СССР 1955 года в Минске, выступая в тяжёлой весовой категории, Евгений Новиков, наш лучший мастер жима, стал первым с результатом 145 кг, я же занял второе место — 142,5 кг.)

          Через двадцать минут Андерсон попросил установить на штангу 172,5 кг. (Данный вес на пять килограммов превышал официальный мировой рекорд, принадлежавший канадцу Д.Хепбурну.) Американец поднял эту рекордную штангу на грудь и совершенно буднично выжал три раза.

Андерсон

          Я смотрел на происходящее с таким чувством, словно всё это было не наяву, а в каком-то фантастическом, прекрасно сделанном фильме. На моих глазах рушились все годами сложившиеся представления о реальных ценностях в спорте, о том, что находится в пределах возможного, а что — за этой чертой.

          Выполнив очередную серию подъёмов, Пауль стал отдыхать. Перерыв между подходами длился у него опять-таки непривычно долго для нас: примерно пятнадцать-двадцать минут. Но это, конечно, было естественно: после колоссальной по объёму работы требовался соответствующий отдых.

          Паузой между подходами решил воспользоваться Аркадий Воробьёв (уже тогда многократный чемпион мира и СССР). В то время он успешно заканчивал учёбу в Свердловском медицинском институте. И сейчас действия гостя заинтересовали его как будущего учёного. Чуть подтолкнув меня под локоть, Аркадий сказал:

          — Пойдём...

          Мы подошли к Бобу Гофману, человеку, открывшему Андерсона. Аркадий спросил:

          — Господин Гофман, можно задать вашему подопечному несколько вопросов?

          — О, для вас, пожалуйста, мой друг, — последовал любезный ответ. — Я сам сейчас проведу переговоры и постараюсь, чтобы отказа не было.

          И вот мы стоим рядом со спортсменом, чьё имя сейчас повторяет весь мир, мы ощущаем рукопожатие пухлой, широкой и влажной ладони Андерсона. Представляемся.

          — Как работает ваше сердце, не чувствуете ли вы болей? — спросил Аркадий.

          — Всё о'кэй! — раздалось в ответ. — После упражнений моё самочувствие прекрасное.

          — Можно проверить ваш пульс?

          — Пожалуйста...

          Аркадий включил секундомер, сделал запись в блокноте. Потом задал ещё несколько вопросов.

          — А вы что, собираетесь стать медиком? — вдруг задал Аркадию встречный вопрос американец. И, услышав объяснение Воробьёва, снова спросил:

          — Как же вам удаётся совмещать учёбу с таким интенсивными занятиями спортом?

          — А что тут особенного? У нас это почти всем удаётся...

          — А у нас — никому. Однако извините, я продолжу...

          Мы понимающе кивнули и отошли в сторону: работа есть работа.

          Андерсон способом "низкий сед" вырывал 135 кг. Потом, лёжа на скамье, выжал 182,5 кг. Колоссально. Однако мы постепенно начали как-то привыкать к восприятию таких весов, и ощущение исключительности уступило место обыкновенной человеческой заинтересованности. Как и почти все члены сборной, я очень старательно заносил данные тренировки Андерсона в свой дневник.

          ...Прошло какое-то время, и на штангу Андерсону установили 205 кг. Пять человек подали её улёгшемуся на лавку спортсмену, и он три раза выжал снаряд.

Андерсон

          Затем настал момент заключительного упражнения — приседания. Это было по тем временам необыкновенное зрелище. Андерсон снял ботинки и босиком подошёл к штанге весом 275 кг, лежавшей на стойках.

          — Выдержит ли гриф этот вес? — спросил кто-то у меня за спиной.

          Да, это был далеко не праздный вопрос. У себя на родине, как нам сказали, Пауль уже занимался с такими грандиозными весами, но делал это со специально подготовленными сейфами, скреплёнными широкой перекладиной.

Андерсон

          Итак, мы беспокоились: выдержит ли гриф? Насчёт того, выдержит ли Андерсон, беспокойство ни у кого уже не возникало. И в самом деле, свободно присев с этим колоссальным весом пять раз, Пауль вернул штангу на место. Отвечая на стихийно вспыхнувшие аплодисменты, помахал собравшимся рукой. Потом сказал по-русски:

          — Всё! — и пошёл в душевую.

Андерсон

          В свободное от тренировок время американская команда знакомилась с Москвой, совершала поездки по советской столице, и мы часто сопровождали своих гостей в этих поездках. Не скрою, я всегда старался быть рядом с Андерсоном: очень хотелось узнать о нём как можно больше, увидеть в обыкновенных житейских ситуациях.

          В метро, сопровождая американскую делегацию, мы стали свидетелями трогательных сцен: Андерсона повсеместно узнавали, москвичи различных возрастов и профессий выражали ему свою симпатию. Один мальчик взял у Пауля автограф, а взамен подарил набор открыток с видами Москвы и написал на конверте по-английски: "Мы рады приветствовать вас в нашей советской столице".

          — Я никогда не думал, что отношение людей к спортсмену может быть таким сердечным, таким трогательным и доброжелательным, — сказал Пауль, и в его голосе слышались и неподдельная радость, и затаённая грусть.

          В один из вечеров вместе со своими будущими соперниками мы побывали на вечере, посвящённом столетию со дня опубликования книги великого американского поэта Уолта Уитмена — "Листья травы". Парни из Штатов были искренно удивлены, что у нас в стране так широко и торжественно чтят их поэта, так хорошо знают его творчество.

Андерсон и Куценко
Пауль Андерсон и Яков Куценко

          На следующий день состоялась ещё одна экскурсия. На Красной площади штангисты из США встретились с итальянскими и египетскими ватерполистами, гостившими в Москве, чуть позже — с большой группой туристов из самых различных стран мира — Франции, Греции, ФРГ, Финляндии...

          — Почему же нам так много говорили про "железный занавес"? — спросил у меня Андерсон.

          В ответ я только пожал плечами и улыбнулся.

          Впрочем, как бы ни были приятны поездки по столице, посещения театров и музеев, товарищеские беседы, обе наши команды жили прежде всего ожиданием предстоящего соревнования.

          Дворца спорта в Лужниках тогда ещё не было, и поединок с американцами решили провести в Зелёном театре Центрального парка культуры и отдыха имени М.Горького. К великому сожалению, погода тогда подвела: день выдался не по-летнему холодным и дождливым.

          Несмотря на это, двенадцать тысяч москвичей и гостей столицы до отказа заполнили открытые трибуны. На американских спортсменов это произвело колоссальное впечатление.

          — У нас на родине, — сказал мне в тот вечер Андерсон, — соревнования штангистов никогда не собирают столько зрителей. На самых крупных из них бывает не больше тысячи человек.

          Под звуки марша, тепло приветствуемые болельщиками, на сцену вышли национальные сборные Советского Союза и Соединённых Штатов Америки. До этого в подобном матче они не встречались никогда. Сам факт организации такого состязания означал признание выдающихся заслуг советских штангистов, их ведущей роли в мировом спорте, их законного права единоборствовать с тяжелоатлетами США, которые до этого долгое время не знали себе равных.

          Торжественная часть заняла довольно продолжительное время. Были речи, звучали гимны. Мы преподнесли своим соперникам букеты живых цветов, вручили памятный вымпел и кубок. В свою очередь, гости тоже передали нам подарки — официальные значки Американской федерации тяжёлой атлетики и наградные медали "За победу".

Медведев и Андерсон

          Первыми на помост вышли атлеты легчайшего веса Владимир Стогов и Чарльз Винчи.

          В жиме Володя зафиксировал 97,5 кг против 95 кг у Винчи. Этот поединок, обещавший быть на редкость интересным, так и не завершился: в третьем подходе Винчи получил серьёзную травму колена и выбыл из борьбы. Счёт стал 2 : 1 в нашу пользу (за победу в каждой весовой категории команда получала два очка, за проигрыш — одно, за неявку — ноль). В полулёгком весе наши соперники участника не выставили, и Рафаэлю Чимишкяну пришлось выступать в гордом одиночестве. Ещё два очка принёс советской сборной Николай Костылев, победивший ветерана американского спорта Джорджа Питмена. В ходе соревнований Костылев также установил новый мировой рекорд в рывке — 123 кг.

          Знаменитый Томми Коно

Коно

в очень красивой борьбе выиграл у Юрия Дуганова, Трофим Ломакин — у Стенли Станчика. После этого исход командной борьбы был уже предрешён в нашу пользу. Но сражение на помосте продолжалось в полную силу. Д.Шеппард обошёл А.Воробьёва,

Аркадий Воробьёв

а потом на дуэль вызвали меня и Андерсона.

          Впрочем, никакой дуэли у нас, конечно, не получилось и не могло получиться. В жиме я закончил выступление, подняв 145 кг, а Андерсон первый подход сделал на 172,5 кг. Помню, я стоял, прислонившись к перегородке, ведущей за кулисы, и со жгучим любопытством следил за всем, происходившем на сцене. Когда судья-информатор объявил, что этот вес превышает мировой рекорд Хепбурна на пять килограммов, огромная аудитория загудела, заволновалась. Люди спорили друг с другом: возьмёт — не возьмёт? Но для нас — тех, кто уже знал лучшие результаты Пауля, и особенно для тех, кто уже видел его на тренировке, — такого вопроса не существовало. Нам было ясно, что это всего лишь разминка гиганта. И действительно, он с необыкновенной лёгкостью взял вес на грудь, постоял мгновение и без всякого видимого усилия, почти не шелохнувшись, поднял снаряд.

          Двенадцать тысяч зрителей безмолвствовали, созерцая "чудо". Потом вспыхнула овация.

          К следующему подходу штанга потяжелела сразу на 10 кг. Американец ушёл в разминочную и улёгся там, завернувшись в одеяла. Конечно, ведь спортсмену нельзя терять драгоценное тепло. А на улице гудели ветер и взволнованная толпа болельщиков. Суетились люди и в судейской коллегии: надо было всё предусмотреть на случай регистрации нового мирового рекорда.

          Наконец Андерсона вызвали на помост. Признаться, я думал, что он как игрушку поднимет и этот новый рекордный вес: ведь перед глазами у меня стояла картина пяти его приседаний с двумястами семьюдесятью пятью килограммами. Но к моему большому удивлению, на этот раз штанга была далеко не такой послушной, как прежде. Андерсон, как мне показалось, допустил серьёзное отклонение от правил, работал с очень заметным прогибом.

Андерсон

          Но судьи большинством в один голос (2:1) признали его жим вполне правильным. Таким образом, в течение каких-нибудь десяти минут на сцене Зелёного театра были показаны два результата, превышавшие мировые рекорды в жиме для атлетов тяжёлого веса, причём последний из них был выше рекорда ровно на 15 кг. Такого ещё никогда не знала и, вероятно, уже никогда больше не будет знать история нашего вида спорта. Рывок в 142 кг и толчок в 193 кг дали Андерсону невиданную сумму — 517,5 кг.

Андерсон

          После окончания соревнований я зашёл к американцам в раздевалку. Там пахло потом и жгучими растирками. Я пожал Паулю руку и от души поздравил с грандиозной победой.

          — Устали? — спросил я его.

          — Устал, — откровенно признался он. — Очень устал.

          И, чуть-чуть помолчав, промолвил в третий раз:

          — Чертовски устал.

          В ту минуту я, может быть, впервые ощутил, что передо мной обыкновенный человек (правда, чуть пощедрее наделённый природой), для которого, как и для всех нас, имеются пределы возможного...

          Через три дня сборные наших стран встретились вновь, на сей раз уже в Ленинграде. Реванш гостям не удался. Они вновь проиграли с тем же "московским" счётом — 9:11. Теперь блеснул Томми Коно:

Коно

установил новый мировой рекорд в жиме для атлетов полусреднего веса — 132,5 кг, а в сумме троеборья превысил свой же мировой рекорд на 15 кг.

          В тяжёлом весе от нас в Ленинграде выступил мой соперник и друг, в недалёком прошлом боевой моряк Северного флота Евгений Новиков. Он повторил мою сумму — 450 кг, но в жиме установил новый рекорд СССР, который ровно на 30 кг уступал только что показанному результату Андерсона (152,5 кг). А сам американец на этот раз чуть снизил сумму, набрав "всего" 512,5 кг. Такой же результат он показал и 16 октября того же года в Мюнхене, где завоевал звание чемпиона мира. Эта же сумма (512,5 кг) была впоследствии утверждена и Международной федерацией тяжёлой атлетики в качестве официального мирового рекорда.

Андерсон

Андерсон

Андерсон

          Сколько статей, обозрений, прогнозов было тогда написано! Если перелистать спортивные газеты той поры, то почти в каждом номере можно найти знакомую, тяжёлую и звучную, словно грохот падающей штанги, фамилию — Андерсон. Накануне XVI Олимпийских игр в венгерской спортивной газете видный в недалёком прошлом спортсмен Дьёзе Вереш написал:

          "Долгие годы рекорды Андерсона будут стоять как памятники недоступности. Их пока некому превосходить, и в Мельбурне никто не сможет оказать сопротивление этому шагнувшему на десятилетия в будущее атлету".

          Что ж, сейчас это звучит эффектно. А в те дни звучало ещё и убедительно. Под словами Вереша мог поставить свою подпись и я, и каждый из нас — из тех, кто знал толк в поднятии штанги...

          Второй раз я увидел Пауля Андерсона в Мельбурне, когда прилетел в составе советской команды для участия в XVI Олимпийских играх. Мы встретились с ним, как старые и добрые друзья.

          — Будешь участвовать? — спросил меня Пауль.

          Я ответил утвердительно. По планам нашего руководства выходило, что я вполне могу бороться за второе место (мой личный рекорд в сумме дошёл уже до рубежа 475-485 кг).

          Приближался день соревнований. Я чувствовал себя прекрасно. И вдруг все карты спутал аргентинец Хумберто Сельветти. Он прибыл в Олимпийскую деревню совершенно неожиданно, за два дня до начала турнира штангистов. Никто о нём тогда почти ничего не знал. Но на первой же разминке в тренировочном зале он заставил обратить на себя внимание.

          — Этот парень может очень многим испортить настроение, — присвистнув, сказал многозначительно Боб Гофман.

          — Да, ему палец в рот не клади, — согласился наш Николай Иванович Шатов.

          Чтобы поменьше рисковать, руководство сборной СССР срочно пересмотрело свой план и решило не выставлять зачётного участника в тяжёлом весе, и вместо этого выставить сразу двух человек в лёгкой весовой категории. Я понимал, что в данном случае нужно прежде всего помнить об интересах команды - и всё же было до слёз обидно.

          На следующий день мы подали официальную заявку, в которой моей фамилии уже, увы, не было. Узнав об этом, Пауль Андерсон и Джим Джордж подошли ко мне во время тренировки и выразили искреннее сожаление. Английский язык я не знал (в институте изучал немецкий), поэтому мимикой и жестами показал, что очень огорчён тем, что не буду участвовать в турнире. Оба американца, наблюдая за моей жестикуляцией, искренне расхохотались. Тут подошёл переводчик, и Пауль сообщил мне:

          — Ты расстраиваешься из-за этого Сельветти? Ну что ж, вот увидишь — я отомщу за тебя...

          Но с первого же дня пребывания в Мельбурне я заметил, что Андерсон просто непохож на себя. От его гордой и спокойной уверенности не осталось и следа. Он часто без всякого видимого повода раздражался и даже кричал на ассистентов.

          Всем нам, следившим за каждым шагом Пауля, было известно, что ещё в начале олимпийского года он поднял рекорд Америки в сумме классического троеборья до колоссальной по тому времени величины — 533 кг (правда, по существовавшим тогда правилам этот рекорд не мог быть утверждён в качестве мирового). Соответственно вырос и вес самого чемпиона — до 160 кг.

          Но потом случилось то, что рано или поздно случается с каждым молодым человеком: Пауль влюбился. И невеста заявила, что согласится выйти за него замуж только в том случае, если он похудеет как минимум на тридцать килограммов. Пауль решил выполнить это пожелание и к началу Олимпиады весил "всего" 136 кг. Конечно, такая бешеная сгонка не могла не отразиться на его самочувствии и, главное, на спортивной форме. Думаю, что на подобный эксперимент американец пошёл лишь потому, что был уверен в своей непобедимости.

          И вдруг — приехал этот Сельветти. Сначала Андерсон даже не брал его в расчёт, смеялся, говорил, что обойдёт аргентинца, на сколько захочет. Однако за неделю до начала турнира всё резко поменялось.

          В тот день Пауль и Хумберто встретились в тренировочном зале. Они долго расхаживали по залу, присматриваясь друг к другу. Никто не хотел начинать первым. Наконец, темпераментный аргентинец рванулся к снаряду и зло, но очень "чисто" выжал подряд три раза штангу весом 170 кг. Мы все ахнули: ясно было, что на соревнованиях Сельветти готов к жиму минимум 180 кг.

          Закончив упражнение, Хумберто вытер тыльной стороной ладони лоб и, озорно, по-мальчишески улыбаясь, отошёл в сторонку, всё время поглядывая на Андерсона и словно говоря ему: "Ну, а теперь попробуй-ка ты, дружок..."

          Американец принял этот молчаливый вызов, тут же хотел повторить в точности упражнение соперника, но, едва сумев выжать штангу два раза, раздражённо бросил её на помост и, ни с кем не попрощавшись, ушёл из зала.

          — Таким я его ещё никогда не видел, — сказал стоявший рядом с нами Томми Коно.

          — Да, боюсь, что здесь ему будет не так легко, как мы думали, — согласился наш Николай Иванович Шатов.

          — Ну и напугал же вас всех этот Сельветти, — засмеялся Боб Гофман. — Да, наш мальчик, конечно, немного нервничает — но в конце концов всё будет о'кэй.

          Так или иначе, Мельбурн, а за ним и весь мир заговорили о том, что у непобедимого Андерсона появился достойный соперник. Внимание всех было теперь приковано к встрече этих двух гигантов, её ожидали с необыкновенной заинтересованностью.

          Я помню, что даже мы, участники советской олимпийской команды, с трудом пробрались в зал, оцепленный усиленными нарядами полиции. Тысячи мельбурнцев жаждали стать свидетелями дуэли между американским и аргентинским силачами. И этот повышенный интерес оправдался: поединок получился очень острым.

          Жим оба спортсмена начали со 167,5 кг. Сельветти легко, под восторженные овации всех присутствующих, взял вес, а Андерсону попытку не засчитали, поскольку он не смог удержать штангу в течение установленных правилами двух секунд и опустил её раньше сигнала судей. В зале раздался гул. Появились первые, но весьма характерные признаки "перемены ветра" — фотокорреспонденты стайкой сгрудились вокруг Сельветти, беспрерывно щёлкая затворами своих аппаратов.

          Во втором подходе Андерсона жим был не совсем чистым, часть откровенно невыдержанных зрителей потребовала "расправы", но на этот раз судьи большинством голосов засчитали американцу попытку.

          Зал встретил это решение шумом. Потом наступила тишина. Все замерли, все ждали, какие очередные тактические ходы предпримут соперники.

          — Сейчас Пауль пойдёт ва-банк, — предположил Николай Иванович Шатов, тоже поддавшийся общему ажиотажу. Но на сей раз он не угадал: американец заказал всего 172,5 кг.

          — Осторожничает...

          — Боится, — услышал я реплики друзей.

          В самом деле, "недосягаемый" и "непобедимый" был неузнаваем. Мне даже стало как-то не по себе...

          Раскачиваясь и широко расставив руки, Андерсон ступил на помост так тихо, так насторожённо, словно штанга пугала его. А ведь мы помнили, каким он был весёлым, подвижным, удивительно лёгким и темпераментным в Москве, в Ленинграде... Теперь же он стоял багровый, растерянный и что-то шептал себе под нос, словно молился богу. А может быть, и в самом деле молился? Но молитва Паулю не помогла. Вес, который всего год назад был для него забавой, на сей раз оказался неподъёмным.

          Боб Гофман нервно вскочил со своего места за столиком апелляционного жюри и что-то закричал американскому тренеру. Надрывались в своих рубках радиокомментаторы. Публика тоже неистовствовала.

          Итак, Андерсон закончил своё выступление в жиме. А Сельветти свой второй подход сделал к весу 175 кг. И выжал штангу просто с поразительной лёгкостью. Право, я больше не буду описывать того, что творилось тогда в зале, ибо описать этого нельзя.

          В третьей попытке Сельветти крупно не повезло, именно не повезло. Он заказал вес 180 кг и с трудом взял штангу на грудь. Казалось, теперь он сразу выжмет её, поскольку самое трудное осталось позади. Но судья-фиксатор (не умышленно, конечно) очень запоздал с хлопком, разрешающим начать жим. Сельветти несколько секунд держал на груди огромный вес, и когда наконец хлопок последовал, силы аргентинца уже иссякли. Он со злостью бросил штангу на помост, подошёл — нет, подбежал — к судейскому столику и, дав волю своему темпераменту, стал что-то кричать. Тренер с большим трудом увёл его в разминочный зал.

          Что ж, такой взрыв эмоций вполне можно понять: окажись эта попытка удачной, Хумберто мог считать, что золотая медаль у него в кармане. Впрочем, его шансы и теперь казались очень большими: ведь он опережал американца на 7,5 кг. Дистанция солидная, особенно если учесть, что всем стало ясно: Пауль явно не в форме, его безоговорочная победа поставлена под большой вопрос. Это очень хорошо понимал и сам Андерсон. Всегда подчёркнуто спокойный, даже меланхоличный, он теперь быстрыми — насколько это позволяло его грузное тело — шагами мерил сцену, не желая уходить в разминочную. Это — беспрецедентное поведение, но тренеры в тот миг, видимо, ничего не могли поделать с раздражённым гигантом.

          Второе движение классического троеборья — рывок — не внесло никаких изменений в расстановку сил: оба атлета подняли по 145 кг. По местному времени уже наступила полночь. В переполненном до предела зале было душно — даже несмотря на отличную вентиляцию. Под сводчатым потолком плыли облака табачного дыма, образуя над нами сизое марево. Стрекотали фото— и киноаппараты. Продавцы холодных напитков сбились с ног, разнося их по ярусам. Соревнование продолжалось уже несколько часов, но никто не уходил — всем хотелось узнать: кто же окажется самым сильным человеком на планете? Всем хотелось своими глазами увидеть, как рождается фантастическая сумма в 500 кг.

          Началась заключительная часть волнующего и в известной степени исторического поединка. Свой первый подход Сельветти сделал на 175 кг и очень легко зафиксировал этот вес.

          — Прибавляй десять! — закричал ему кто-то по-английски из зала.

          Этот возглас подхватили тысячи зрителей, беспрерывно скандируя имя Сельветти. Это было пожелание победы аргентинцу, это был призыв к мужеству, к риску, если хотите — к подвигу. Но, увы, спортсмен далеко не всегда может выполнить то, что мы от него требуем...

          Никто так хорошо не знал Сельветти, как он сам. Аргентинец попросил установить на штангу 180 кг. И блестяще толкнул её. В зале загремела овация. Почти на всех языках мира раздались возгласы в честь Сельветти: ведь до Олимпийских игр о нём почти никто не слышал — а он стал вторым в мире человеком, набравшим в сумме 500 кг. И первым человеком, сделавшим сие на земле Австралии. И, конечно же, первым олимпийцем, совершившим этот спортивный подвиг.

          Овация, длившаяся минут десять, наконец стихла, и новоявленного героя вызвали для третьего подхода, на этот раз к весу 185 кг. Сельветти подошёл к штанге весёлый, улыбающийся, довольный тем, что совершил, и надеющийся совершить ещё нечто большее. Но радость, видимо, отняла у него слишком много сил: потяжелевшую на пять килограммов штангу Хумберто лишь оторвал от пола, а на грудь взять не смог. Сельветти опустил снаряд на помост и развёл руки, словно признаваясь перед теми, кто переживал за него: "не могу больше, братцы!". Да, все его попытки были исчерпаны. И теперь Сельветти оставалось только смотреть и ждать. И тогда на сцену вновь вышел Пауль Андерсон.

          — Сколько? Сколько он заказал? — побежал по рядам вопрос.

          — На штанге сто восемьдесят семь с половиной килограммов, — объявил судья-информатор на пяти языках.

          Всё было понятно: американец решил сразу же, как говорят у нас, с места в карьер, догнать своего соперника. Он неторопливо подошёл к снаряду, очень легко взял его на грудь, вытолкнул, но положенные две секунды удержать не смог.

          Второй подход — тот же результат.

          — Боже, что со мной творится? — громко, почти истерически выкрикнул Пауль. Он весь побагровел от волнения. Ушёл за кулисы. Лёг отдохнуть, но тут же вскочил. Возле него суетились массажист, тренер, товарищи по команде и, конечно же, сам Боб Гофман. Все что-то говорили, пытаясь подбодрить Андерсона, но маска страха и неуверенности никак не исчезала с лица мирового рекордсмена.

          — Боже, помоги мне... — беспрерывно шептал он.

          Третий подход. Андерсон огромным усилием, с ощутимым даже непосвящённому напряжением толкнул вес от груди. Судья-фиксатор, видимо, страстный поклонник американца, явно нарушая правило двух секунд, тут же дал команду — "опустить". И вовремя: руки Пауля вновь дрогнули. В зале раздались свист, гневные выкрики, представитель Аргентины, а за ним и сам Сельветти подбежали к столику апелляционного жюри и стали в чём-то убеждать его членов. Но всё закончилось безрезультатно.

          — Детали забудутся, а победа Пауля навсегда останется в истории Олимпийских игр, — довольно произнёс подошедший к нам, членам советской олимпийской делегации, Боб Гофман. Он был счастлив. Его ничто не смущало.

          А в раздевалке плакал Сельветти. Да, Андерсон заставил его рыдать. Но вовсе не из-за позорного разгрома, а из-за тех поблажек, которые дважды в тот трагический вечер давали Паулю судьи.

          Итак, занавес был опущен, представление окончено. Оба атлета набрали одинаковую сумму — 500 кг. Оказавшись более лёгким, Андерсон вышел на первое место, стал чемпионом и обладателем золотой олимпийской медали.

Андерсон

Андерсон

          Так довольно скромно (хотя завоевание звания олимпийского чемпиона само по себе всегда выглядит внушительно) закончилась бурно и красиво начавшаяся спортивная карьера Пауля Андерсона. Соединённые Штаты, которым он принёс столько славы, не смогли предоставить гиганту возможности для продолжения тренировок, для регулярных занятий тяжёлой атлетикой, и Пауль в поисках средств к существованию вынужден был оставить любительский спорт. О его дальнейшей судьбе и новых встречах с ним я ещё напишу. А сейчас... Сейчас одно признание.

          Листая подшивки газет той поры, читая сообщения о рекордах американского парня, о его выступлениях на чемпионате мира и Олимпийских играх, я вижу, что часто они были подёрнуты налётом непонятной оскорбительности, попыткой представить спортсмена не похожим на всех остальных людей. Этим грешили не только журналисты, но и многие тренеры, многие спортсмены. Увы, не отстал от них и я. После выступлений Андерсона в Москве и Ленинграде летом 1955 года, после Олимпийских игр в Мельбурне, рассказывая о встречах с ним, о его тренировках, я написал в одном из изданий буквально следующее:

          "Да, такую глыбу мышц, как ни старайся, натренировать не сможешь. Таким надо родиться. И мне кажется, что, услышав весть о переходе Андерсона в профессионалы, многие подлинные любители спорта облегчённо вздохнули. Ведь этот феномен мог настолько взвинтить мировые рекорды, что, для того чтобы превысить их, потребовалось бы родить второго такого Пауля".

          Сейчас мне досадно, что я позволил себе такое высказывание в адрес одного из замечательнейших атлетов современности.

          Результаты Андерсона нас тогда просто ошеломили. Он настолько смело и решительно шагнул вперёд, взял на себя такие нагрузки и показал такие достижения, что, казалось, они и в самом деле не по плечу простому смертному.

          А между тем Пауль был таким же, как все мы, может быть, только талантливее других...

          Он родился в маленьком, тихом и уютном городке Элизабетон (штат Теннесси) летом 1933 года. До девяти лет Пауль был подтянутым, аккуратненьким мальчиком, ничем не отличавшимся от своих сверстников. В школе он много занимался спортом: два сезона подряд был чемпионом в беге на спринтерские дистанции, прыгал в высоту на 1 м 75 см, толкал ядро за 13 м, играл в баскетбол. Ему прочили карьеру легкоатлета или игрока.

          Последнее "грозило" Паулю особенно упорно: он увлёкся бейсболом и стал одним из лучших мастеров этой игры в штате — сначала среди школьников, а затем среди студентов. Его включили в сборную университета, что считалось среди молодёжи высшей честью. Почти два года — с 1950-го по 1952-й — этот парень неизменно защищал цвета Фурманского университета, показывая чудеса ловкости и силы.

          На бейсбольном поле и увидел его однажды Боб Гофман. Пауль уже тогда привлекал внимание своей внешностью: при росте 177,5 см он весил 118 кг. Известный специалист в области тяжелоатлетического спорта Гофман сразу заметил перспективного юношу.

Андерсон

          Но талантливость сама по себе ещё ничего не означает. В течение двух лет под руководством своего тренера Пауль напряжённо трудился.

          У меня есть небольшая выдержка из его тренировочного дневника, относящегося к 1953 году. Американец занимался тогда в тяжелоатлетическом зале четыре раза в неделю (точнее, через день) по три — три с половиной часа. Во время тренировки он успевал поднять в общей сложности до 20 тонн. Такой нагрузки до него практика тяжёлой атлетики не знала. Андерсон продолжал, по настоянию Гофмана, активно заниматься плаванием, включал в свои тренировки элементы лёгкой атлетики, гимнастики и даже акробатики.

Андерсон

Андерсон

          "Полтора года, — написал Пауль в своих воспоминаниях, — были до предела заполнены напряжённым, титаническим трудом. Я переворачивал сотни тонн металла, проливал буквально реки пота, чтобы заслужить право считаться самым сильным человеком на земле".

          Когда нашу планету впервые облетела весть, что пройден, причём решительно, рубеж в 500 кг, известная спортивная газета "Экип" напечатала следующее:

          "Будущие историки, безусловно, назовут имя Пауля Андерсона в числе самых-самых выдающихся спортивных героев нашего бурного XX века. Казалось бы, неимоверно бурное течение жизни должно было научить нас встречать любое известие со спокойной созерцательностью. Но, право, пока есть такие люди, как Андерсон, мы не разучимся удивляться".

          Да, пока есть такие люди, мир не перестанет удивляться и человек не остановится на полпути.

          Конечно, вначале Пауль ошеломил нас всех и поверг в уныние. Но прошло оцепенение, прошли месяцы анализа и самоанализа, и мы увидели, что сделанное им находится в рамках человеческих возможностей, что его рекорды не подавляют, а зовут вперёд, не убивают надежду, а вдохновляют. Мы вдруг поняли, что спор за право называться самым сильным человеком планеты Земля не завершён, что он продолжается.

          Сколько времени ни прошло бы с того памятного 1955 года, сколько великих спортсменов ни прошло бы по дорогам мира, каких с нашей точки зрения фантастических результатов ни достигли бы они в будущем, — имя Пауля Андерсона останется в истории мирового спорта навсегда. Он первым перешёл рубеж в 500 кг. А первопроходцы не забываются.

"Что может собственных Милонов земля российская рождать"

          1958. Медведев — 507,5

Медведев
Алексей Медведев

          Да, во время визита сборной штангистов США в Москву я проиграл Паулю Андерсону, проиграл тяжело — разрыв в сумме превышал 50 кг.

          На следующий день в нашей сборной вышла стенгазета с шаржем на меня, а под шаржем было четверостишье:

          К тебе приходим мы с поклоном
          И просим, Лёша, доказать,
          Что может собственных Милонов
          Земля российская рождать!

          Ребята знали мою увлечённость историей спорта, знали и о моём кумире, воспетом в легендах прославленном силаче Древней Греции Милоне из Кротона. И вот вспомнили...

          "Самый сильный человек живёт в США", "Рекорды Андерсона недосягаемы для атлетов других стран" — разносилось над миром.

          Мы, советские тяжеловесы, должны, обязаны были доказать, что и нам подвластен новый рубеж. А поскольку в ту пору чемпионом страны на протяжении ряда лет являлся я, то мне, как говорится, были и карты в руки.

          Конечно, в великом богатырском оркестре мне отнюдь не принадлежала первая скрипка. И не мне было суждено совершить то, что в конце концов должно было свершиться. Но я могу с полным правом утверждать, что в штурме неведомых рубежей и на мою долю выпала какая-то роль: сумму 500 кг я набрал третьим в мире и первым в Советском Союзе. И эту страницу истории я постараюсь передать с достоверностью летописца. Надеюсь, читатель меня поймёт и не обвинит в нескромности.

          ...Когда я думаю о начале своей спортивной биографии, то всегда вспоминаю далёкое детство, весёлых мальчишек — моих сверстников — и наш двор.

          Помню огромный восьмиэтажный дом, занимавший добрую часть Климентовского переулка в Москве. Примыкавшие к нему другие дома образовывали большой закрытый двор. Он был для нас местом постоянных встреч, дружеских бесед, весёлых забав.

          Больше всего мы любили наш двор за его простор: здесь можно было даже играть в футбол. Немногие московские дворы в ту пору годились для этой цели. Мы часто устраивали состязания, на которых двор выступал против двора, улица — против улицы.

          Когда мне исполнилось двенадцать лет, я был допущен в "первую сборную" нашего двора. Помню, начал я игру неплохо, но во время одной из атак столкнулся с защитником соперников, здоровенным парнем, и плашмя растянулся на асфальте. Наш капитан поднял меня за руку, дал пинка (таким способом он выразил неудовольствие тем, что я из выгоднейшего положения не забил гол) и презрительно бросил:

          — Не вышел силёнкой — не лезь!

          Так впервые в жизни я понял, что сила — это далеко не последнее качество в человеке.

          Лето 1940 года я проводил в одном из подмосковных лагерей. Физкультурным руководителем у нас был жизнерадостный паренёк, студент одного из московских вузов. Однажды он подвёл нас всех к гире-пудовику и спросил:

          — Ну, кто хочет испробовать силу?

          Желающих оказалось хоть отбавляй. Так получилось, что первым к гире довелось подойти мне. Вокруг воцарилась тишина. Я чувствовал на себе пристальные взгляды товарищей и очень волновался. Быстро подошёл к гире, схватился за холодную ручку и потянул её на себя. Гиря не поддалась. За спиной послышался лёгкий смешок. Я почувствовал, что краска заливает лицо. Ещё не веря в поражение, я схватился за ручку гири двумя руками, потянул что было силы и, не удержавшись, сел на землю. Грянул дружный смех. Чтобы хоть как-то оправдать себя, я зло выкрикнул:

          — Чего гогочете, сами попробуйте!

          — Ничего, Алексей, — сказал мне тогда наш физрук. — Будешь богатырём. Приезжай на следующий год в лагерь — начну тебя тренировать. Будешь заниматься регулярно — станешь чемпионом.

          Уже в январе следующего года я начал приставать к отцу с просьбой обязательно записать меня в пионерский лагерь. И вот однажды он пришёл довольный:

          — Ну, Лёха, первого июля — в дорогу.

          Но этой поездке не суждено было сбыться: 22 июня началась война...

          Как-то один из наших журналистов году эдак в пятьдесят пятом спросил меня: чем объяснить, что у американцев появился Андерсон, а у нас равного ему нет? Я тогда, если честно, не нашёлся что ответить. А потом подумал — и мне всё ясно стало.

          До войны советский гиревой спорт уже достиг самого высокого международного уровня, в том числе и в самой тяжёлой весовой категории. Наши богатыри — ныне заслуженный мастер спорта украинец Яков Куценко и армянский силач Серго Амбарцумян — не раз показывали результаты, превышавшие официальные мировые рекорды. Почти одновременно с олимпийским чемпионом 1936 года немцем Йозефом Мангером они преодолели рубеж в 400 кг в сумме классического троеборья и смело пошли вперёд. И было ясно, что они не остановятся на достигнутом, передадут свои знания и опыт, свои рекорды, как эстафету, молодым.

          Но на нашу Родину напали фашистские полчища, и целые поколения советских людей оказались отторгнуты от спорта. Вчерашние чемпионы и рекордсмены сражались на передовой, в партизанских отрядах, обучали солдат. Сражалась и молодёжь — те, что должны были прийти на смену довоенным чемпионам.

          А от Америки война была далеко. Как-то в одной из бесед Пауль Андерсон рассказывал о своём детстве:

          — В детстве я ел очень много мяса, литрами пил молоко, очень любил фруктовые соки...

          Мы с Паулем люди одного поколения (он моложе на пять лет). Но моё детство и детство миллионов моих сверстников сложилось иначе, чем у него. Четырнадцати лет я пошёл на завод, чтобы заменить ушедших на фронт. Готовил боеприпасы, стоял вахту по десять и более часов часто в холодном, нетопленом цехе. Получал скромный рабочий паёк. Хлеба хватало не всегда.

          Рабочие на заводе тогда чаще всего обедали тут же, в цехах, разложив свой паёк на холодных рамах станков. Потом старшие товарищи выходили во двор покурить, погреться на солнышке, подышать свежим воздухом. А мы, молодёжь, чтобы хоть как-нибудь размяться, затевали соревнования по поднятию тяжестей. В цехе всегда найдётся что поднять. Помню, что первый раз я выжал суппорт от токарного станка (весом килограммов в десять) пять раз правой рукой, а левой не смог ни разу. Но именно тогда и родилась у меня мечта — стать сильным.

          В апреле 1946 года я впервые перешагнул порог тяжелоатлетического зала московского Дворца спорта "Крылья Советов". Мне тогда исполнилось уже восемнадцать лет. Через месяц на соревнованиях новичков, которые, скорее, были экзаменом, я выжал 75 кг, вырвал 70 кг и толкнул 95 кг. Собственный вес мой тогда был 79 кг при росте 180 см.

          В 1952 году в столице Финляндии Хельсинки проходили XV летние Олимпийские игры. Обладателем золотой медали для штангистов тяжёлого веса стал американец Джон Дэвис с суммой 460 кг.

Джон Дэвис

          Второе место обеспечил результат 437,5 кг, третье — 432,5 кг. В тот же год в Сталинграде 20 декабря я впервые набрал в сумме классического троеборья 430 кг.

Медведев

          В августе 1953 года канадец Даг Хепбурн стал чемпионом мира с суммой 467,5 кг, а через несколько месяцев на чемпионате страны в Петрозаводске я поднял 450 кг.

Даг Хэпбурн

Медведев

          Казалось, всё идёт достаточно хорошо. Я был чемпионом страны и если ещё не добился ведущего положения в мире, то держался на международном уровне. И вдруг как снег на голову свалились рекорды Андерсона. Они сразу откинули меня — и не только меня — далеко назад, и моё отставание от лидера теперь стало внушительным: целых 70 кг! Было от чего прийти в отчаяние. Но рекорды Андерсона, сначала ошеломившие меня и моих тренеров, через некоторое время заставили нас по-иному взглянуть на вещи. Был изменён план тренировок. Я стал применять такие нагрузки, которые ещё год тому назад казались немыслимыми. Опыт Андерсона, его практика обращения с металлом, его тренировки, которые довелось увидеть, послужили почвой для генерального пересмотра моих планов, как ближайших, так и перспективных. Вместе с тренерами — Иваном Любавиным и Романом Морозом — мы теперь всё чаще и чаще говорили о том, о чём раньше и не мечтали.

          Во многом помог тогда и председатель федерации тяжёлой атлетики СССР, генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза, первый чемпион СССР в тяжёлом весе, а ныне заслуженный мастер спорта, наш знаменитый лётчик Михаил Михайлович Громов. В те времена он встречал меня всегда одними и теми же словами:

          — Ну что, Алексей, когда сделаешь свои пятьсот?

          Поначалу это воспринималось мной просто как шутка, но в конце концов я понял, что в настойчивости Громова заключён мудрейший психологический ход: он приучал меня думать о колоссальном результате как о чём-то обычном, само собой разумеющемся. И в конце концов — приучил.

Громов и Куценко

          Для того чтобы описать все мои переживания в тот период, все мои сомнения, характер тренировок, самочувствие, потребовалась бы специальная книга. Но рассказ обо всём этом не входит в мою задачу. Я пишу хронику движения от 500 до 600. И поэтому перехожу непосредственно к тому событию, которое сделало меня по-настоящему счастливым...

          — Ничего, уж в Тегеране мы тебя "введём в бой" обязательно, — сказал мне старший тренер нашей сборной Яков Григорьевич Куценко.

          Наступил 1957 год. После XVI Олимпийских игр, где мне так и не удалось выступить, мы приехали в Иран. Считаные дни оставались до начала очередного чемпионата мира, а мне всё не верилось, что выйду на международный помост.

          Чемпионат начался 8 ноября. Уличное движение, казалось, имело в тот день одно направление: нескончаемый поток машин и людей устремился к Хибиан-парку, к новому зданию "Салон Мохаммед Реза Шах", где открывался чемпионат. Три тысячи билетов, несмотря на довольно высокие цены, были раскуплены за три месяца до начала состязаний. Моросил дождь, порывами налетал холодный, пронизывающий ветер. Но, несмотря на это, здание окружила многотысячная толпа.

          На церемонии открытия чемпионата один из представителей Федерации тяжёлой атлетики Ирана вручил капитану команды США памятный подарок — в знак её победы в неофициальном командном зачёте на отшумевших год назад Олимпийских играх.

          Нужно отметить, что иностранная и тегеранская печать до начала чемпионата считала, что заокеанские спортсмены победят и на этот раз.

          "Сборная США выглядит ещё лучше, чем в Мельбурне", "Русским не устоять", "Мечты России о реванше на помосте бесплодны" — гласили заголовки газетных статей.

          Незадолго до начала чемпионата шах Ирана устроил ужин в честь его участников. На ужине Хумберто Сельветти, спортсмену из Аргентины, второму призёру Мельбурна, был преподнесён специальный подарок и памятная медаль с выгравированной на ней надписью: "Самому сильному человеку в мире". То есть Сельветти как бы заранее объявлялся победителем турнира, он находился вне конкуренции. Это мнение всячески поддерживала и печать, считавшая Сельветти законным наследником Андерсона.

          "Никто в предстоящих состязаниях, — писала одна из тегеранских газет, — не сможет противостоять аргентинцу, в том числе и советский богатырь Евгений Новиков, имеющий личный рекорд 492,5 кг". (Обо мне, как можно видеть, вообще не шла речь — все считали меня запасным.)

          Вот я привёл цитату и подумал, что просто обязан рассказать в этой книге о моём замечательном друге и неизменном сопернике, без которого и мне многое бы не удалось.

          ...В годы Великой Отечественной войны Евгений Новиков служил на подводной лодке Северного флота. Нелёгкая морская служба дала понять молодому человеку и спортсмену (у него уже тогда был I разряд по тяжёлой атлетике), какое значение в жизни воина имеют сила, ловкость, мужество.

          Особенно запомнился Новикову такой случай. Подводная лодка, на которой плавал Евгений, обнаружила вражеский транспорт в окружении усиленного конвоя. Командир подлодки принял решение: атаковать противника. Через несколько минут лодку потрясли два сильных толчка: торпеды пошли к цели. Затем команда услышала мощные взрывы. Значит — попали.

          Фашистские корабли-охотники тотчас же начали преследовать советскую лодку. Неподалёку стали взрываться глубинные бомбы. Погас свет. В одном из отсеков образовалась пробоина.

          Команде было тяжело. Чтобы обмануть врага, пришлось притвориться погибшими, выбросить кой-какой мусор, выпустить на поверхность солярку и... притаиться, ждать. Лежали на грунте до тех пор, пока терпелось, пока дальнейшее пребывание под водой уже начало грозить катастрофой.

          Изнемогавшая от недостатка кислорода команда с нетерпением ждала всплытия. Вот уже командир осмотрел поверхность в перископ: океан был чист, фашисты, уверовавшие в гибель советской подлодки, ушли. Можно всплывать. Отданы были команды. Лодка — на поверхности. И тут вдруг выяснилось, что заклинило задрайку рубочного люка. Его попробовал повернуть один моряк, другой — люк ни с места. А каждая секунда так дорога... И тогда кто-то предложил командиру:

          — Новикова позвать надо...

          Позвали. И люк был открыт.

          — Спасибо, дружище, — сказал Евгению командир. — Если бы не твоя сила, нам плохо пришлось бы.

          Эти слова запомнились Евгению. И, видимо, это сыграло роль в том, что капитан-лейтенант Новиков стал серьёзно заниматься тяжелоатлетическим спортом. Уже в конце сороковых годов он стал чемпионом Военно-Морского Флота и Вооружённых Сил страны среди атлетов тяжёлой весовой категории, набрав в сумме 395 кг.

          С этой же суммой Евгений Новиков в мае 1951 года на чемпионате в Каунасе завоевал свою первую в жизни медаль всесоюзного значения, уступив лишь Якову Куценко (420 кг) и Николаю Лапутину (402,5 кг).

Куценко

          Примерно в том же году я впервые увидел его и познакомился, ещё не зная, что судьба свяжет нас на долгие годы.

          В майские дни 1953 года в Таллине — древнем и на редкость красивом городе — проходил очередной чемпионат страны. Впервые в нём не участвовал Яков Куценко: он оставил большой спорт, перешёл на тренерскую работу. На высшей ступеньке пьедестала почёта образовалась вакансия.

          Кто сможет занять место ветерана?

          Многие считали, что наибольшие шансы у меня. Я и сам не скрывал, что готовлюсь к генеральному сражению за золотую медаль. Но не меньше хотел завоевать её и Евгений Новиков.

Новиков

          — Новиков — чистый "жимовик", — сказал мне перед отъездом из Москвы тренер. — Вряд ли сумеет оказать упорное сопротивление во всех трёх движениях...

          В жиме я остановился на 130 кг. Новиков легко выжал 140 кг. Он сделал подход и на 145 кг, но в последнюю секунду сорвался. Однако "фора" и в 10 кг означала многое. Не скрою, я начал волноваться. Но тут же постарался взять себя в руки, настроиться на борьбу до последнего килограмма.

          Рывок. Новиков закончил подходы на весе 125 кг. Я решил пропустить этот вес и сделать первый подход на 127,5 кг.

          Шёл к штанге спокойно. Вот уже и руки ощутили холодное прикосновение металла, вот уже потянул вес на себя — и вдруг почувствовал, что снаряд полетел за спину.

          По залу пронёсся вздох разочарования. Я ушёл за кулисы и невольно вспомнил, что именно с этого веса начинались мои неудачи в рывке и прежде, когда я допускал серьёзный технический брак. Над его устранением мы с тренером работали целый год — и вот опять срыв.

          Второй подход. На этот раз вес взят. А в следующей, последней, попытке я вырвал 132,5 кг. Отыграно семь с половиной килограммов. Уже легче!

          И вот последнее движение — толчок. Здесь у нас всё должно было решиться. Мы оба начали со 160 кг, почти предельного для нас обоих в ту пору веса, чтобы оставить себе две попытки для риска — "на счастье". Оба закончили подход удачно.

          Для второго подхода оба заказали 165 кг. Вторая попытка была неудачна для нас обоих. В третьей первым вышел я и зафиксировал вес. Теперь очередь за Евгением. С огромным усилием он взял штангу на грудь, но при этом коснулся коленом пола. Это нарушение правил. Дальше напрягаться смысла не было. Новиков опустил штангу на помост и первым подошёл ко мне и протянул руку. У меня в сумме — 427,5 кг, у Новикова — 425 кг.

          Я так подробно остановился на том чемпионате не случайно. С него начался наш с Новиковым "бег в связке". На протяжении многих лет Евгений был моей "тенью", буквально преследовал по пятам. В прессе его частенько называли "вечным вторым", и он в самом деле почти на всех чемпионатах страны первой половины пятидесятых годов оставлял за собой серебряную медаль и не раз "портил" мне нервы.

          1954 год, Петрозаводск. Я занял первое место с суммой 450 кг, Женя — второе с суммой 442,5 кг. Через год в Минске у меня снова было 450 кг, и нас уже разделяли всего лишь пять килограммов. В 1956 году у меня было 475 кг, у Евгения 465 кг и опять второе место. Одним словом, мы шли рядом. Вместе боролись на чемпионатах, вместе работали на учебно-тренировочных сборах. И все вроде бы привыкли: я — первый, Новиков — второй.

          В начале 1957 года Родина отметила высокими наградами большую группу спортсменов. Среди них был и я. Орден "Знак Почёта" стал для меня не столько признанием моих прошлых заслуг, сколько обязательством ответить на заботу Коммунистической партии и Советского правительства новыми успехами.

          С этой мыслью я и отправился на очередной чемпионат страны, который на сей раз проходил во Львове.

          Чтобы излишне не рисковать, мы с тренером сделали раскладку подходов с таким расчётом, чтобы набрать в троеборье 487,5 кг. Мы считали, что такую сумму не сможет показать больше никто из атлетов и что она вполне обеспечит мне первое место.

          Незадолго до начала соревнований я беседовал с заслуженным мастером спорта, очень опытным тренером Рубеном Манукяном.

          — Ну как, Лёша, готов к бою? — спросил он дружелюбно.

          — По-моему, готов. — ответил я. — Во всяком случае, считаю, что соперников, которые смогли бы набрать сумму больше моей, нет.

          — Надо всех считать опасными соперниками, нужно всех видеть сильнее, чем они есть на самом деле, — ответил мне Рубен сурово.

          Начались соревнования. В жиме Новиков показал 167,5 кг, я же остановился на 160 кг. Такой разрыв в первом движении был уже традиционным и не очень меня испугал. Тем более, что потерянные килограммы я отыграл у Жени уже в рывке (145 кг против 137,5 кг).

          И вдруг — настоящая сенсация: Новиков прекрасно толкнул 187,5 кг и вышел на первое место с грандиозной для того времени суммой — 492,5 кг. Это был новый всесоюзный рекорд в сумме троеборья, это была прекрасная и заслуженная победа. Я от души поздравил его тогда...

Новиков, Власов и Жаботинский

          Эта книга о тех, кто прошёл трудный путь от пятисот килограммов и выше. Женя тогда чуть-чуть не дотянул до этого рубежа. Но без него, право, труднее было бы и другим.

          Мировая пресса после такого результата считала Новикова — и совершенно справедливо — одним из "твёрдых" кандидатов на борьбу за мировую корону. Однако на чемпионате в Тегеране Женя не стал выступать: после первенства страны он заболел, потерял форму и на контрольных прикидках показал посредственные результаты. Что ж, бывает и такое...

          Итак, возвращаюсь к Тегерану 1957 года. Здесь наша команда впервые учинила разгром команде США. Наша сборная набрала на этот раз 33 очка, американская же — всего девять.

          Успех был полным и сенсационным: шесть представителей России завоевали золотые медали чемпионов: Владимир Стогов, Евгений Минаев, Виктор Бушуев, Трофим Ломакин, Аркадий Воробьёв... Кажется, каждому из них это бремя славы было не впервой. Единственным новичком на тяжелоатлетическом Олимпе оказался я. Именно моя победа была наиболее неожиданной... Так как же это случилось?

          Тяжеловесы всегда завершают соревнования. Такова их участь: они волнуются за других, на их глазах проходит вся цепь событий чемпионата, а нужно ещё сохранить свои силы — духовные и физические — для решающего поединка, нужно научить себя ждать. А кругом только и слышишь разговоры о штанге. Разговоры об удачах. Разговоры о срывах. Разговоры о рекордах — побитых и непобитых. О надеждах — сбывшихся и несбывшихся. Может быть, это ожидание и эти разговоры — один из самых трудных моментов в нашей судьбе. Мне же было особенно тяжело: своей очереди, своего права повести спор по большому счёту я дожидался уже несколько лет.

          Победа нашей команде давно была обеспечена — ребята завоевали пять золотых медалей и одну серебряную. Конечно, очень хотелось победить и мне, тем более что основным моим соперником был второй призёр Мельбурна — Хумберто Сельветти.

          Но особенно хотелось победить мне ещё и потому, что все в Тегеране — и спортсмены, и судьи, и журналисты, и зрители — были на сто процентов уверены в победе другого. Одна из газет, вышедших в тот день, написала:

          "Советы ведут небывалое наступление, одерживая победу за победой во всех весовых категориях. Но когда вечером 12 ноября закончится битва титанов-тяжеловесов, им придётся согласиться с мыслью, что самый сильный человек находится всё-таки не в их команде. Ибо трудно предположить всерьёз, что заявленный от СССР Алексей Медведев сможет оказать сколько-нибудь серьёзное сопротивление второму призёру Мельбурна, набравшему одинаковую сумму с легендарным Андерсоном".

          Наш поединок с Сельветти начался поздно вечером в забитом до отказа зале. Ещё во время парада местная публика, фанатически влюблённая в силу, устроила аргентинцу овацию. Это был просто фейерверк страстей: восторженные возгласы, цветы, летящие на сцену, скандирование фамилии — "Сельветти, Сельветти", топот ног, пронзительный свист...

          Я стоял оглушённый и несколько поникший. Но вдруг почувствовал, что кто-то меня тронул за плечо. Оглянулся — Яков Григорьевич Куценко. Видно, наш старший тренер понял, что у меня творится на душе, подошёл, шепнул на ухо:

          — Лёша, после окончания соревнований всё это будет адресовано уже тебе...

          Улыбнулся и — ушёл. Я тоже улыбнулся. И вдруг почувствовал удивительное облегчение.

          Первый подход в жиме я сделал на 160 кг. Выполнил его сравнительно легко.

          — Чем ответит Сельветти? — поинтересовался у тренера.

          — Он начнёт со 165.

          — Закажите и мне этот вес для второго подхода.

          Сто шестьдесят пять я выжал, а дальше — ни шагу. Сельветти же с завидной лёгкостью поднял 175 кг.

          Зал неистовствовал. Счастливый Хумберто приветственно помахал публике рукой. Он был доволен. Ещё бы! Сразу выиграть 10 кг, так заметно оторваться на старте...

          В разминочной тренеры и товарищи всячески подбадривали меня.

          — Всё ещё впереди, Лёша...

          — Да я и не думаю сдаваться, ребята...

          Начался рывок. Сельветти, видимо, отдал много сил жиму — он остановился на 140 кг.

          Я прикинул свои возможности и первый подход решил сделать на 142,5 кг.

          — Хорошо, — согласились тренеры, хотя в какой-то мере это был риск, ибо 142,5 кг были уже близки к моему пределу. Но тогда нельзя было победить, не рискуя. Нельзя. Я пошёл на помост — в ослепительный свет юпитеров и оглушающую тишину зала. Взялся за штангу, потянул... Удача!

          Я попросил добавить ещё 5 кг. В зале было очень шумно и душно. Слепил свет юпитеров, отвлекали крики. Но вот прозвучал голос судьи, вызывавший меня на старт, и наступила тишина. Я долго и пристально смотрел на гриф штанги: надо было сосредоточиться. И, наконец, я потянул на себя огромный вес.

          Каждая частица движения, каждая деталь техники были знакомы мне, как ноты тысячи раз игранной вещи — музыканту. И ещё до того, как штанга взметнулась в верхнюю точку и застыла на вытянутых руках, я понял: удалось!

          Судьи подтвердили это. Теперь разрыв между мной и Сельветти сократился до 2,5 кг. Настроение сразу улучшилось, хотя вся борьба была, конечно, ещё впереди.

          Для поддержания хорошего самочувствия спортсменов наши врачи уже в ту пору ввели так называемое "кислородное питание". В перерыве к нам подошёл Сельветти и попросил разрешения тоже глотнуть кислорода. Ему тотчас же предоставили эту возможность, дали нашатырного спирта, сделали лёгкий массаж. Это не ускользнуло от внимания иностранных спортсменов, присутствовавших в разминочной. И вдруг раздались аплодисменты. Иранцы и французы, американцы и итальянцы, болгары и поляки аплодировали советским врачам...

          Третье движение — толчок двумя руками — первым начал Сельветти и успешно поднял 170 кг. Я попросил поставить на штангу 180 кг. В зале раздался гул. Сплошной гул. Из глубины рядов кто-то прокричал по-русски:

          — Алексей, не ошибись!

          Кто был этот человек? Может быть, служащий советского посольства или заезжий "командировочный", может быть, лётчик с аэрофлотского самолёта? Но кто бы он ни был — спасибо ему!

          180 кг были взяты мной чисто. А вот попытка аргентинца толкнуть 185 кг окончилась неудачей: штанга, не пройдя и половины пути к наивысшей точке, тяжело упала на помост.

          — Лёша, дела идут отлично, — бросился ко мне Яков Григорьевич. — Скорей отдыхать. Сейчас ведь снова на помост.

          Да, мы с Сельветти остались уже вдвоём, все остальные тяжеловесы свои попытки завершили, и перерывы между подходами, естественно, сократились до пределов, установленных правилами.

          — Сколько закажем? — спросил меня Куценко.

          — По-моему, надо идти на 185.

          — Правильно, чего уж там мелочиться, — засмеялся Яков Григорьевич.

          Бывают же такие дни, когда удаётся всё: 185 кг тоже были взяты чисто. Таким образом, теперь уже я обогнал соперника на 12,5 кг.

          Вокруг судейского столика беспокойно забегал американский спортсмен Питер Джордж, много и охотно помогавший Сельветти. Затем он подошёл к Хумберто и стал что-то горячо ему доказывать. Аргентинец сначала сопротивлялся, но потом согласно закивал головой.

          — Что они там придумали? — спросил я у Куценко.

          — Сейчас всё выясним, — невозмутимо ответил Яков Григорьевич. — Да ты не волнуйся, а то медаль из кармана вылетит...

          Вскоре всё действительно выяснилось: мой соперник попросил поставить на штангу 187,5 кг. Конечно, этот вес давал аргентинцу возможность догнать меня, но...

          По рядам зала пронеслись возгласы удивления. На красивом, открытом лице Хумберто появились багровые пятна. Он долго поправлял на поясе ремень и пристально глядел на штангу, точно гипнотизируя её. Наконец Сельветти решился атаковать вес — однако атака оказалась безуспешной, и с тяжёлым грохотом, сопровождаемая единодушным вздохом тысяч зрителей, штанга упала и покатилась к краю помоста. Не удержавшись на ногах, упал на помост и Сельветти.

          Члены советской сборной бросились ко мне с поздравлениями — но я попросил всех немного подождать.

          — Соревнования ещё не окончены, ребята...

          Ведь у меня оставался последний подход.

          "Если я подниму штангу, которую бросил сейчас Хумберто, — пронеслось в голове, — то наберу 500 кг". Да, именно в тот момент мне представилась возможность стать третьим атлетом в мире, достигшим этого магического рубежа.

          Я решительно подошёл к снаряду. Желанная вершина совсем близка... Взялся за гриф. Вот руки наконец удобно легли на металл. Я потянул штангу всей силой ног, спины, рук — на грудь. А потом — от груди вверх. Металл сопротивлялся, огромная тяжесть стремилась придавить, смять. Но в конце концов штанга замерла там, в высоте. И вдруг — на какое-то мгновение — мне показалось, что сердце не выдержит, разорвётся от радости.

          Загремела овация — да, Куценко был прав: теперь уже в мой адрес. Кто-то обнимал меня, кто-то лез с поцелуями... Помню лишь, что на всё, что мне говорили, я отвечал односложно:

          — Есть пятьсот... Есть пятьсот...

Медведев

          Зазвучали фанфары. Президент Международной федерации Бруно Нюберг вручил мне золотую медаль и, приветливо улыбаясь, произнёс на ломаном русском языке:

          — Очень хорошо, Медведев! Вы первый советский штангист, который стал чемпионом мира в тяжёлом весе.

          — Спасибо, господин Нюберг, — ответил я. — У нас есть поговорка: "Лиха беда — начало". Да, я первый. Но, надеюсь, далеко не последний.

          — О, да это целая речь. А мне говорили, что вы молчальник, — засмеялся Нюберг.

          ...Когда-то мне казалось, что завоевание титула чемпиона мира — это такое событие, после которого для меня всё должно остановиться. Но жизнь шла по-прежнему. Снова необходимо было тренироваться, участвовать в соревнованиях, устанавливать рекорды.

          2 марта 1958 года я уже стартовал в состязаниях на Кубок Москвы (теперь они называются "Приз дружбы" и проводятся в различных городах нашей страны). На том крупнейшем международном состязании я рассчитывал установить всесоюзный рекорд в толчке. И это мне удалось: я поднял 188 кг. Сосредоточив все усилия на этом движении, я не стремился к большой сумме и набрал 490 кг — завоевав, тем не менее, первое место.

          Через несколько дней, придя на очередную тренировку, я увидел необычайно взволнованного Романа Павловича Мороза, моего первого тренера и постоянного советчика.

          — Что с вами, Роман Павлович? — спросил я.

          — Да вот, смотри, — он протянул мне популярную английскую спортивную газету, — тут уже успели написать, что твои пятьсот килограммов в Тегеране — случайность и что это подтвердили состязания в Москве.

          — Роман Павлович, дорогой, не волнуйтесь, — засмеялся я. — Мы ещё заставим эту газету напечатать опровержение. Обязательно заставим.

          Но если признаться честно, то эта заметка меня в какой-то мере всё же взволновала. Она показала, точнее, подсказала, что тот, кто вырвался в лидеры, уже не имеет права на посредственное выступление, не может разрешить себе опуститься ниже того уровня, которого достиг.

          В апреле мы выехали на очередной чемпионат страны в Донецк. Там в городе труда, в городе чудесных рабочих традиций мне особенно хотелось доказать, что 500 кг — далеко не случайность. Тем более что на этот раз за золотую медаль чемпиона со мной спорил и Женя Новиков (он получил "традиционное" серебро — 480 кг) и ещё совсем молодой, но уже громко заявлявший о себе Юра Власов (третье место — 470 кг). Мне тогда довелось в пятый раз завоевать золотую медаль чемпиона Советского Союза.

          Но главное было не в этом. Установив новые рекорды: в рывке — 148 кг и в толчке — 190 кг, я набрал тогда рекордную для нашей страны сумму — 505 кг. Вероятно, это был убедительный пропуск в мир сильных, потому что на следующий день я получил из далёкого Нью-Йорка телеграмму следующего содержания:

          "Поздравляю с полноправным членством в пока ещё малочисленном "Клубе-500". Жду скорой встречи на американской земле. Боб Гофман".

          Эта весточка из-за океана была приятна сама по себе, но вместе с тем она напомнила о предстоящей в скором времени ответной поездке сборной Советского Союза в США. А этой поездке я придавал особенное значение.

          В мае 1958 года состоялся первый матч в Чикаго. Здесь мне пришлось выступать против знаменитого в недалёком прошлом атлета, олимпийского призёра, неоднократного участника чемпионатов мира Джима Бредфорда. О нём писали, что парень готов показать результат далеко за пятьсот, но в Чикаго он сделал всего 485 кг. Мой результат — 507,5 кг — был новым рекордом Советского Союза и всего на 5 кг отставал от официального мирового рекорда Андерсона. А общий счёт встречи оказался 6:1 в нашу пользу.

          Из Чикаго — в Детройт. Здесь пришлось труднее — 4:3. Я набрал в сумме 500 кг, обыграв на этот раз Джимми на 30 кг.

          Заключительная и, видимо, самая ответственная встреча произошла 17 мая в Нью-Йорке, в огромном всемирно известном зале "Мэдисон Сквер-Гардэн". Американские атлеты собирались дать нам здесь генеральный бой. Журналисты призывали их к победе:

          "Здесь ещё никогда не было советских спортсменов. Неужели их первое выступление в этой сокровищнице нашей тяжелоатлетической славы окажется не нашим, а их триумфом?"

          Борьба на этот раз выдалась особенно упорной. К выходу тяжеловесов счёт был 3:3. Но Бредфорд опять не смог оказать сопротивления, и я вновь принёс нашей команде победное очко.

          А перед самым началом нашего с Бредфордом поединка произошло кое-что неожиданное. Видимо, предполагая, что заявленный в команде Бредфорд ничего сделать не сможет, Боб Гофман выпустил на сцену Мэдисон Сквер-Гардэна уже давно перешедшего в профессионалы Пауля Андерсона. Расчёт был, конечно, прост: показать, что как там ни было бы, а самый сильный человек живёт всё-таки в Америке.

Андерсон

          Но Андерсон не сумел закончить ни одно из движений (сказалось, конечно, отсутствие регулярных тренировок) и в смущении покинул арену под неодобрительные крики зрителей.

          На следующее утро все американские газеты поместили пространные отчёты о матче. Спортивный обозреватель Дин Ланер написал:

          "Усилиями своего лидера Алексея Медведева СССР достиг в тяжелоатлетическом спорте пятисоткилограммового рубежа и в отсутствие Андерсона захватил титул абсолютного чемпиона мира. Надолго ли? Что мы сможем сегодня и завтра противопоставить Советскому Союзу?"

Ту ночь мы не забудем никогда...

          1960. Власов — 537,5

Власов

          Великие спортсмены могут оставаться на арене мирового спорта годы и десятилетия, но вне зависимости от этого есть в их судьбе какой-то один день или час, который сделал их великими и который — что потом ни случилось бы — навсегда останется и для них, и для всех нас главным. У Владимира Куца это бессмертный забег в Мельбурне, у Валерия Брумеля — прыжок на 2 м 28 см, у Бориса Лагутина — финальный бой в Мехико, утвердивший его непревзойдённое мужество... Одним словом, у каждого — своё.

          У моего доброго друга и спортивного соперника, прославленного советского богатыря Юрия Власова есть в биографии ночь, которая навсегда обессмертила его спортивное имя. Ту ночь мы не забудем никогда...

          Но, прежде чем рассказать о ней, я вернусь на много лет назад.

          К моменту появления Пауля Андерсона я уже в течение восьми лет выступал на помосте, продвинувшись за этот срок от рубежа 380 кг к результатам на уровне 450-455 кг. Появление Андерсона подхлестнуло меня. Буквально за несколько лет я довёл свой личный рекорд до 507,5 кг.

          Но вместе с тем я чувствовал, что лучшие мои годы уже прошли, что время неумолимо напоминает о себе, и совершить то, что надо было, необходимо было совершить — побить рекорды Пауля в сумме классического троеборья, — мне, может быть, никогда не удастся. Представляя это со всей жестокой очевидностью, я с надеждой осматривался по сторонам, желая увидеть того, кто сможет принять у меня эстафету и продолжить её. Я был уверен, что такой человек у нас в стране — стране богатырей — найдётся обязательно.

          И предчувствия меня не обманули. В советский спорт пришёл и властно заявил о себе воспитанник наших Вооружённых Сил, бывший суворовец, молодой офицер-авиатор Юрий Власов.

Власов

          Мы выросли с ним в одном и том же, очень дорогом для нас обоих городе — Москве, но впервые я увидел Юрия в Донецке, на чемпионате страны 1958 года. Я получил тогда золотую медаль и установил рекорд СССР в сумме троеборья — 505 кг, а Юрий оказался третьим — 470 кг. Поговорить нам тогда не удалось — лишь на пьедестале почёта мы обменялись рукопожатиями.

          Выступление Власова в Донецке прошло, в общем-то, незаметно для широкой публики, но специалисты уже тогда, что называется, "радостно потирали руки"... Особенно примечательно было заявление Михаила Михайловича Громова, в прошлом чемпиона страны по штанге, в ту пору активно работавшего на посту председателя Федерации тяжёлой атлетики СССР. Вот что он сказал в заявлении для печати о только что закончившемся в Донецке чемпионате:

          — Соревнование прошло очень интересно и организованно. В тяжёлой весовой категории чемпионом Советского Союза с новым рекордом страны (505 кг) стал заслуженный мастер спорта, представитель общества "Труд" Алексей Медведев... За ним — военный моряк Евгений Новиков (480 кг) и далее армеец из Москвы Юрий Власов (470 кг). Я настоятельно рекомендую всем любителям спорта обратить внимание на третьего призёра. Его имя — Юрий Власов — по моему твёрдому убеждению, скоро станет всемирно известным...

          Словно спеша оправдать возлагавшиеся на него надежды, молодой москвич уже в конце того же 1958 года на командном чемпионате страны в Горьком добился прекрасного по тем временам результата: 490 кг (160 + 145 + 185). Он был полон сил и радужных надежд, азарта и вдохновения.

Власов

          Уже в следующем сезоне, участвуя в традиционных соревнованиях на приз Москвы, молодой армеец впервые набрал заветную сумму — 500 кг. Он стал четвёртым человеком в мире, перешагнувшим этот рубеж. Через четыре месяца Юрий впервые завоевал золотую медаль чемпиона страны и стал победителем II Спартакиады народов СССР. Хорошо помню, как в интервью для советского радио, отвечая на вопрос корреспондента — "Ваше заветное желание?", — он сказал коротко:

          — Быть достойным чемпионом своей страны. Мужественно сражаться за её спортивную честь.

Власов

          Этой благороднейшей задаче и посвятил свою яркую спортивную жизнь Юрий Власов. Став лидером советской тяжёлой атлетики, он отнёсся к своей новой роли с необычайной серьёзностью и ответственностью.

          Он готовился к штурму олимпийских вершин. Каждое его занятие продолжалось в общей сложности три-четыре часа, из них почти три приходилось на работу со штангой и другими тяжелоатлетическими снарядами. За это время он успевал поднять 12-14 тонн. По объёму это было, правда, гораздо меньше того, что поднимали на тренировках мы — его предшественники. Но мы учились ещё в "старой школе", а он принял на вооружение новую методику, где на первый план выступало качество, а не количество.

Власов и Богдасаров

          Итак, у Власова шла большая, последовательная, строго спланированная работа со штангой. Но этим дело не ограничивалось. Я видел Юрия Власова и на дистанции кросса, и в плавательном бассейне, и в гимнастическом зале, а часто (к некоторому моему удивлению) — даже на баскетбольной и волейбольной площадках. И всюду с ним была какая-то хорошая увлечённость, твёрдая решимость добиться того, что задумал.

          На всех этапах своего спортивного пути Власов подходил к тренировкам как настоящий мыслитель. Ни одно задание тренера, ни один совет товарищей или даже самого солидного учебника он не принимал как догму. И дело тут было, конечно, не в каком-то недоверии к авторитетам. Нет, просто если Юрий за что-нибудь брался, то брался весьма основательно — вникал в суть, докапывался до самых глубин.

          — Каждый спортсмен должен понимать свой манёвр, — говорил он, по-своему перефразируя знаменитую суворовскую максиму.

          И сам строго следовал её мудрому совету, её творческому смыслу.

          У спорта, как и у любого явления в жизни, есть несколько граней. И далеко не каждая из них видна всем. Зритель обычно наблюдает спортсмена в момент соревнований, определяет меру его мужества по поведению на помосте, по результату, по умению опередить соперников, оказаться в данный конкретный момент сильнее их.

          Но то, что миллионами болельщиков воспринимается как единственная и естественная суть спорта, для спортсмена — лишь завершение долгого и трудного пути, сложного творческого процесса. За месяцы, а зачастую за годы до решающего старта, до генерального поединка атлет определяет вершину, на которую собирается подняться. Определил для себя эту вершину и Юрий Власов.

          — Хочу доказать, что люди Советской России никому не уступят в силе, — сказал он как-то на одной из встреч с молодёжью. — Я хочу вернуть нашей стране абсолютные мировые рекорды по штанге.

Власов

          Это была по тем временам грандиозная задача. Многим даже у нас в стране казалось, что она окажется не под силу Власову. Но недоверчивый шепоток скептиков ещё более подчёркивал отвагу и мужество Власова...

          Отсчёт генерального наступления, начатого им, нужно вести с памятного 1959 года. Став победителем II Спартакиады народов СССР, Юрий получил место лидера в сборной страны и впервые поехал в её составе на очередной чемпионат мира, который на этот раз проходил в Варшаве.

          Когда-то на бетонке московского аэродрома, где мы приземлились, вернувшись из Тегерана, один из молодых журналистов спросил меня:

          — Трудно было?

          Я замер от удивления. А потом понял, что человек, интервьюирующий меня, ни черта не смыслит в спорте. Да как же такое можно спрашивать: трудно ли было? Лёгких соревнований просто не бывает, а чемпионатов мира — тем более.

          На чемпионате мира 1959 года в Варшаве Юрию было трудно вдвойне: во-первых, он здесь дебютировал, не имея ещё более или менее достаточного соревновательного опыта, а следовательно, очень волновался. Во-вторых, у него был весьма сильный соперник в лице ветерана американской команды негра Д.Бредфорда.

          Ещё до начала соревнований американцы повели на Власова, в котором уже угадывали могучую силу, своеобразную психологическую атаку. Они писали в газетах и журналах о феноменальных возможностях Бредфорда, о его прекрасной готовности и твёрдой решимости побить русского. За день до начала чемпионата руководитель сборной США Боб Гофман пригласил Власова на тренировку своей команды. Юра пришёл, и тут-то уж Бредфорд постарался — он работал с предельными весами, старался показать, что может сделать ещё больше.

          — Ну как? — торжествующе спросил Власова Боб Гофман, когда советский спортсмен, всё посмотрев и любезно со всеми распрощавшись, покидал зал.

          — Если честно, то ваша тренировка меня не очень впечатлила. Приходите завтра на мою, — ответил Юра.

          Американцы, естественно, воспользовались приглашением Юрия. Они долго и молча наблюдали за нашим тяжеловесом. Потом Гофман попросил Власова подняться на весы.

          — Всего сто пятнадцать килограммов? — изумился американец. — Непостижимо. Никогда не подумал бы, что такой малыш сможет столь легко поднимать такие веса. У Бредфорда сто сорок килограммов, но он не устоит перед тобой, мой мальчик. Боюсь, что не устоит.

          Вот так ещё до выхода на помост Власов одержал важнейшую психологическую победу. А потом он начал и очную борьбу с могучим американцем.

          Первое движение — жим. Бредфорд в решающей попытке поднял 170 килограммов и на 10 кг опередил Власова. Мы опасались, что такое начало может выбить нашего новичка из колеи, но Юра продолжал вести сражение с поистине олимпийским спокойствием. В рывке он отыграл у соперника 2,5 кг, а после толчка решительно вышел вперёд. В итоге у Бредфорда оказалось в сумме 492,5 кг, у Власова — 500 кг.

          Это случилось поздно вечером 4 октября 1959 года. Трудный и счастливый день был на исходе. День, когда о Юре впервые сказали: "Он самый сильный человек в мире".

Власов

          На следующее утро почти все польские газеты поместили его фото, и на пахнущих типографской краской страницах стояло его простое и звучное русское имя. Известный польский журналист Ян Войдыга, обычно специализирующийся в боксе, написал в отчёте о чемпионате по тяжёлой атлетике такие слова:

          "Одним из самых сильных впечатлений закончившегося турнира богатырей стало наше знакомство с советским тяжелоатлетом Юрием Власовым. Советский Союз в его лице получил надёжного лидера своей тяжелоатлетической команды и одного из главных кандидатов на олимпийскую победу".

          ...В 1960 году мы приехали в олимпийский Рим. Наши спортсмены долго будут вспоминать Вечный город, подаривший нам столько спортивных радостей.

          Впервые Юрий Власов предстал перед римлянами 25 августа 1960 года — на "Стадио Олимпико" ему было доверено идти впереди нашей колонны со знаменем в руках. С алым знаменем нашей Родины Власов шагал горделиво и строго — а на трибунах почти никто не знал его имени.

          — Кто этот стройный атлет? — спрашивали друг у друга зрители на всех языках мира. И мало кто ещё мог тогда удовлетворить их любопытство.

          Олимпийские игры в Риме явились ярчайшим праздником мирового спорта. И на этом празднике история отвела представителям тяжёлой атлетики достойное место.

          Против нашего Юры американцы выставили дуэт очень сильных, закалённых во многих международных турнирах и отлично подготовленных к Олимпийским играм бойцов — феноменального силача Джима Бредфорда и чемпиона XV Олимпийских игр, неоднократного чемпиона США Норберта Шеманского, перешедшего в тяжёлую весовую категорию. Был у Власова и третий (правда, незримый) соперник — Пауль Андерсон, владелец официального мирового рекорда в сумме классического троеборья — 512,5 кг.

          Боб Гофман заявил представителям прессы (это заявление опубликовали все итальянские газеты):

          — Над нами всеми довлеют результаты Андерсона. Но Бредфорд и Шеманский сегодня готовы превзойти их. Я не сомневаюсь в их успехе. Ни на минуту.

          С целью саморекламы, а может быть, и во имя тактики запугивания оба американца охотно давали интервью, обещая намного превзойти результат в пятьсот килограммов. Несмотря на то что вокруг шли самые разнообразные и интереснейшие олимпийские состязания, римское телевидение трижды передало по одной из своих программ тренировку сборной США. И каждая из этих передач неизменно заканчивалась уверениями диктора, что у заокеанских атлетов сегодня нет соперников, могущих оказать им достойное сопротивление.

          В этой обстановке Юрий сохранял (во всяком случае, внешне) поразительное спокойствие. Он много гулял, в меру тренировался, а в стенной газете, которую ежедневно выпускали наши олимпийцы, выступил с заметкой, в которой признался, что очень хочет не отстать от наших героев-олимпийцев Петра Болотникова Бориса Шахлина и Роберта Шавлакадзе.

          Пытались взять у Власова интервью и иностранные журналисты. Французы восхищались тем, что он вёл с ними разговор на их родном языке — Юрий очень охотно с ними беседовал, но ничего конкретного на тему предстоящих соревнований не говорил.

          "Советский силач ужасно скрытен, когда вопрос касается его личной готовности, — сетовал в своем обзоре один из корреспондентов итальянской спортивной газеты. — Что это: признак слабости или силы?"

          Ответа на этот вопрос ждал весь спортивный мир.

          10 сентября 1960 года в семь часов вечера по римскому времени Юрий Власов вошёл в гулкий "рабочий" коридор "Палаццетто делло спорт", ведущий за сцену — к раздевалкам и разминочным.

          — Американцы уже здесь...— встретил его кто-то из наших парней.

          — Ну и хорошо. Мы тоже не опоздали, — ответил Юра.

          Через некоторое время уже были известны результаты первого движения — жима. Два атлета показали одинаковый результат — 180 кг. Третий отстал на 10 кг, но и он ещё мог бороться. Мог...

          Объявили небольшой перерыв — надо было подготовить сцену для второго действия. Ко мне подбежал экспансивный, весь раскрасневшийся итальянский журналист. Умоляющим тоном спросил на ломаном русском языке:

          — Господин Медведев, кто же победит?

          Кто? Что можно было ему ответить? И я пожал плечами.

          — Неужели вы не знаете, сеньор? Мне надо передать сообщение в вечерний выпуск.

          Что-то озорное шевельнулось во мне. Я лукаво подмигнул итальянцу и доверительно шепнул:

          — Ладно, пишите: победил Юрий Власов...

          Часов в одиннадцать в зал ворвались мальчишки-газетчики и весело закричали:

          — Последняя новость! Олимпийским чемпионом по штанге стал русский Юрий Власов!

          А в это время лишь подходили к концу состязания в рывке...

          Однако восстановлю всё по порядку. Итак, Власов и Бредфорд финишировали в жиме с одинаковым результатом 180 кг, Шеманский отстал на десять килограммов.

          Я увидел, как по сцене, довольно потирая руки, прошёл Боб Гофман.

          — Неужели он надеется, что Бредфорд сумеет и дальше продержаться рядом с Власовым? — спросил я у тренера нашей сборной Якова Григорьевича Куценко.

          — Нет, на это он не надеется. Ждёт, что Юра в чём-нибудь сорвётся. Боб умный и знающий человек. Он видел в Варшаве, видел в Милане, на первенстве Европы, что Власов рано закипает, излишне "горит". Гофман ждёт, что и здесь так случится...

          Мы помолчали. Потом Яков Григорьевич добавил совершенно спокойно, словно речь шла о чём-то очень незначительном, будничном:

          — Пусть не ждёт. Никакого удовольствия Юра ему сегодня не доставит. Он нам всем подарок готовит.

          Начался рывок. Первыми в борьбу вступили оба американца. Первый подход они сделали на 140 кг. И очень легко зафиксировали вес. Потом долго совещались. И наконец судья-информатор объявил:

          — На штанге сто сорок пять килограммов. Вызывается Бредфорд (Соединённые Штаты), второй подход.

          Могучий негр производил двойственное впечатление. Приятно было смотреть на его тело, которому как будто не хватало кожи, чтобы прикрыть огромные груды мышц. И вдруг я заметил, что перед тем, как взяться за гриф, Бредфорд превращался в какого-то неврастеника: ходил по сцене, словно зверь по клетке, судорожно молился, что-то бормотал себе под нос... По-моему, такое поведение мешало этому безусловно сильному и талантливому атлету как следует настроиться на борьбу.

          Однако на этот раз всё обошлось благополучно. Вес в 145 кг был зафиксирован безупречно. Через несколько минут число 145 появилось и против фамилии Шеманского.

          Поначалу и Бредфорд, и Шеманский заявили, что сделают третий подход на 147,5 кг. Но затем они заволновались, заспорили. Томительно бежали минуты, а американцы не могли принять никакого решения.

          — Хотят сломить Юру своими выкрутасами, — сказал Николай Иванович Шатов.

          Что ж, задержка, вызванная американцами, вероятно, и впрямь преследовала психологические цели. Но в итоге Бредфорд с Шеманским приняли смелое для себя решение: отказаться от 147,5 кг и атаковать в третьих попытках сразу 150 кг.

          Попытки эта в итоге удались обоим американцам, и зал загремел аплодисментами. А первым к весу 150 кг сделал свой подход Юрий Власов. Он настолько изящно и точно вырывал снаряд, что кто-то из наших туристов, не сдержавшись, прокричал:

          — Молодец, Юра!

          До того момента зрители очень сдержанно принимали нашего Власова и безудержно восторгались американцами. Что ж, в этом не было ничего удивительного: Бредфорд и Шеманский пользовались уже мировой славой, а Власов был для всех тёмной лошадкой.

          Ещё заметнее барометр общественного настроения качнулся в сторону Власова, когда он в великолепном стиле во второй попытке вырвал 155 кг и после двух движений опередил Бредфорда на 5 кг.

          — Браво, совьет!

          — Курс не меняйт! — кричали на трибунах.

          Часы уже показывали за полночь, а борьба только достигала своей кульминации. Было около двух часов ночи, когда началось решающее движение — толчок. Первый подход Бредфорд сделал к весу 177,5 кг. Он с трудом взял штангу на грудь, а закончить движение не смог.

          — Устал, бедняга, — констатировал Куценко. — Измотала его вконец эта многочасовая борьба.

          Но негритянский спортсмен не желал сдаваться. Во второй попытке он поднял-таки непокорную штангу. И почти сейчас же начал готовиться к атаке на следующий вес.

          На штанге 182,5 кг. Снова молитвы и заклинания. И... огромный вес замер на его выпрямленных кверху руках.

          В зале началось ликование. Что ж, Бредфорд действительно совершил спортивный подвиг. Ветеран повторил олимпийский и мировой рекорд Пауля Андерсона, набрав в сумме 512,5 кг. Он не скрывал своей радости и как артист, сыгравший лучшую в своей жизни роль, стал раскланиваться перед публикой со счастливой улыбкой на лице.

          Первый подход Юрия Власова. На штанге 185 кг.

          Тысячи зрителей, до предела заполнивших "Палаццетто делло спорт", наконец-то поняли, что советский атлет может сегодня не только побить американцев, но и совершить нечто большее. В эти ночные минуты Юрий из обыкновенного соискателя турнирного счастья превратился в главного героя XVIII Олимпийских игр.

          Итак, первая попытка оказалась удачной. Юрий уже набрал сумму в 520 кг, превышавшую олимпийский и официальный мировой рекорды Пауля Андерсона. В зале появились первые признаки начинающейся "бури". Гремели аплодисменты, раздавались крики. Где-то на итальянском языке запели нашу "Катюшу". Словно пожарные, услышавшие об огне, метнулись к телефонным аппаратам и телетайпам корреспонденты.

          — Есть сенсация! — кричали они по-английски, по-французски, по-итальянски...

          Когда первый взрыв страстей стих, все вспомнили, что у Норберта Шеманского остался ещё последний подход. Норберт — боец, настоящий боец — он попросил поставить на штангу 192,5 кг. Понял: с нашим Юрием ему уже тягаться не под силу, но можно попробовать догнать Бредфорда. Норберт решительно вышел на помост. Колоссальным усилием воли и мышц он взял штангу на грудь. Но толкнуть её на выпрямленные руки не смог. Снаряд упал, и по залу разнёсся дребезжащий металлический звон. Зал встретил эту трагедию тяжёлым утробным вздохом и... скорее всего, тут же забыл. А Норберт будет помнить её всю жизнь...

          Судьи снова вызвали Власова.

          Огромный зал взревел, когда Власов толкнул 195 кг.

          — Вива, Власов! — неслось из партера и с ярусов. Люди были уверены, что борьба завершена, что богатырь из Москвы удовлетворится свершённым.

          И вдруг — я явственно помню это и сейчас до мельчайших подробностей — в одно мгновение наступила тишина. Было слышно, как в городе на какой-то древней башне часы уронили в темноту один гулкий удар. Была уже половина третьего. Я оглянулся по сторонам. Сейчас для зрителей не существовало время, не существовало ничего, кроме металлической штанги и человека, склонившегося над ней. Все, казалось, оцепенели, глядя на вспыхнувшие на табло цифры — 202,5 кг.

          ...Года через три после римского триумфа Юрий Власов выпустил свою первую книгу — "Себя преодолеть".

          Она открывалась этюдом "Выстоять!". В нём описано всё то, что переживает атлет во время рекордного подхода. Да, я понимаю, что речь в книге идёт не о толчке, а о жиме, но меня никогда не оставляет ощущение, что Юрий запечатлел в этом этюде свои переживания во время исторического подхода на 202,5 кг в Риме. Подхода, принёсшего ему и нашему спорту мировую славу.

          "Длинный коридор из людей. Я шагаю на помост. Немного позади — тренер. Впереди большой зал, тишина и штанга... На штанге рекордный вес.

          Поправляю трико, ремень. С ваты в руке тренера вдыхаю нашатырный спирт. Подхожу к штанге и пробую гриф. Иногда он заклинивается. И не проворачивается. Можно повредить кисти.

          Гриф отличный. Насечка впивается в кожу. Острая, но стёрта руками. Такой гриф называют "злым". Словно наждак, он беспощадно сдирает кожу с груди и шеи, оставляя на них багровые ссадины. Зато хват в кистях — мёртвый. Пальцы не разожмутся.

          Расставляю ступни. Предельно точно... Отклонение нарушит движение. Штанга не пойдёт по выгодному пути.

          Ступни на месте. Закрываю глаза и распускаю мышцы. Тело, как плеть, висит безвольно. Шевелю губами. Читаю любимые стихи. Ритуал. Он будит меня и помогает собраться.

          "В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов.
          Стать сильным, как они, тебе не суждено.
          На жизнь, её скорбей и счастья не изведав,
          Ты будешь, как больной, смотреть через окно.

         
          И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют,
          И скука въестся в плоть, желания губя.
          И в черепе твоём мечты окостенеют.
          И ужас из зеркал посмотрит на тебя.

          Себя преодолеть!.."

          Себя преодолеть!

          Преодолеть. Я дрожу и горю. Сжимаюсь. Мельком оглядываюсь. Проскальзывают трибуны, люди, огни.

          Я неправильно потянул штангу. И, чтобы "поймать" её и удержать на груди, сильно нагнулся вперёд. Плохо!

          Выпрямляюсь и думаю лишь об одном: устоять. Сойду — изменится верное положение штанги, мышц и туловища. Незаметно, но изменится. А это почти всегда верная неудача.

          Нет, стою. И штанга на груди.

Власов

          Воздух. Глотнул и замер. Скованы мышцы. Вес перекладываю на грудь, освобождая от тяжести руки. Кисти расслаблены. Локти вдоль корпуса. Жду команды судьи и дрожу. Тяжело и неудобно так стоять. Спина заломлена назад. Штанга сдавливает сосуды, и в голове нарастает гул. Если судья ещё задержит хлопок, — не одолею "железо".

          Хлопок! Я врос в усилие. Штанга сорвалась с груди и стремится вверх. Звон в ушах. Гул натянутых мускулов. Точно басовые струны рокочут.

          Проскочить бы "мёртвую" точку. Самый дурной момент. Одна группа мышц, отключаясь, передаёт усилие следующей. А та, следующая, — в положении крайне невыгодном и поэтому не развивает наибольшей мощности. Штанга здесь может остановиться, а борьба... закончиться. Вжимаюсь в усилие! Такое ощущение, будто я вдавился в какую-то форму. И вдавился изо всех сил. И всё равно я ещё вжимаюсь.

          Я готовился к яростной схватке, ожидая огромного сопротивления, а штанга уже проскочила "мёртвую" точку и сама лезет на вытянутые руки. Рвануло за ней. Больно хрустнули позвонки. Теряю равновесие. Значит, неудача. Выстоять!

          Вот-вот оторвутся носки — и судьи не засчитают попытки. А попытка почти удалась, только бы удержать равновесие.

          Обрушился, точно стена высоченного дома, крик. Кричат люди. Крик подхлёстывает.

          Не сдаюсь. Из последних сил упираюсь руками. Я весь в музыке. На пределе ревут басовые струны — самые мощные мускулы. Вплетается стон крохотных волоконцев.

          Балансирую корпусом. Ступни перекатываются в ботинках, но ботинки неподвижны. Их нельзя отрывать от пола. Запрещено правилами.

          Слушаю штангу над головой. Слушаю, как одно большое ухо.

          Держать!

          Резкая боль в позвоночнике. Будто удар сапогом.

          Ничего вокруг, кроме дёрганого пёстрого пятна. И оттуда навстречу — крик людей. Он удерживает меня. Заставляет не повиноваться боли и выпрямляет до упора руки.

          "Гхы" — вырывается воздух из груди.

          — Есть! — голос судьи.

          Сразу навалилась усталость, как громадная мокрая простыня..."

          С трибун "Палаццетто делло спорт" всё выглядело... проще. Власов подошёл к штанге. В его стройной, почти изящной фигуре, в его движениях виделась лишь красота, лишь сила — и только!

          Вот он взял штангу на грудь. Она прогнулась от огромной тяжести дисков. Толчок! И колоссальный, ещё никому в мире не поддававшийся вес оказался на выпрямленных руках атлета. Внешне всё выглядело так, словно этот толчок не стоил Юрию никаких усилий.

          Даже приученные к образцовой дисциплине военные музыканты гвардейского полка бросили свои инструменты, бешено зааплодировали, вскочили ногами на стулья и заорали во всю мощь своих натренированных лёгких:

          — Браво!

          — Брависсимо!

          Все бросились к помосту. Люди не находили слов, чтобы выразить охватившее их чувство. И потому они визжали, топали ногами, обнимали и целовали друг друга.

          — Власов!

          — Власов!

          — Власов!

          — Вы не поверите, но это действительно так... — надрывался в микрофон какой-то комментатор.

Власов

          В самом деле, трудно было поверить в только что совершившееся. Трудно даже нам — людям, непосредственно связанным с тяжелоатлетическим спортом.

          537,5 кг! Эти цифры и сегодня достаточно высоки для турнира любого ранга. В Риме же они просто потрясли воображение людей.

          "Много побед одержали здесь, в Риме, советские спортсмены, но самая блистательная из них — победа Юрия Власова. Она прекрасно венчает успех русских. Она как символ. Символ страны, рождающей и воспитывающей богатырей". Эти слова итальянской спортивной газеты как нельзя лучше характеризуют то, что совершил Юрий Власов в Вечном городе.

          Почему? Почему в наш век невиданных достижений результат Власова так потряс и удивил мир?

          Появление Пауля Андерсона, его рекорды поразили воображение людей — и только. Даже очень крупные специалисты считали этого американизированного шведа явлением исключительным, стоящим над обыкновенными людьми и их возможностями. Так, один из видных знатоков тяжелоатлетического спорта американец Фред Кальмквист написал в 1958 году:

          "Я утверждаю, что Пауль Андерсон, этот стошестидесятикилограммовый уникум, намного опередил своё время и обеспечил незыблемость своих рекордов на десятилетия".

          Так считали многие. Так думало подавляющее большинство.

          Величие подвига Власова в том и состоит, что он не посчитался с авторитетами, не испугался провалов, опасностей, трудностей и смело пошёл на штурм, казалось бы, неприступных вершин. Он снял с пятисоткилограммового рубежа печать исключительности и повёл за собой десятки смельчаков.

          ...Я вновь и вновь возвращаюсь к той памятной римской ночи, когда Юрий, бесконечно усталый и безмерно счастливый, поднялся на пьедестал XVII Олимпиады. Я вижу его в сиянии юпитеров, с доброй и чуть растерянной улыбкой на лице, с поднятыми вверх и соединёнными над головой руками...

         

Фото
Рим. XVII Олимпийские игры. На снимке:
советский мировой рекордсмен по тяжёлой атлетике
Юрий Власов (в центре), американец Норберт
Шеманский (справа) и американец Джим Брэдфорд
(слева) на пьедестале почёта.
(Фото Виктора Кошевого /Фотохроника ТАСС)

Детали великого спора

          1964. Власов — 580
1964. Жаботинский — 572,5

Власов и Жаботинский

          На великом спортивном пути штангистов от 500 до 600 килограммов два самых ярких огня — Юрий Власов и Леонид Жаботинский. Юрию выпала наиболее трудная роль. Он принял эстафету, когда мы ещё отставали в тяжёлой весовой категории от американцев и когда не многие верили, что мы можем их догнать.

          Власов рассеял эти сомнения. В Риме он стал подлинным триумфатором и гордо возвышался на мировом тяжелоатлетическом троне все последующие годы. Сначала в одиночестве, потом — в постоянном соперничестве с прогрессирующим Леонидом Жаботинским. Это соперничество всегда оканчивалось в пользу Юрия Власова. До октября 1964 года...

          Если до олимпийского старта в Токио кто-нибудь взял бы на себя труд опросить знатоков и любителей тяжёлой атлетики с тем, чтобы выяснить, кому отдаётся предпочтение в предстоящем испытании силы и воли, не сомневаюсь, что Юрий Власов получил бы не менее 70-80% голосов, а то и более. И это голосование, в общем-то, правильно бы отражало соотношение возможностей: москвич был в расцвете сил, был на подъёме, располагал обширным и многоплановым турнирным опытом. Одним словом, реальные шансы были целиком на его стороне. Сенсационность победы Леонида Жаботинского подтверждает и тот факт, что сразу же после окончания Игр и на протяжении многих месяцев подряд и самого Леонида, и меня, как тренера, готовившего его к выступлениям в Токио, буквально забрасывали следующими вопросами:

          — Как это вышло?

          — Как случилось, что проиграл Власов?

          — Как объяснить победу Жаботинского?

          А в самом деле — как?

          ...И снова начну с первенства страны 1958 года, проходившего в шахтёрском городе Донецке. Это первенство памятно мне и ожесточённой борьбой с Евгением Новиковым, и молодым Юрием Власовым. И тем, что я там набрал свою лучшую сумму — 505 кг. И, наконец, тем, что завоевал на нём свою последнюю золотую медаль чемпиона Советского Союза.

          Теперь я снова вспоминаю этот турнир, потому что впервые увидел тогда Леонида Жаботинского.

          Он сразу произвёл впечатление, и в своём дневнике я сделал запись, которую сейчас перечитываю не без чувства некоторой гордости:

          "Очень понравился харьковчанин Леонид Жаботинский. Ему всего двадцать лет, он строен, высок — 189 см, весит 120 кг. Сегодня впервые выполнил норму мастера спорта. Конечно, четыреста сорок по нынешним временам немного, но если парень будет работать, то пойдёт далеко".

          Через год, весной пятьдесят девятого, я познакомился с Леонидом. Это произошло на спартаковской подмосковной базе в Тарасовке, где сборная страны вела подготовку к традиционным состязаниям на приз Москвы. Лёня собирался установить новый всесоюзный рекорд в рывке, я в этом же движении решил бить мировой, принадлежавший американцу Норберту Шеманскому.

          — Что ж, я тогда, пожалуй, обожду, — сказал мне Леонид застенчиво. — Мне ещё ждать можно...

          Там, в Тарасовке, мы много беседовали с Леонидом, делились своими "тайнами". Там я узнал, как Жаботинский пришёл в тяжёлую атлетику.

          Первыми соревнованиями, в которых он принял участие, было первенство харьковского областного совета общества "Торпедо". Это произошло 18 декабря 1953 года. Тогда он выжал 50 кг, вырвал 50 кг и толкнул 70 кг. Итого в сумме 170 кг. Правда, и собственный вес его был куда меньше, чем сейчас, — всего 82,6 кг.

          В то время юноша большое внимание уделял общефизической подготовке. Его первый тренер Михаил Светличный умело включал в занятия бег, прыжки, метания, а зимой — лыжные прогулки. Много упражнялся Жаботинский с лёгкой штангой, причём основное внимание обращал на точность выполнения классических движений. Такая методика позволила Леониду стать отличным "технарём" и, несомненно, явилась фундаментом будущих успехов.

          Результаты Жаботинского росли медленно, даже очень медленно. А между тем стараниями лучших, и прежде всего Юрия Власова, в тяжёлой атлетике совершалась подлинная революция.

          В 1961 году на первенстве СССР в рабочем украинском городе Днепропетровске Власов добился фантастического по тем временам результата: 550 кг!

          Юрий Власов. Великолепный и бесстрашный боец, чуждый каких-либо компромиссов, всегда загорающийся азартом честной и благородной борьбы. Всегда готовый вести её до конца.

          Никогда не забуду чемпионат мира 1962 года в Будапеште. Тридцатидевятилетний американец Норберт Шеманский, о бойцовских качествах которого я уже писал, подготовился к встрече сильнейших так, как мы даже не ожидали.

          Но, кроме очень высокого мастерства, Норберт проявил в тот раз ещё и немало хитрости. Приехав в Будапешт, он каждый раз, когда рядом оказывались наши ребята, демонстрировал свою якобы плохую спортивную форму. Небольшие тяжести на тренировках он поднимал с такими гримасами и ужимками, будто они ему едва поддавались. А за несколько дней было объявлено, что Шеманский получил травму. Мы его видели несколько раз: он хромал, был мрачен и, вопреки своему обычаю, неразговорчив. Одним словом, Шеманский вовсю старался убедить Власова, что победа у того уже "в кармане". В какой-то мере эта хитрость, вероятно, удалась: Юра хоть ничего и не говорил, но ходил необычайно весёлый, всё время улыбался. То есть снял с себя всякую психологическую тяжесть.

          И вдруг встретил на помосте такое суровое, такое отчаянное сопротивление, которого американец никогда и никому ещё не оказывал. В жиме Шеманский зафиксировал 182,5 кг. Юра, по-моему, был озадачен и смог осилить только 177,5 кг. Такая же картина была и в рывке: у Шеманского 160 кг, а Власов смог поднять всего 155 кг.

          Таким образом, перед последним движением американец имел запас в 10 кг. Для поединка такого ранга и такого накала это необычайно много. И можно было понять некоторых корреспондентов, которые бросились передавать в свои редакции сенсационное сообщение о проигрыше нашего богатыря. (Кстати, такая информация действительно появилась на следующий день в вечерних выпусках некоторых лондонских и парижских газет.)

          Да, этих горе-журналистов можно понять, ибо они не знали характера нашего Юры, не знали его великого умения бороться до конца. Норберт Шеманский толкнул 195 кг и набрал поразившую всех нас сумму — 537,5 кг. Такой неожиданный результат, такой яркий успех соперника мог, честно признаться, кого хочешь выбить из колеи. Но Власов попросил в последнем подходе поставить на штангу 207,5 кг. Это было выше мирового рекорда. Это казалось по тем временам выше человеческих сил. Но Юрий Власов взял этот вес.

Власов

          И, как отметила главная венгерская спортивная газета "Непшспорт", если Шеманский показал себя достойным претендовать на лавры победителя, то Власов доказал своё право называться непобедимым...

          Итак, результаты Жаботинского росли очень медленно. А Юрий Власов уже в 1961 году показал 550 кг.

          Мне довелось быть тогда на помосте, и я видел, как Леонид Жаботинский подхватил Юрия на руки и отнёс за кулисы. Я слышал гром оваций в честь удивительного богатыря, громкие голоса корреспондентов, передававших в свои газеты сенсационное сообщение. Сумма 550 кг гипнотизировала, привлекала к себе, заслоняла всё остальное. И, естественно, никто не обратил тогда особого внимания на то, что Леонид Жаботинский, солдат из города Запорожье, третьим в стране набрал в сумме 500 кг.

          А этот факт, право же, стоило выделить. Выделить особо, как знаменательное событие. Ибо именно в тот день у непобедимого Власова появился настоящий соперник, а у советского спорта — ещё один великолепный атлет. Именно в тот день для Юрия Власова кончилась спокойная жизнь, как, впрочем, кончилась она и у Леонида Жаботинского. Между двумя богатырями именно в этот день завязалась ожесточённая спортивная дуэль, которой суждено было достигнуть своего апогея в далёком Токио.

          Я записал тогда в свой дневник:

          "Жаботинский оправдывает мои предсказания. Набрал 500 кг. Уже сегодня — я твёрдо уверен — готов на большее. Мы имеем в тяжёлом весе хорошее подспорье Власову".

          Следующий раз наше свидание с Леонидом состоялось в Тбилиси, на чемпионате страны 1962 года. Я был ещё в числе участников, но мысли мои уже целиком были поглощены учёбой в аспирантуре и будущей диссертацией. В ней я хотел обобщить многолетний опыт тренировки тяжелоатлетов.

          Я разговорился с Жаботинским, стал расспрашивать Лёню о методе его тренировки. И, к своему огромному удивлению, убедился, что... этот метод он толком и не представляет. Не имеет никакой системы занятий. Не ведёт строгого учёта нагрузок. Сразу стало ясно, почему он относительно медленно прогрессирует.

          Я посоветовал Леониду прежде всего завести дневник и отмечать в нём каждый свой шаг. С этого разговора, по существу, и началось наше содружество, наша совместная работа, продолжавшаяся до Токио.

          Через несколько месяцев мы встретились вновь. У Леонида теперь уже были кое-какие записи, но, честно говоря, они меня только расстроили. Достаточно было даже беглого взгляда на них, чтобы определить: Леонид работает мало и, что особенно опасно, нерегулярно. Чтобы понять, насколько он себя не утруждал, приведу один пример. Когда я готовился штурмовать пятисоткилограммовый рубеж, то моя нагрузка нередко достигала восемнадцати тонн за тренировку. Леонид же ко времени нашего знакомства больше пяти тонн за одно занятие не поднимал, да и занимался, как я уже отмечал, от случая к случаю.

          Мы серьёзно поговорили. Я сказал ему, что спортсмен с его физическими данными и его результатами уже не принадлежит самому себе. Что он ответственен перед страной, перед всем нашим спортом.

          — Ты можешь очень понадобиться нам на Олимпийских играх в Токио.

          — Я? — искренне удивился Лёня. — Есть ведь Власов.

          — Поставь себе целью догнать самого Власова.

          — Догнать Власова? — Леонид улыбнулся, как мне показалось, недоверчиво. Помолчал. Потом вдруг сказал:

          — Вы только говорите, что нужно делать...

          — Прежде всего нужно установить стройную систему. Идёт ли дождь, валит ли снег, стоит ли изнурительная жара — три дня в неделю тренировки.

          Конечно, Леониду, привыкшему тренироваться только по настроению, было нелегко ломать себя. Но он ломал. Работал всё упорней. Всё строже следил за собой. Через месяц после нашего откровенного и сурового мужского разговора он прислал мне письмо, в котором заверял, что всё понял. Письмо кончалось следующими словами: "Может быть, мне и в самом деле посчастливится поехать в Токио?" Я прочёл его и радостно улыбнулся. Лёней завладела большая мечта. А это здорово.

          В конце 1962 года Жаботинский впервые выехал со сборной на чемпионат мира в Будапешт. Как это помогло ему! Хотя сам Леонид был запасным, он понюхал порох настоящего сражения, увидел своими глазами, как достаётся право называться сильнейшим в мире. И, когда мы возвращались домой в самолёте, он сказал мне:

          — Да, Алексей Сидорович, надо трудиться серьёзно...

          И он продолжал трудиться. Я уже писал, что техникой он овладел с первых же своих шагов в спорте, и теперь главное состояло в безусловном и всестороннем познании его организма, в правильной дозировке нагрузок. Вот тут-то и пригодились его дневники, которые со времени нашего первого разговора он вёл безупречно. Дневники помогли нам увидеть хорошее, выбросить плохое, ненужное и найти правильный путь вперёд.

          В 1963 году Власов и Жаботинский имели две личные встречи. На Спартакиаде народов СССР Леонид набрал в сумме 530 кг против 545 кг у Юрия, но это был уже в сущности, незначительный разрыв. И лидер отчётливо почувствовал горячее дыхание идущего за ним вплотную соперника. К тому же впервые за свою жизнь Леонид стал обладателем мирового рекорда в рывке — 165 килограммов. Прежнее достижение Норберта Шеманского было превышено на один килограмм.

          Через несколько месяцев должен был пройти очередной чемпионат мира. В возможности богатыря из Запорожья поверили, и он был включён в боевой состав сборной страны.

          Но Стокгольм 1963 года не принёс Леониду лавров и славы: он проиграл и Власову (557,5 кг) и Шеманскому (537,5 кг), оставшись на третьем месте с посредственной для себя суммой 527,5 кг. Правда, он и здесь поднял потолок мирового рекорда в рывке (167 кг), но сделал это в дополнительном подходе, и рекордный результат, естественно, не попал в сумму.

          Вернувшись домой, мы стали детально анализировать причину относительной неудачи (право, многие атлеты мира посчитали бы тогда за высшее счастье оказаться сразу за Власовым и Шеманским, да ещё с результатом, превышающим пятьсот килограммов). Конечно, многое значило то, что Леонид дебютировал на международной арене и, естественно, очень волновался — хотя по натуре он человек не особенно подвластный эмоциям. Взвинтило Жаботинского , безусловно, и пристальное внимание прессы, которая в те дни не скупилась на эпитеты в его адрес и безапелляционно (вероятно, чтобы вызвать повышенный интерес публики) заявляла, что Леонид приехал в столицу Швеции с решительным намерением сокрушить признанные авторитеты.

          И всё-таки главная ошибка состояла в том, что, готовясь к Стокгольму, Леонид настраивался на первое место, а не на результат.

          Увлёкшись внешней стороной борьбы, подчинив всё тщеславию, Леонид лишился нужной сосредоточенности, допустил ошибки и в технике, и в тактике. Например, в жиме слишком сильно посылал снаряд за голову, часто терял равновесие. В рывке потерял абсолютное чувство баланса, столь необходимое для выполнения этого движения способом "разножка". Наконец, в рывке и толчке начал с относительно малых весов, что не позволило ему полностью раскрыть свои возможности.

          Итак, Стокгольм не принёс Леониду особых радостей, но, несомненно, стал прекрасной школой, помог лучше и чётче "увидеть себя". Недаром на банкете в честь закрытия чемпионата Леонид шепнул мне:

          — Алексей Сидорович, Стокгольм ведь не единственный город на свете. Есть ещё и Токио...

          Вернувшись на родину, Жаботинский начал готовиться к главному спору с Власовым с необычайной энергией, с огромным — прежде мало присущим ему — трудолюбием.

          И вот в марте 1964 года нашу страну и весь мир облетело сенсационное сообщение: Леонид Жаботинский отнял у Власова мировой рекорд, набрав замечательную сумму — 560 кг.

          О богатыре из Запорожья заговорили во весь голос, его имя, его портреты замелькали на страницах газет и журналов, его беспрерывно стали приглашать на радио и телевидение. Его бесцеремонно называли самым сильным человеком на земле.

          Но достижение Леонида продержалось недолго. Юрий Власов на первенстве Европы в июне возвратил себе рекорд — 562,5 кг. На этом соревновании Жаботинский, надо заметить, не выступал. Выбор тренеров пал на Юрия Власова как чемпиона СССР и мира (по международным правилам, более семи атлетов от каждой страны на первенствах мира и Европы выставлять нельзя, даже вне конкурса), и он оправдал доверие, превысив мировой рекорд товарища по сборной на 2,5 кг.

          Обстановка накалялась. Все с нетерпением, со страстью истинных любителей спорта ждали очной встречи двух богатырей на предстоящем чемпионате страны. О том, какой огромный интерес был тогда проявлен к этим соревнованиям, красноречиво свидетельствует следующий факт: в Киев приехали 139 советских и иностранных корреспондентов. Но туда не приехал... Юрий Власов. Что ж, его можно было понять: москвич явно устал, участвуя в двух труднейших соревнованиях — первенстве Европы и турне по Франции. Кое-кто шептал, что Власов испугался, но я знаю Юрия и начисто отвергаю эту версию.

          В отсутствие Власова Жаботинский впервые в своей жизни завоевал золотую медаль чемпиона страны, набрав в сумме 535 кг.

          Газеты прокомментировали этот результат более чем холодно. По тону выступлений печати чувствовалось: общее мнение таково, что шансы запорожца сильно падают. В Леонида перестали верить, так и не поверив по-настоящему.

          Но Жаботинский нисколько не приуныл и даже иногда позволял себе посмеяться над теми, кто, не зная существа дела, судит обо всём по первым внешним признакам. Леонид улыбался, ибо знал истинную цену всему происходящему. Во-первых, он полтора месяца был занят сдачей экзаменов за четвёртый курс пединститута. Во-вторых, в отсутствие главного соперника он решил (на это никто не обратил внимания) попытаться вновь перекрыть рекорды Власова и опробовать именно те веса, которые необходимо было штурмовать в Токио. И хотя в итоге Жаботинскому в тот день не поддался ни один из рекордов, всё же цель в какой-то мере была достигнута: он по-настоящему ощутил их тяжесть, а в некоторых упражнениях даже был близок к успеху.

          Что ж, теперь впереди было только Токио. Впереди были Олимпийские игры, главный спортивный форум народов мира.

          С сознанием лежащей на нас ответственности мы приступили к заключительному этапу работы. Тщательно проанализировали нагрузки, предшествовавшие удачным и менее удачным соревнованиям. Повысили объём работы. Если, например, нагрузку, принятую Жаботинским за девять месяцев до Стокгольма, считать за сто процентов, то в период подготовки к Токио за этот же срок она возросла до ста пятидесяти процентов.

          К Олимпийским играм мы нацелились на сумму 575 кг, рассчитывая к мартовскому рекорду Леонида прибавить полтора десятка килограммов. Это был смелый план, но мы верили в его реальность. И мысль о первом месте тоже казалась нам вполне реальной. Но только до тех пор, пока из Подольска не пришло сообщение, что Власов набрал в сумме 580 кг.

          Мы были рады блестящему достижению товарища, приблизившего ко всем нам шестисоткилограммовый рубеж.

          Но в то же время — не стану скрывать — эта сумма нас потрясла и с совершенно иной стороны. Шутка ли: ведь потолок мирового рекорда, и без того достаточно высокий, был поднят сразу на 17,5 килограммов...

          В ту ночь мы долго не могли уснуть. В темноте лагерной палатки (мы тогда отдыхали на острове Хортица) нет-нет да и раздавался тяжёлый вздох Жаботинского и его восхищённый голос:

          — Вот это результат!

          Сумма Власова, огромная сама по себе, явилась ещё и сильным психологическим ударом для всех тех, кто собирался с ним соперничать. Вместе с тем, конечно, она будоражила, звала на новые свершения, заставляла верить в то, во что ещё вчера верить было немыслимо.

          Суровый и неподвластный эмоциям знаменитый американский тренер, специалист тяжёлой атлетики и промышленник Боб Гофман написал о Власове очерк с интригующим названием: "Зачем ты родился?", в котором попытался ответить на собственный вопрос:

          "...Ты родился, чтобы показать Человеку самого себя. Показать всем нам, что мы располагаем неистощимым запасом сил, что мы способны творить вещи, которые, пока мы их не сотворили, кажутся нам чудесами... Ты родился, чтобы мы славили тебя за то, что ты прославил свою страну и свой народ".

          Нужно отметить ещё одну очень важную черту великого спортсмена — его подкупающую разносторонность, его высокую общую культуру. Люди во всём мире, во всех уголках Земли знают не только Власова-рекордсмена, но и Власова-инженера, Власова-переводчика, Власова-журналиста и писателя. В своих очерках, статьях, рассказах он доделывал то, что делал всё время на помосте — утверждал красоту, романтичность, глубокую поэзию тяжелоатлетического спорта. Я убеждён, что именно с приходом на помост Юрия Власова поднятие тяжестей завоевало себе миллионы новых поклонников.

          И, воздавая должное нашему замечательному мастеру штанги, хочу обратить внимание читателей на следующий факт. В мировой спортивной историографии, в том числе и в публикациях советских авторов, победы Андерсона, его результаты, их прирост подаются как нечто не знающее прецедента. А между тем... Впрочем, обратимся к языку цифр.

          Когда Пауль Андерсон пришёл в большой спорт, мировой рекорд для атлетов тяжёлой весовой категории в сумме троеборья принадлежал Норберту Шеманскому и был равен 487,5 кг. Когда Пауль Андерсон ушёл с помоста, он оставил нам в наследие своё официальное достижение — 512,5 кг. То есть прибавил к мировому рекорду в сумме классического троеборья 25 кг.

          Но Власов точно такое же добавление к рекорду Андерсона сделал уже в Риме. А уходя с помоста, оставил нам в наследство вообще грандиозную сумму — 580 кг! Иными словами, прибавил к "недоступному" рекорду американца почти семьдесят килограммов. Он, в первую очередь он, Юрий Власов, подвёл мировой тяжелоатлетический спорт к шестисоткилограммовому рубежу и заставил всех людей планеты поверить в реальность его успешного штурма. И этим самым обеспечил себе спортивное бессмертие...

          Утром следующего дня Леонид подошёл ко мне и предложил:

          — Давайте-ка посмотрим, что мы ещё можем из меня выжать.

          Создавшееся положение казалось для нас очень тяжёлым. Власов оставил Жаботинского без рекордов. У нас теперь не было преимущества ни в одном движении классического троеборья.

          Никогда — ни прежде, ни после этого — я не видел в Жаботинском такого порыва, такого трудолюбия.

          — Надо быть ко всему готовым, — сказал я Леониду, и, казалось, он воспринял это указание в самом прямом смысле слова.

          Быть ко всему готовым... Ах, если всё можно было бы предусмотреть...

          На земле Японии нас ждал новый удар: 8 октября, ровно за десять дней до выступления, во время тренировки Леонид, выполняя рывок с небольшим весом, получил травму плеча. Теперь под сомнение была поставлена победа уже не только над Власовым, но даже и над Норбертом Шеманским — хотя об этом мы предпочитали вообще ничего не говорить.

          Мы отчётливо понимали всю сложность создавшейся обстановки. Но я продолжал поддерживать в Леониде мечту о победе, а он, в свою очередь, делал всё, чтобы укрепить фундамент для неё: тренировался, превозмогая боль.

          18 октября, едва проснувшись, Леонид спросил:

          — Что же сегодня будет?

          — Всё нормально, — ответил я. — Наша бригада пока целиком золотая, и ты не нарушишь этой традиции. (Кроме Жаботинского я готовил к соревнованиям ещё Вахонина и Плюкфельдера.)

          — Алексей Сидорович, вы серьёзно в такое верите?

          Это было сказано вполне искренне. В надвигающемся поединке у Жаботинского было одно весьма существенное преимущество перед своим грозным соперником: большая психологическая устойчивость, железная выдержка и завидное спокойствие. Ведь Юрий Власов отнюдь не был неуязвимым. В нём непонятным образом уживались прямо-таки диаметрально противоположные черты: например, суровая, мужественная сила и сентиментальность, шедшая, по-видимому, от природной поэтичности его натуры. Он был очень чувствителен, и, может быть, именно эта черта увела его раньше времени с мирового помоста. К большому всеобщему сожалению...

          Взвешивание было назначено на три часа, обед — на половину первого. Без четверти двенадцать я посоветовал Лёне отдохнуть. Лёня приклеил на дверь своей комнаты объявление: "Внимание, не входить, готовлюсь к бою", улёгся на правый бок и, как потом сам рассказывал, "провалился".

          Когда через полтора часа я вошёл в его комнату, Леонид всё ещё безмятежно спал на том же боку. "Нервы, как у космонавта", — подумал я, и настроение поднялось ещё больше.

          Закончилось взвешивание. Жаботинский — 155 кг, Власов — 135 кг, Шеманский — 120 кг.

          Жим. Сразу же не заладилось дело у Шеманского. Он начал со 180 кг, но взял этот вес лишь с третьей попытки. Леонид закончил на 187,5 кг. Власов с него начал, потом легко зафиксировал 192,5 кг и попросил поставить на штангу 197,5 кг. Это было выше мирового рекорда, но Юрий в отличном стиле зафиксировал и этот вес.

          Зрители и участники соревнований горячо зааплодировали нашему атлету. Ко мне подбежал какой-то иностранный корреспондент с переводчиком и прокричал на ухо:

          — Жаботинский, по-вашему, выбыл из игры?

          — Нет, он будет сражаться, хотя положение у него трудное, — ответил я.

          В самом деле, это было трудное начало для Леонида. Проиграть на старте сразу 10 кг Власову — это могло бы вывести из равновесия любого. Но Леонид остался спокойным. Удивительно спокойным.

          Начался рывок. "Как будет вести себя плечо?" — думал я, наблюдая за тем, как готовится к выходу на помост мой подопечный. Ведь от этого зависело очень многое.

          Жаботинский начал со 160 кг и отлично, просто очень красиво вырвал вес. Власов заказал 162,5 кг. Надо заметить, что после Стокгольма он перешёл на новый, более рациональный стиль — "разножку" — и очень волновался, не подведёт ли его новая техника. Как выяснилось, волновался Власов не зря... Два подхода подряд оказались бесплодными. В воздухе запахло нулём, опасным для команды срывом. И тогда к Власову подошёл Жаботинский.

          — Юра, — сказал он, — сначала протяни вес повыше, а потом уж уходи под штангу... не торопись.

          Совет ли подействовал или что-либо другое, но третья попытка оказалась у Власова удачной.

          Жаботинский пошёл на 167,5 кг. Есть! Молодец. Ещё один подход — 172,5 кг. Обстановка требовала риска, смелости. Жаботинский отлично сделал подрыв, хорошо сработал спиной, но завёл штангу за голову несколько дальше, чем в первых двух подходах. И сразу, почувствовав резкую боль в плече, бросил снаряд за голову.

          Мы с Леонидом подвели итог — отыграно 5 кг. И на том спасибо. Если Власов не допустил бы ошибки в рывке, то обстановка оказалась бы для нас куда сложнее.

          Мы уже подходили с Леонидом к разминочной, как вдруг голос судьи-информатора, усиленный динамиком, разнёс по залу весть: Власов сделает дополнительный подход на побитие мирового рекорда.

          Я возвратился на сцену и вместе с тысячами зрителей стал свидетелем того, как Юрий отлично, в истинно гроссмейстерском стиле, зафиксировал 172,5 кг. Все бурно зааплодировали, а я задал себе вопрос: "Зачем? Зачем Юрий это сделал?"

          Власову в сумме этот результат ничего не прибавлял. Видимо, он предпринял свой шаг как ещё одну психологическую атаку. Он как бы показывал Жаботинскому, что ведёт решительную борьбу и не хочет уступать ни в одном движении. Хочет, чтобы последнее слово каждый раз оставалось за ним...

          Что можно сообщить по этому поводу? Я выражусь так: в тот миг психолог победил во Власове мудрого тактика, то есть четвёртый подход в рывке в той ситуации был совершенно не нужен: он отобрал у Юрия слишком много физических и душевных сил. А ведь главные события были ещё впереди...

          Начался третий акт величественной спортивной эпопеи, разыгравшейся на токийском помосте. Зал притих. Всюду подсчитывали: Жаботинскому для победы надо опередить Власова в толчке на 7,5 кг. Сможет ли он это сделать? Какие веса будут подняты гигантами?

          Первый подход Леонида — 200 кг. И все судейские лампочки загорелись белым светом. Отлично! Но Власов тут же не менее легко и красиво толкнул 205 кг. Гул в зрительном зале стал нарастать. Публика не могла и не хотела сдерживать свои эмоции.

          Для своего второго подхода Жаботинский поначалу заказал 212,5 кг. Но перед самым выходом Леонида Юрий в блестящем стиле под гром аплодисментов толкнул 210 кг. Этот результат сразу же заставил нас перестроиться. 212,5 кг уже ничего не давали Леониду. Мы быстро произвели несложный арифметический подсчёт и заказали 217,5 кг. Вес, который никто в мире ещё никогда не поднимал.

          — На сколько пойдёт Юрий? — спросил у меня Леонид.

          Я повторил этот вопрос секретарю соревнований, но он в ответ лишь замотал головой: тренер Власова, Сурен Петросович Богдасаров, держал это пока в тайне.

          Шли переговоры, шло время. Леонид в коридоре подогревал себя ходьбой и лёгкими гимнастическими упражнениями. Этого, конечно, недостаточно для того, чтобы держать мышцы разогретыми в течение двадцати минут. Но разминочный зал был далеко, и идти туда не имело никакого смысла.

          Наконец Жаботинского вызвали к весу 217,5 кг. Подъём оказался неудачным: штанга пошла выше коленей без подрыва, и Леонид сразу бросил её...

          Этот неудачный подход многие потом, когда всё закончилось, восприняли как хитроумный тактический замысел, целью которого было усыпить бдительность Власова. Сие по меньшей мере смешно. Надо быть слишком самонадеянным, если не безумцем, чтобы в таком соревновании лишать себя важнейшей попытки и оставлять для победы только один подход.

          Чтобы всё это было понятно с ещё большей очевидностью, я сообщу вот какие факты. Лучший результат Жаботинского в толчке был в ту пору 213 кг. Он показал его в марте 1968 года, то есть за шесть месяцев до Токио. С тех пор он ни разу даже не приблизился к этому рубежу. На тренировках же ему только однажды — за 12 дней до Олимпиады — удалось показать 205 кг.

          Поэтому вес 217,5 кг, конечно же, был для Жаботинского огромным физическим и психологическим барьером, который обстановка потребовала преодолеть в столь сложной ситуации.

          Тут, пожалуй, следует немного написать об изменениях, которые мы внесли тогда в наш стратегический план. До выступления Власова в Подольске, где он показал 580 кг, мы с Леонидом ориентировались на совершенно определённый вес в толчке. (Я всё время пишу о толчке потому, что было ясно — именно это движение должно было решить судьбу олимпийского поединка.) Когда же Власов удивил всех (и прежде всего нас) своей сенсационной суммой, мы решили не намечать определённого рубежа в толчке, а настраиваться физически и психологически на штурм любого веса, который в ходе борьбы окажется необходимым для первого места.

          Другой стратегический план, судя по его выступлению в журнале "Физкультура и спорт", наметил тренер Юрия Власова — Сурен Петросович Богдасаров. Он ещё до соревнований нацеливал своего подопечного на то, что вес 210 кг в толчке при любых вариантах борьбы обеспечит золотую медаль. И это не случайно, что когда у Жаботинского оставалось ещё два подхода в толчке, а Юрий, зафиксировав 210 кг, имел право на одну, последнюю, попытку, то есть когда борьба, по существу, достигла своей кульминации, Богдасаров... поспешил поздравить своего подопечного с ещё не завоёванным званием чемпиона. Теперь, с дистанции времени, Сурен Петросович сам признаётся, что тем самым ещё больше охладил соревновательный пыл своего ученика.

          В те времена, когда я ещё сам выступал в составе сборной страны и готовился к чемпионату мира в Иране, наш наставник, мудрый и добрый руководитель Яков Григорьевич Куценко советовал: "Всегда надо ждать от противника гораздо большего, чем он показывал прежде. Нужно ждать невозможного. Это — закон спорта".

          Об этом законе наши друзья-соперники в Токио забыли. С.П.Богдасаров настолько не верил в успех Жаботинского на 217,5 кг, что тягу, сделанную Жаботинским в первом подходе к этому весу, определил как очень и очень тяжёлую. На самом же деле — и я это заметил, поверьте, лучше всех — штанга, взятая могучими руками Леонида, легко потянулась вверх, но потом сразу опустилась на помост. В первую секунду у меня мелькнула мысль: "У Леонида не хватило воли, он спасовал перед необыкновенной тяжестью". Но по тому, как Леонид бодро, даже весело, с едва приметной улыбкой, зашагал от снаряда, я понял: это был счастливый, многое для нас означавший подход. Он помог Леониду поверить в возможность невозможного. Я понял: психологический тормоз снят и громада в 217,5 кг может быть взята в решающем подходе. Может, чёрт возьми!

          Мы ждали. Ждали, что предпримут наши соперники. И вдруг по радио объявили, что Власов тоже пойдёт на вес 217,5 кг. Я даже не поверил своим ушам, настолько странным и нелепым выглядело в сложившейся ситуации подобное решение.

          Да, это было второй очень серьёзной тактической ошибкой. Пойди Власов на 215 кг (то есть на тот вес, который он уже покорял раньше), и нам пришлось бы заказывать 222,5 кг. Часто спрашивают: а смог бы Жаботинский осилить тогда 222,5 кг? Ход борьбы, как известно, не заставил нас отвечать на данный вопрос.

          Власов не взял 217,5 кг.

          А Жаботинский легко толкнул эту штангу.

Жаботинский

Жаботинский

          И гром аплодисментов приветствовал рождение нового олимпийского чемпиона...

          Победу Жаботинского иногда ещё и сегодня некоторые "историки" называют случайной. Такое утверждение по меньшей мере нелепо. Нельзя, невозможно победить случайно такого железного бойца, как Власов. Нельзя случайно набрать в сумме 572,5 кг. Нельзя случайно установить новый мировой рекорд. Нет, не случайность сыграла тут свою роль. Огромный труд, воля, абсолютное уважение к сопернику и точное знание своих сил и сил соперника привели в тот раз Леонида Жаботинского к заслуженному успеху.

          Тогда победа украинского богатыря, естественно, стала одной из главных сенсаций XVIII Олимпийских игр. Но уже сегодня поединок в Токио и всё, что ему предшествовало, видится и мне, и всем нам совсем в ином свете. Видится, как величавая поступь дуэта советских богатырей, внёсших огромный вклад в дело прогресса мирового тяжелоатлетического спорта, в дело завоевания новых высот на мировом помосте.

Прибавление — 0...

          1968. Жаботинский — 572,5

Селицкий, Жаботинский и Куренцов

          Недавно мне попала в руки статья известного олимпийского историографа доктора Ференца Мезе, написанная им после Олимпийских игр 1956 года. В ней содержатся, в частности, такие слова:

          "...Здесь, в Мельбурне, произошло ещё одно знаменательное событие — штангисты преодолели пятисоткилограммовый рубеж. На путь от 400 до 500 было затрачено ровно двадцать лет. Сколькими же десятилетиями будет отмечен штурм нового рубежа? Специалисты считают, что движение будет медленным и на олимпийские рекорды в этой весовой категории особенно надеяться нечего".

          Повторяю, статья эта попала ко мне совсем недавно, но, прочти я её в те дни, когда она была написана, я полностью согласился бы с автором. Да, в ту пору подавляющему большинству даже больших знатоков штанги казалось, что 500 кг под силу только такому "чуду", как Андерсон, а простые смертные ещё долго будут не в силах повторить его результаты. Но действительность посрамила нас, не веривших в великую силу Человека.

          В самом деле, давайте проследим, как развивались события на олимпийских помостах послевоенных лет в состязаниях атлетов тяжёлой весовой категории.

          1948 год. Лондон. Чернокожий американец Джон Дэвис набрал в сумме классического троеборья 450 кг (137,5 + 137,5 + 175). По сравнению с результатом, показанным в 1936 году на последней предвоенной Олимпиаде, Дэвис прибавил 42,5 кг.

          1952 год. Хельсинки. Золотая медаль вновь оказалась у Джона Дэвиса. Его результат — 460 кг (150 + 145 + 165). Прибавлено 10 кг.

          1956 год. Мельбурн. Американец Пауль Андерсон и аргентинец Хумберто Сельветти набрали одинаковую сумму. У Андерсона — 500 кг (167,5 + 145 + 187,5), у Сельветти — 500 кг (175 + 145 + 180). Олимпийский рекорд, таким образом, потяжелел сразу на сорок килограммов. Этот прирост и в самом деле мог озадачить кого угодно и породить мнение, что достигнут "предел пределов".

          1960 год. Рим. Представитель Советского Союза Юрий Власов буквально потряс мир своим феноменальным результатом — 537,5 кг (180 + 155 + 202,5). Было прибавлено сразу 37,5 кг.

          1964 год. Токио. Друг Юрия Власова по команде и его самый ярый соперник Леонид Жаботинский в ожесточённой борьбе с самим Власовым набрал в сумме 572,5 кг (187,5 + 167,5 + 217,5). И в результате получился также весьма солидный прирост — 35 кг.

          Поступательное движение тяжеловесов, как можно видеть, не прекращалось ни на минуту. И вдруг...

          1968 год. Мехико. Леонид Жаботинский — 572,5 кг (200 + 170 + 202,5). Прибавление — 0.

          Привычная динамика прироста была нарушена, и миллионы людей всполошились. Что ж, недостаточно высокие результаты могут быть сенсационными в такой же степени, как и непомерно высокие.

          Но сенсация ли это? Давайте ещё раз вспомним борьбу тех, кто вышел на старт в Мехико.

          Впрочем, прежде всего объясню, почему на старте не оказалось Роберта Беднарского, бесспорно, одного из самых выдающихся атлетов современности, чемпиона США 1968 года, обладателя в ту пору двух мировых рекордов.

          В Соединённых Штатах Америки есть своя неуклонно соблюдаемая представителями всех видов спорта традиция: накануне Олимпийских игр, незадолго до их начала, здесь проводятся отборочные состязания, и тот, кто оказывается на них всех сильнее, получает желанную форму члена национальной сборной и билет на самолёт. Прежние заслуги, прежние результаты в учёт не берутся.

          Не буду обсуждать целесообразность такого подхода — это дело хозяйское. Факт состоит в другом: Роберт Беднарский на отборочных состязаниях, к изумлению всех, кто его знал, оказался третьим с результатом 560 кг, пропустив вперёд Джозефа Дьюба (575 кг) и Джорджа Пикетта (572,5 кг).

          Многие в ту пору гадали — в чём дело, почему такой срыв? А удивительного ничего не было. Очень частые выступления на пределе, желание как можно скорее приблизиться к рубежу в шестьсот килограммов, огромная трата физической и нервной энергии основательно "выпотрошили" Роберта и лишили его необходимых сил и энергии в самый ответственный момент. И на отборочных состязаниях он сдал. Одной неудачи оказалось достаточно, чтобы он "выпал из обоймы". Да, формализм вообще страшное явление, а в спорте — особенно. Накануне Олимпийских игр американская команда лишила себя, по моему твёрдому убеждению, самого талантливого и самого перспективного атлета.

          Наша команда прибыла в столицу Мексики в полном боевом составе, хорошо подготовленная физически и морально. Ребята буквально рвались в бой. И никакие попытки запугать их не могли принести успеха.

          А такие попытки, признаться, были. Ещё в Москве мы прочитали американские газеты, в которых на самых видных местах пестрели заголовки: "Пара Пикетт-Дьюб готова сокрушить олимпийское господство Жаботинского", "Пикетт — 600, Дьюб — 590. Что противопоставит им Жаботинский?"

          — Когда они сделали такие результаты? — спросил меня Жаботинский, увидев одну из газет.

          — Не сделали, а ещё только собираются сделать, — ответил я, и мы, помнится, расхохотались. Ибо мы уже давно знали за американскими спортсменами одну слабость — склонность к хвастовству.

          В газетах, по радио и телевидению представители и участники американской тяжелоатлетической команды вели настоящую психологическую атаку против наших штангистов, и прежде всего против Леонида Жаботинского, расписывая какие-то фантастические килограммы и не менее фантастические возможности своих лидеров. Поверив в эти заверения, в кампанию нагнетания ажиотажа вокруг предстоящих встреч на помосте включилась мексиканская пресса, включились все аккредитованные на Играх журналисты. "Накануне битвы гигантов" — это был, по-моему, в те дни самый спокойный, самый неброский заголовок для статей, повествовавших об уже близких состязаниях штангистов тяжёлого веса.

          Отголоски этого шума, конечно же, долетали и в Олимпийскую деревню, в нашу команду, но желанного эффекта не производили. Ребята спокойно тренировались, о соперниках говорили мало, придерживаясь нашей доброй поговорки: "Поживём — увидим".

          И вот пришёл час стать лицом к лицу с соперниками. 13 октября в уютном, заполненном до отказа зале театра "Инсурхентес" состоялось торжественное открытие соревнований штангистов. Играл оркестр, маршировали участники парада, а я стоял и думал: "Как расцвёл за последние годы наш вид спорта, как неизмеримо расширил он свои границы и свои возможности". Вспомнились слова, сказанные всё тем же Бобом Гофманом на одном из приёмов в честь участников очередного чемпионата мира (кажется, это было в Стокгольме):

          — Прогрессом, и я бы даже сказал, небывалым прогрессом, которого за последнее время достиг гиревой спорт, мы обязаны прежде всего Советскому Союзу, советским спортсменам...

          И от сознания этого было неизмеримо тепло и легко на душе. И хотелось сделать ещё больше, чем мы сделали до сих пор...

          Было время, когда Советский Союз располагал целым созвездием ярких талантов в начальных весовых категориях. Теперь мы, тренеры сборной, долго раздумывали над тем, выставлять ли здесь зачётного участника, и если выставлять, то кого.

          Выбор пал на пермяка Геннадия Четина. Пал неслучайно: он готовился к состязаниям очень напряжённо и за полтора месяца до стартов в Мехико порадовал всех новым мировым рекордом в сумме троеборья — 367,5 кг. Этот результат нас очень обнадёжил, мы были уверены, что уралец наверняка завоюет одну из медалей.

          К сожалению, Геннадий Четин не оправдал возлагавшихся на него надежд. Он проиграл... прежде всего самому себе, проиграл целых пятнадцать килограммов и с посредственной суммой (352,5 кг) оказался лишь на четвёртом месте. Это, нужно отметить, был в известной мере исторический случай: до этого на Олимпийских играх, начиная с Хельсинки, ни один наш зачётник не оказывался за чертой призёров.

          Почему же так произошло? Почему мировой рекордсмен, атлет, которого все соперники так опасались, оказался "вне игры"?

          Воспитанник спортивных организаций уральского города Пермь, человек молодой и по возрасту, и по опыту, Четин впервые оказался на олимпийском турнире, впервые оказался в обстановке такой ожесточённой, напряжённой борьбы, под таким огромным грузом ответственности. Это не может его оправдать, но это можно понять.

          Разумеется, его проигрыш одновременно и свидетельство недостаточной воли, явного неумения настроиться на упорную борьбу до победы. Это тем более обидно потому, что физически Четин очень силён.

          Свой первый подход в жиме Четин сделал к штанге весом 110 килограммов. Это для него в обычное время, поверьте — детская забава. Но веса атлет не взял. И второй его подход тоже оказался неудачным. В воздухе запахло нулём. Что делать? Ругать, "накачивать"? Старший тренер сборной Аркадий Никитович Воробьёв подошёл к парню, положил ему руку на плечо, сказал:

          — Соберись. Ведь ты этот вес тысячи раз швырял как хотел. Получалось же. И сейчас получится.

          Геннадий подошёл к штанге. В набитом до отказа зале — тишина. Я с волнением следил за каждым движением нашего парня. Вот он взял штангу на грудь, чуть шевельнул локтями, выбирая наиболее удобное положение, и начал жим.

          — Идёт, идёт... — шептал я и чувствовал, как холодеет сердце: показалось вдруг, что Четин не справится. Но он на этот раз он всё-таки справился. Итак, 110 кг.

          Нассири выжал 112,5 кг, поляк Требицкий — 115 кг, знаменитый венгр Фёльди — 122,5 кг.

          В разминочной мы подвели первые итоги. Сказали Четину, что неудача постигла и Нассири (он не раз выжимал 120 кг), что ещё ничего не потеряно, что ещё многое можно наверстать. Надо лишь собраться, сконцентрировать всю свою волю, всю решимость.

          Однако Геннадий так и не смог этого сделать. В рывке он поднял лишь 102,5 кг (хотя уже несколько раз показывал в этом движении 107,5 кг) и, конечно, после этого потерял всякие шансы, потому что Нассири и Фёльди подняли по 105 кг (это для них рекордные результаты), а Требицкий — 107,5 кг.

          Финал соревнований атлетов легчайшей весовой категории отличался редчайшим драматизмом...

          Но для того чтобы понять всё до конца, придётся сначала вернуться в олимпийский Токио. Там в последнем движении троеборья в последнем подходе Имре Фёльди толкнул 137,5 кг и установил тем самым новый мировой рекорд в сумме троеборья. Зрители устроили отважному венгру бурную овацию, товарищи по команде унесли на руках, как победителя. Радиокомментаторы сообщили в эфир, что Фёльди стал олимпийским чемпионом.

          Чем объяснялась такая поспешность? А тем, что советский атлет Алексей Вахонин уж очень отстал: чтобы обогнать венгерского спортсмена, ему нужно было поднять штангу, вес которой на целых три килограмма превышал мировой рекорд. На это уже никто, может быть, кроме нас, тренеров, не надеялся. Но Алексей поднял 142,5 кг, и Имре оказался на втором месте.

          После Токио дела венгра по всем признакам пошли на спад. Приехав на чемпионат Европы 1968 года в Ленинград, он едва набрал в сумме 350 кг, и многие поспешили списать его со счетов. Но в Мехико этот неутомимый человек, казалось, превзошёл самого себя. Подняв в толчке 140 кг (второй в тот день его личный рекорд), Фёльди повторил в сумме мировое достижение Четина (367,5 кг). И вновь, как в Токио, его унесли на руках товарищи, и вновь радиокомментаторы передавали в эфир: "Фёльди — чемпион! Он осуществил свою мечту!"

Фёльди

          Признаться, я тоже был среди тех, кто уже считал венгра победителем. Ведь иранцу, чтобы догнать его, необходимо было толкнуть поистине чудовищный вес, намного превышавший мировой рекорд — 150 кг! Это значит поднять штангу, почти втрое превышающую собственный вес иранского атлета. Нет, в возможность такого никто не верил. Но тем-то и прекрасен спорт, что он постоянно расширяет наши представления о пределах возможного. Нассири взял этот громадный вес. Догнал Фёльди по сумме и, оказавшись всего на несколько граммов легче венгра, буквально вырвал из его рук золотую медаль чемпиона. Только что ликовавший от счастья Фёльди теперь плакал. Только что хмурый, сосредоточенный до предела Нассири ликовал и прыгал по помосту...

          В полулёгкой весовой категории, как и следовало ожидать, первое место занял выдающийся японский атлет, чемпион Токийской олимпиады Иосинобу Мияке. Он завоевал в Мехико свою вторую золотую медаль, правда, с несколько худшей, чем четыре года назад, суммой — 392,5 кг против 397,5 кг на XVIII Олимпиаде. Серебряную медаль получил представитель нашей команды Дито Шанидзе — 387,5 кг. Третьим оказался младший брат олимпийского чемпиона — Иосиюки Мияке (385 кг). Наш атлет сумел, как можно видеть, расчленить грозный дуэт, хотя сделать это было очень трудно — и физически, и тактически приходилось решать очень много задач.

          Должен заметить, что после окончания состязаний Дито Шанидзе был очень огорчён, говорил, что мог и, главное, должен был сделать большее. Да, мог, вероятно. И всё-таки мы поставили ему за выступление на олимпийском помосте полноценную пятёрку. Он боролся как настоящий спортсмен и свою задачу выполнил замечательно.

Дито Шанидзе

          Напишу про Дито Шанидзе ещё несколько слов. Это, вероятно, чемпион мира среди штангистов по... подвижности. Во время службы в армии он был нападающим в футбольной команде мастеров. А когда вернулся в родной Тбилиси, увлёкся штангой и вот — стал обладателем серебряной олимпийской медали. В год Игр ему исполнилось 34 года, но это не тот человек, чей возраст проверяется паспортом. Я верю: он ещё долго будет в нашем строю.

          Как и в Токио, поединки атлетов лёгкой весовой категории закончились убедительной победой выдающегося польского атлета Вальдемара Башановского.

Вальдемар Башановский
Двукратный олимпийский чемпион Вальдемар Башановский

          Да иначе, вероятно, и быть не могло. Потому что в мире пока нет равных этому железному турнирному бойцу. Достаточно заметить, что занявший второе место иранец П.Джелаар (422,5 кг) проиграл победителю целых пятнадцать килограммов. Наши легковесы Николай Нагайцев и Евгений Гирко были не совсем готовы к борьбе за призовые места, и мы решили в этой весовой категории участника не выставлять.

          В полусредней весовой категории победу и олимпийское золото, на 20 кг опередив второго призёра, завоевал наш атлет, армеец из Подмосковья Виктор Куренцов. В сумме мы планировали ему результат 480 кг, он набрал 475 кг, но это объясняется тем, что в рывке Виктор "застрял" на начальном весе в 135 кг и взял его лишь в третьем подходе, заставив нас всех изрядно поволноваться. В толчке Виктор обрёл уверенность, обрёл присущую ему силу и улучшил мировой рекорд сразу на 2,5 кг. Это был двадцать второй мировой рекорд, установленный выдающимся советским атлетом. Поэтому я ставлю его в один ряд с такими корифеями нашей тяжёлой атлетики, как Аркадий Воробьёв, Юрий Власов и Леонид Жаботинский.

          Вот что написала о Викторе главная спортивная газета Мексики:

          "Советский штангист Владимир Куренцов известен нашим читателям своим прямо-таки великолепным выступлением на предолимпийских соревнованиях. Теперь он вновь подтвердил, что не имеет себе равных в мире. Мы хотим отдать должное его великому умению долго и решительно сохранять своё преимущество, не только закреплять достигнутое, но и неизменно идти вперёд, показывая всё более и более разительные результаты. Это подлинный герой мирового спорта".

Куренцов

          Борьба за золото и серебро в средней весовой категории стала "домашним спором" двух наших богатырей — ленинградца Бориса Селицкого и киевлянина Владимира Беляева.

          Жим Беляев начал более уверенно, чем Селицкий, подняв 147,5 кг с первой попытки. Борис же на 150 кг потратил две попытки и остался на этом весе по прихоти судейской тройки (ему явно незаслуженно не засчитали вес 155 кг, хотя зафиксировал его Борис безукоризненно чисто). В итоге после жима места распределились следующим образом: первым стал молодой атлет из ГДР Арнольд — 155 кг. У Беляева меньше на 2,5 кг. По 150 кг подняли Селицкий, Озимек и Вереш.

          Началось второе движение — рывок. Арнольд закончил его на 137,5 кг. Озимек и Вереш вырвали по 140 кг. Результат Селицкого и Беляева — по 147,5 кг. Они резко вышли вперёд, и всем стало ясно, что при их доминирующем положении в толчке золото и серебро будут разыграны между ними.

          Перед последним движением впереди на 2,5 кг был Беляев. Но у Селицкого оказалась лучшая жеребьёвка: он имел право подходить к снаряду уже после Володи, то есть вынуждать соперника играть с открытыми картами и строить свою тактику, сообразуясь с его успехами или неудачами.

          Итак — последнее действие. Оба наши атлета чётко начали со 180 кг. Вереш и Озимек закончили борьбу на 182,5 кг. Поляк получил бронзовую медаль, венгр вынужден был довольствоваться четвёртым местом.

          А лидеры только ещё начинали борьбу. Беляев зафиксировал 185 кг, а Селицкий, не взяв во втором подходе этого веса, пошёл на 187,5 кг.

          Риск? Да. Но в спорте, в борьбе на высшем уровне риск зачастую неизбежен. В данном случае он оказался вполне оправданным — вес Селицкому покорился.

          А что же Беляев? На какой вес он собирался пойти? Вот тут-то и сработала неудачность жеребьёвки для Беляева: для победы ему достаточно было всего лишь повторить результат Селицкого в толчке, но Владимир, увы, пропустил этот вес, так как по правилам должен был подходить к нему первым. Ничего не поделаешь: Беляев заказал 190 кг. Эту громаду Володя, если вспомнить, уже фиксировал в 1966 году на чемпионате мира в Берлине. Но на сей раз она ему не покорилась.

          Неудача! И это приходится писать о человеке, который повторил в сумме свой же мировой рекорд (485 кг) и набрал одинаковый результат с товарищем по команде. Но Селицкий был на 300 граммов легче Беляева, и это определило исход многочасового спора, а точнее, спора, к которому оба наши атлета готовились долгие четыре года.

          Каждое утро перед нашим жилым корпусом в Олимпийской деревне председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР С.П.Павлов вручал олимпийцам награды, соответствовавшие величине их успеха. Как правило, только золотые призёры получали мексиканское сомбреро, расшитое серебром. Но для Беляева было сделано исключение: ему, как и Селицкому, был вручён этот же роскошный головной убор.

          Незадолго до начала "битвы" в Мехико один из наших спортивных журналов попросил меня выразить своё мнение о том, кто победит. Приятно отметить, что на этот раз мои прогнозы в целом оказались весьма точными. Но с оценкой положения в полутяжёлой весовой категории я "опростоволосился". Вот что я написал в своём обозрении:

          "У Яана Тальтса — студента второго курса Тартуского университета — всё время было отличное настроение. А шестого апреля оно поднялось ещё больше, когда он набрал в сумме 510 кг. Пожалуй, ни один полутяжеловес в мире не может даже мечтать сегодня о таком результате".

          Не успел я написать эти слова, как вдруг — именно вдруг! — на мировой арене в этой весовой категории появились ещё два штангиста: швед Бу Юханссон и финн Каарло Кангасниеми. Они очень неожиданно, но тоже уверенно перешли пятисоткилограммовый рубеж и сразу вплотную приблизились к эстонскому силачу.

          Поскольку дело происходило накануне Олимпийских игр, то каждому из соперников крайне важно было получить должное психологическое преимущество перед другими. И вот на чемпионате Европы в Ленинграде советский штангист, выступая рядом с финном, установил ещё один мировой рекорд в сумме — 512,5 кг. (К слову заметить, это тот самый результат, который когда-то набрал Пауль Андерсон, заставив трепетать весь мир.) Посланец из страны Суоми уступил здесь нашему Тальтсу очень значительно, и многие склонны были думать, что вопрос с будущим олимпийским чемпионом уже решён. Но, как выяснилось позже, плохое выступление финна объяснялось тем, что северянин вёл подготовку к Мехико по строго намеченному плану, от которого его не смог отвлечь даже чемпионат континента. И, вернувшись домой, Каарло дважды побил рекорд Яана в сумме, добившись грандиозного результата — 522,5 кг.

          В Мехико эстонский атлет в жиме остановился на 160 кг (его лучший результат в этом движении на 10 кг больше), а финн показал 170 кг. В рывке Кангасниеми установил новый мировой рекорд (158 кг) и ещё дальше ушёл от Тальтса, вырвавшего всего лишь 150 кг. В итоге финн оказался первым с новым олимпийским рекордом — 517,5 кг. Тальтс довольствовался серебром, но под занавес порадовал нас новым мировым рекордом в толчке (197,5 кг), отыграв здесь у своего грозного соперника целых десять килограммов. Эх, если он взял бы "свой" вес в жиме...

          Меня часто спрашивают: чем объяснить проигрыш Тальтса? Прежде всего, конечно, силой соперника, его безусловной талантливостью и прекрасной подготовкой, железной силой воли.

          Но имеются и другие причины. Во-первых, сыграл свою роль психологический момент: долгое время Яан был уверен, что не имеет себе равных — и вдруг как снег на голову, как гром с ясного неба посыпались рекорды финна. Это не могло не оказать своего деморализующего действия. Ну и, во-вторых, есть ещё одно немаловажное обстоятельство: Тальтс очень предрасположен к полноте, и ему всё время приходится заботиться о том, чтобы согнать лишний вес, а это даётся нелегко и не проходит бесследно.

          ...Двенадцать атлетов тяжёлого веса вышли на помост в зале "Инсурхентес". Кажется, никогда до этого я не видел таких переполненных зрителями залов. Огромная толпа тех, кому не повезло, штурмовала входы с подлинно мексиканским темпераментом. Усиленные наряды полиции с трудом сдерживали — и не всегда удачно — её напор. Всем хотелось своими глазами увидеть битву гигантов, столь ярко и широковещательно разрекламированную всей прессой, радио и телевидением. Ещё буквально за день до старта падкие до сенсаций обозреватели писали о каком-то "секретном оружии" американцев, об их каких-то фантастических килограммах... И люди хотели проверить, насколько реально всё это, насколько удастся некоронованным титанам побить коронованного олимпийского короля.

          Естественно, всё внимание было приковано к лидерам — только к лидерам. Объявили собственный вес каждого из участников: Жаботинский — 162,8 кг, Дьюб — 143 кг, Пикетт — 137,7 кг, Рединг — 124,4 кг. Вот эти "малыши" и повели между собой решающий спор.

          Меня сразу же поразило, что Пикетт, имевший уже неоднократно жим под 210 кг (во всяком случае, Боб Гофман уверял нас в этом), свой первый подход сделал на 190 кг.

          — Боится, — сказал мне сидевший рядом на стуле Аркадий Никитович Воробьёв.

          Действительно, по всему чувствовалось, что Пикетт боится, действует крайне неуверенно. Похоже, что он был не в форме.

          Первый раз американец выжал вес относительно легко, но судейская бригада большинством в два голоса движение не засчитала, усмотрев нарушения в технике (нужно отметить, что в Мехико жим судили так строго, как никогда ранее). Второй раз попытка была настолько откровенно неправильной, что все в зале засвистели — Пикетт "жал", отвалившись глубоко назад, чуть ли не полулёжа, да к тому же ещё допустил сбой темпа... Итак, две неудачи.

          Когда Пикетт третий раз взошёл на помост, в зале воцарилась тишина. Двухметровый широкоплечий гигант, которого все так усердно прочили на мировой тяжелоатлетический трон, стоял над штангой, и пот едва заметной струйкой стекал по его лицу.

          — Волнуется, — шепнул кто-то рядом со мной.

          Да, Пикетт сильно волновался. Ещё бы: четыре года неимоверного труда. Четыре года надежд. Четыре года обещаний. И вот сейчас, в этот миг всё может рухнуть...

          И всё рухнуло — Пикетт веса не взял. Когда он с досадой бросил штангу на помост, огромный зал сочувственно вздохнул. А штангист нашёл в себе силы кисло улыбнуться. Потом он повернулся и, сразу став как-то ниже, побрёл в раздевалку. Здесь нервы его сдали: могучие плечи задрожали от рыданий...

          Не успело случиться это несчастье с Пикеттом, как, позабыв про всё, журналисты бросились к телефонам передавать свои репортажи. Я читал потом некоторые из них. Вот, к примеру, корреспонденция в известной американской газете "Нью-Йорк Таймс", принадлежащая перу Д.Корветта. В ней написано:

          "...Стоило ли везти даже на одну милю этого глыбоподобного детину, чтобы он в присутствии многих тысяч зрителей доказал, что ни на что не способен?"

          Как обидно встречаться с таким непониманием самой сути спорта, непониманием людей спорта... Да, борьба за олимпийское золото трудна, и атлетов на пути к вершинам ждут отнюдь не только лавры.

          Пикетт оказался далеко не одинок. Вместе с ним нулевые оценки за жим получили очень сильный швед Юханссон и француз Фультье, на грани вылета оказались ещё два атлета.

          Это явление выходит за рамки случайности, и его следует объяснить. Дело в том, что за последние годы на соревнованиях различных рангов, в том числе и самых крупных, в толковании техники выполнения жима допускались большие вольности. Многие судьи сквозь пальцы смотрели на очевидные нарушения, и спортсмены не замедлили этим воспользоваться. В результате было много ошибок, а следовательно, много споров. В мировой спортивной прессе даже началась дискуссия о том, чтобы отменить жим вовсе, изъять его из арсенала тяжелоатлетов. Видимо, такие предложения нельзя считать разумными, ибо жим как ни одно другое упражнение даёт возможность определить истинную силу атлета. И, поскольку отменять жим нет смысла, пошли по другому пути: повысили требовательность. Да, судейство жима в Мехико было строгим как никогда. Не все смогли под него подладиться. Но, в общем, эту строгость — если она будет соблюдаться и в дальнейшем — нужно только приветствовать.

          Ну а пока Пикетт и другие неудачники находили утешение в слезах, на помосте продолжалась борьба.

Жаботинский

          В жиме Леонид Жаботинский и Джозеф Дьюб показали одинаковый результат — по 200 кг. Многие зрители ликовали, предвкушая здесь продолжение острейшего соперничества. Но нам, специалистам, сразу стало ясно, что Джозеф проиграл, ибо жим — это его "коронный номер", и он здесь явно плохо сработал по сравнению с тем, что мог сделать и что от него все мы ожидали (по крайней мере, 207,5 кг). Таким образом, жим, по существу, выбил из колеи и второго американского гиганта. Вопрос о том, кто победит, для нас больше не стоял.

          Действительно, вырвав 170 кг (против 147,5 кг у Рединга и 145 кг у Дьюба), Леонид фактически стал недосягаемым. В толчке он с первого подхода зафиксировал, причём довольно легко, 202,5 кг, набрал свою же "токийскую" сумму (572,5 кг) и, приняв поздравления, отказался от продолжения борьбы, то есть от двух ещё полагавшихся ему зачётных подходов...

          Дело в том, что во время последнего подхода в жиме Леонид, уже опуская штангу, допустил неточное движение и ушиб колено. Наш врач наложил повязку и сказал, что продолжать выступление Жаботинский может. Но, естественно, ушиб есть ушиб, боль давала себя знать и вряд ли стоило, обеспечив победу, продолжать мучить себя. Тем более что о наборе шестисот килограммов при таких результатах в жиме и рывке уже не могло быть и речи.

Жаботинский

          Итак, травма — это основное. Но была и вторая причина. Не исключено — хотя мне Жаботинский не говорил об этом ни слова, — что после того, как Пикетт, а затем и Дьюб выбыли из борьбы за золотую медаль, Леонид психологически "размяк". Это бывает. Это вполне можно понять. Ведь два года день за днём Жаботинский слышал рассказы о фантастической силе американцев, об их небывалых возможностях, об исключительной по напряжению борьбе, которую ему придётся с американцами вести, и вдруг — сравнительно лёгкая победа, скорая удача. Поверьте, такое может сломить ничуть не меньше, чем какой-нибудь досадный срыв. Человек приготовился к ожесточённому поединку, а соперник взял и сдался... Вот почему мы не можем и не должны, вероятно, винить нашего богатыря в том, что он на сей раз довольствовался малым.

          Тем не менее зрители получили — правда, совершенно неожиданную — возможность поволноваться. Вместо ожесточённого сражения за золото на помосте развернулся красивый и упорный поединок за серебро, окончившийся в известной мере сенсационно.

          Казалось, что если Дьюб не смог составить настоящей конкуренции Жаботинскому, то уж второе место американскому атлету обеспечено. Поначалу события развивались именно по этому сценарию: Дьюб выжал 200 кг, а ближайший к нему соперник бельгиец Рединг — 195 кг. Но уже в рывке европеец сократил разрыв на 2,5 кг, и обстановка накалилась.

Рединг
Серж Рединг

          Объявили толчок. Дьюб и Рединг сделали два подхода на одни и те же веса, и обоим атлетам сопутствовала удача. И у обоих осталось по последней попытке. Дьюб заказал 210 кг и взял этот вес. Его стали поздравлять с успехом: ведь такого результата Рединг никогда ещё не показывал — и все решили, что уж серебро-то у американца, как говорится, "в кармане".

          Но бельгиец был настроен иначе. Он заказал рекордный для себя вес — 212,5 кг.

          — Как думаешь, возьмёт? — услышал я, как Куренцов спрашивает Жаботинского.

          — Трудно сказать, — уклончиво ответил Леонид.

          И я понял, что в душе он очень желает успеха Редингу, но не уверен в нём.

          Рединг вес взял. Взял, проявив прямо-таки колоссальную волю. И зал наградил бельгийца такой бурной овацией, какой, пожалуй, здесь не удостаивался до этого ни один штангист. Долго, очень долго на трибунах скандировали имя Рединга. И по заслугам: ведь он набрал одинаковую с Дьюбом сумму и, будучи почти на двадцать килограммов легче, переместился на второе место.

Рединг

          Однако вернусь к победителю. Пока Леонид Жаботинский, счастливо улыбаясь и скрестив могучие руки над головой, стоял на пьедестале почёта, корреспонденты газет, радио и телевидения дружно, как по команде, "хоронили" турнир тяжеловесов, писали и передавали репортажи, больше похожие на некрологи.

          "Советский спорт": "В общем же самые сильные люди планеты не стали героями помоста: состязания в их весе не увенчались мировыми рекордами. Вопрос о взятии 600-килограммового рубежа отложен..."

          "Непшспорт": "Интерес, который миллионы любителей спорта повсеместно проявили к ожидавшейся дуэли Жаботинского с американским дуэтом, не оправдался. В отсутствии настоящей конкуренции наш советский друг, по существу, отказался от борьбы, вполне удовлетворившись повторением своего олимпийского рекорда, установленного ещё в Токио".

          "Народен спорт": "Когда год назад здесь, у нас в Софии, Леонид Жаботинский установил свой феноменальный рекорд в сумме троеборья, никто не сомневался, что Олимпийские игры подарят нам ещё более неслыханные результаты. Но суждено было случиться так, что соревнования атлетов тяжёлой весовой категории в Мехико превратились в конце концов в ординарный турнир".

          "Экип": "Рекорды Жаботинского, Беднарского, результаты Дьюба и Пикетта, показанные накануне Олимпийских игр, прозвучали поистине феерической увертюрой, обещавшей ещё более прекрасное зрелище, когда будет, наконец, поднят занавес. Но спектакль, по общему признанию, не получился..."

          Таков был общественный резонанс.

          Можно спорить о справедливости подобных оценок, но понять их легко. Наши тяжелоатлеты своими действительно фантастическими результатами, своими постоянными "добавками" к рекордам уже приучили рядового зрителя к мысли, что внимания заслуживает лишь что-то из ряда вон выходящее.

          И вдруг — прибавление 0.

          Мы с вами, дорогой читатель, уже в какой-то мере знаем причину происхождения этого "нуля", знаем, что настоящей борьбы в Мехико не получилось, что победа далась Леониду относительно легко — во всяком случае легче, чем когда-либо. Знаем и то, что в известной степени его остановила травма.

          Но я выражу ещё одно соображение на этот счёт. Мне кажется, что известное торможение результатов тяжеловесов после бурного роста следовало и следует искать больше в плоскости психологической. Да, физически Человек уже был готов покорить 600, но психологически — ещё нет. Процесс психологического вхождения в сферу спортивной недоступности длителен и сложен — сложней, чем многим это кажется.

          Итак, наметилась остановка. Кто же он, тот человек, которому суждено преодолеть этот психологический барьер и совершить последний и решающий бросок на трудном пути от 500 до 600?

          ...В памяти всплывают всё новые детали и штрихи этого пути, вспоминаются люди, посвятившие свою жизнь тому, чтобы преодолевать всё новые и новые барьеры недоступности.

Часть вторая

Гераклы XX века

1970. Алексеев — 595

Алексеев

          Как ни шагнули бы вперёд достижения лучших, сумма в 500 кг остаётся паролем великого труда и мужества.

          С тех пор как Пауль Андерсон впервые перешёл очередной рубеж недоступности, прошло долгих пятнадцать лет, а клуб пятисотников не так уж, в сущности, и велик — в нём на сегодня (когда пишется данная книга) всего 86 членов. Причём подавляющее большинство вошло сюда в последние два-три года. (Я уверен, что к тому времени, когда книга дойдёт до читателя, "Клуб-500" будет насчитывать уже не менее ста атлетов.)

          Пауль Андерсон. Американский богатырь. Первопроходец. Его официальный мировой рекорд — 512,5 кг. Многие, особенно западные обозреватели, приводят другую цифру: 533 кг — это результат, показанный Паулем на чемпионате США в 1956 году (в качестве мирового рекорда по существовавшим тогда правилам он засчитан не был).

          Хумберто Сельветти. На XVI Олимпийских играх в Мельбурне настоящую сенсацию произвёл тяжелоатлет из Аргентины, набравший одинаковую с Андерсоном сумму и ставший вторым пятисотником мира. (На родине Хумберто часто величают "первым пятисотником Южной Америки", но титул этот, правда, пока звучит как "единственный пятисотник Южной Америки", ибо на огромных пространствах этого континента так и не видно наследников Сельветти.)

          После Мельбурна многие газеты мира назвали появление аргентинца "внезапным" и "неожиданным". Но на самом деле Сельветти уже был к тому времени довольно известным и, несомненно, многоопытным атлетом. Достаточно вспомнить, что на Олимпийских играх 1952 года в Хельсинки он занял третье место в битве тяжеловесов (432,5 кг), был в тройке призёров на чемпионате мира 1953 года в Стокгольме (450 кг). Но затем... исчез с арены. Злые языки стали поговаривать, что он вообще перестал выступать.

          И вдруг Сельветти появился в олимпийской деревне Мельбурна. Его возвращение на помост было тем более сенсационным, что к своему лучшему результату 1953 года он прибавил сразу 50 кг и набрал одинаковую сумму с Андерсоном.

          После этого мировая пресса начала предсказывать аргентинцу славу "преемника великого Андерсона", да и сам Сельветти не раз заявлял в интервью, что готов побить рекорды американца. Но уже на следующий год, в Тегеране, аргентинец уступил первое место, набрав "всего" 485 кг.

          Так что же, обещания Сельветти следует считать хвастовством? Отнюдь нет, всё обстоит гораздо сложнее.

          Сын потомственных скотоводов и киноартист по профессии, Сельветти был чрезвычайно одарён от природы. Когда в Хельсинки он завоевал бронзовую олимпийскую медаль, ему едва исполнилось 20 лет.

          К Мельбурну Хумберто достиг своего расцвета. Внушали уважение его атлетические данные: рост 180 см, вес 149 кг! Да, можно было предположить, что он многого добьётся.

          Но, к сожалению, карьера артиста и вечная занятость, а также, чего уж скрывать, отсутствие целеустремлённости стали непреодолимой стеной на пути спортсмена. К тому же не мог не сказаться и тот факт, что культура тяжелоатлетического спорта в Аргентине была, в общем, на довольно низком уровне. Страна не располагала квалифицированными тренерскими кадрами и сколько-нибудь солидной методической литературой. В этих условиях достижения Хумберто Сельветти вырастают до размеров настоящего подвига.

          Его заслуга в том, что он стал наиболее ярким и рьяным пропагандистом тяжёлой атлетики в Южной Америке. Снятый с его участием и при его активной поддержке фильм "Короли силы" стал одним из любимых не только у аргентинской, но и у бразильской, мексиканской, чилийской молодёжи.

          Даже когда его спортивные результаты уже перестали расти, Сельветти не нашёл в себе сил расстаться с любимым видом спорта. Как только где-нибудь намечались крупные соревнования, он (часто совершенно неожиданно для окружающих и даже для самого себя) срывался с места и пересекал материки и океаны — увы, уже без всякой надежды на победу, лишь во имя одного священного желания соревноваться. Мало кто знает, что лебединой песней Хумберто явилось его выступление на Олимпиаде в Токио. Он занял там 17-е место, набрав в сумме 445 кг, но не унывал и был, кажется, даже счастлив.

          — Я вновь хлебнул вина борьбы и захмелел от счастья, — сказал он мне тогда...

          Членский билет № 3 в "Клубе-500" принадлежит автору этих строк. Когда мне удалось набрать в сумме 500 кг, иностранные обозреватели выдали это за нечто необъяснимое, за "чудо", они написали, что

          "...Россия никогда не отличалась результатами в самой тяжёлой весовой категории, и ничто не предвещает, что это положение изменится".

          Как известно, сегодня в клубе пятисотников больше половины членов приходится на нашу страну. Что касается качественной стороны вопроса, то... впрочем, теперь уже никого не нужно убеждать в том, что в настоящее время именно Советский Союз — страна подлинных богатырей, страна самых сильных и могучих атлетов.

          Конечно, нужно отдать должное и всем другим, кто внёс заметный вклад в развитие мирового тяжелоатлетического спорта. Прежде всего — спортсменам Соединённых Штатов Америки и их бессменному руководителю Бобу Гофману. "Железная игра", увы, не сулит крупных прибылей бизнесменам и не пользуется за океаном особо горячей симпатией. Бобу Гофману и его подопечным приходится преодолевать очень много трудностей и прилагать огромные усилия для сохранения позиций в любимом виде спорта. То, что они сделали в тяжёлой атлетике, безусловно, заслуживает большого уважения.

          Норберт Шеманский. Человек, в течение многих лет властвовавший на помостах мира.

          Он родился в 1924 году, а ровно через двадцать лет стал чемпионом Соединённых Штатов Америки в полутяжёлой весовой категории с внушавшим тогда уважение результатом — 402,5 кг. В отделе хроники газеты "Нью-Йорк пост" по этому поводу помещена заметка, где было написано, что Норберт связывает свою победу на тяжелоатлетическом помосте с далеко идущими планами: собирается перейти в профессиональный бокс.

          Не знаю, насколько планы самого Норберта совпадали с этим сообщением, но боксёром он так и не стал. Найдя весьма приличную работу на одном из американских предприятий, Шеманский получил возможность служить тяжёлой атлетике. И, нужно признать, всегда служил ей верой и правдой.

          Уже в 1947 году тогда ещё молодой Шеманский дебютировал на чемпионате мира и занял там почётное второе место с суммой 412,5 кг. Известный французский обозреватель того времени Пьер Бартье написал, что выступление Шеманского произвело на него глубокое впечатление.

          Через год сборная Соединённых Штатов привезла Шеманского на XIV Олимпийские игры в Лондон, где Норберт выступил в тяжёлом весе. Но вне конкуренции там оказался знаменитый Джон Дэвис (452,5 кг), установивший новый олимпийский рекорд. Впрочем, Норберт тоже вполне успешно справился с поставленной перед ним задачей — завоевал серебро и набрал внушительную сумму — 425 кг. Газеты тогда назвали его "надеждой Америки" и "достойной парой чернокожему гиганту".

          Словно стремясь оправдать эти авансы, Норберт уже в 1951 году стал чемпионом мира в полутяжёлом весе (427,5 кг), а следующим летом в Хельсинки принёс своей команде золотую олимпийскую медаль в полутяжёлом весе с выдающейся для той поры суммой — 445 кг. Достаточно вспомнить, что занявший тогда второе место наш Григорий Новак отстал от Шеманского на целых 35 кг.

          Вряд ли есть возможность (хотя сие было бы небезынтересно) приводить здесь даже хронологически все выступления этого несомненно выдающегося атлета. В течение двух десятилетий не покидал он мировой помост — рекорд, который, по-моему, если и будет побит, то ещё очень нескоро . За это время он завоевал три золотые медали чемпионатов мира (1951, 1953, 1954 гг.), четыре серебряные и две бронзовые, стал олимпийским чемпионом, представлял свою страну на Олимпиадах в Лондоне, Хельсинки, Риме и Токио. За свою спортивную карьеру Шеманский двадцать раз вносил поправки в таблицы мировых рекордов как в отдельных движениях, так и в сумме классического троеборья.

          Итак, первое, что подкупает в Норберте Шеманском, — это удивительное спортивное долголетие. За ним кроется колоссальная преданность штанге, могучий психологический настрой, огромная сила воли. Ведь штангист подобен музыканту: он гибнет сразу, как только перестаёт тренироваться. Гибнут его сила, его скоростные качества, а главное — его техника, его магическое искусство подчинять себе колоссальный вес. Следовательно, Шеманский сумел в течение двух десятилетий сохранить свой постоянный тренировочный ритм, показав высокий образец спортивного труда.

          Но спортивное долголетие Норберта Шеманского восхищает не только само по себе. Это — непрерывное восхождение. Это — цепь неизменных побед над самим собой. Это — цепь неожиданностей, цепь свершений, которых от него никто уже не ожидал.

          Впрочем, посудите сами. В 1960 году на Олимпийских играх в Риме тридцатишестилетний Норберт Шеманский занял третье место, впервые набрав в сумме классического троеборья 500 кг. Итальянский журналист Доминико Спанелли написал тогда:

          "Можно лишь преклоняться перед мужеством ветерана американской команды. По-видимому, это выступление — последнее в его почётном послужном списке. И он нашёл в себе силы на финише войти в пока столь малочисленный легион тех, кому под силу пятисоткилограммовый рубеж. Достойный финиш!"

          Как же, наверное, смеялся над этой своеобразной спортивной эпитафией сам ветеран, у которого и в мыслях не было уходить с помоста...

          В этом спортивный мир очень скоро смог убедиться. В Будапеште, на очередном чемпионате мира, Норберт бросил вызов самому Юрию Власову, и их поединок здесь стал одной из наиболее волнующих, наиболее захватывающих дуэлей за всю историю нашего вида спорта.

          Шеманский в тот раз начал серьёзно опережать находившегося в расцвете сил Власова и после первых двух движений выиграл у нашего чемпиона целых 10 кг. Только отчаянным толчком веса в 207,5 кг Власов вышел вперёд, набрав в сумме 540 кг. Шеманский остался вторым с результатом 537,5 кг.

          О Шеманском было тогда сказано и написано в мировой прессе немало хорошего. Но, пожалуй, самые добрые слова адресовал ему сам Юрий Власов. Он написал:

          "Шеманский! Он, по-моему, никогда ещё не был так хорош и силён. По сосредоточенной работе, очень серьёзному выражению лица ясно, что для него эти соревнования — главные в жизни. 39-летний атлет дрался отчаянно, не жалея себя".

          Но и на этом Норберт не поставил точку. Два последующих года он повторял свой результат 537,5 кг, а в 1965 году установил личный рекорд — 544,2 кг, явившийся на тот момент рекордом США.

          Джим Бредфорд. Замечательный негритянский атлет, могучий и невероятно талантливый. (Родился в 1928 году, рост 182 см, наибольший вес в 1959 году — 134 кг.) Скромный и трудолюбивый библиотекарь сената США в Вашингтоне. Заботливый и нежный супруг, отец четырёх детей, Джим был человеком необычайно одарённым от природы. Чего ему было дано маловато, так это спортивного трудолюбия — он тренировался нерегулярно, ему явно не хватало одержимости Шеманского. Может быть, несколько охлаждало его и сплошное "невезение", роль "вечно второго", которую уготовила ему судьба. Так, в Хельсинки он получил серебро вслед за Дэвисом, в 1954 году в Вене уступил Шеманскому, через год подготовился отлично (475 кг), но был снова вторым, ибо первым оказался не кто иной, как сам Андерсон.

          После этого казалось, что негритянский богатырь вовсе отошёл от дел — несколько сезонов его вообще не было видно в числе участников крупнейших состязаний. Но вот в 1958 году мы — сборная СССР — полетели с ответным визитом к атлетам США, чтобы провести три матчевые встречи со сборной Америки. У американцев тогда не оказалось сильного тяжеловеса из молодых и под знамёна срочно был вызван ветеран Бредфорд. Так он стал моим соперником. Самое серьёзное сопротивление Бредфорд оказал мне 12 марта в Чикаго, когда набрал в сумме 485 кг (у меня было 507,5 кг). В Детройте он снизил сумму до 470 кг, а в Нью-Йорке вообще получил "ноль".

          В те дни мы с ним имели возможность поговорить о жизни, и Джим искренне признался:

          — Я завидую русским. Завидую тому, какие исключительные условия предоставляет вам государство для занятий спортом. Вот бы посмотреть на всё это своими глазами...

          Мы ответили Джиму, что такая возможность вскоре представится, пригласили его участвовать в состязаниях "Приз Москвы".

          — Приеду! Обязательно приеду. И постараюсь подготовиться к ним как следует.

          Своё слово Бредфорд сдержал — он приехал в советскую столицу в марте 1961 года и занял тогда 1-е место с суммой 490 кг. А годом раньше, в 1960-м, в Риме, Джим завоевал свою "традиционную" серебряную медаль с отличным результатом — 512,5 кг. С результатом, который навечно открыл ему вход в наш клуб.

          Вот этих атлетов на первых порах и отрядила в "Клуб-500" американская тяжёлая атлетика. Правда, в 1960 году сюда "проник" ещё и Дэвид Ашман, но выступал он на помосте недолго, прославился своей односторонностью (очень сильный толчок, на уровне мировых рекордов, при среднем рывке и откровенно слабом жиме).

          В начале шестидесятых годов в мировой прессе замелькало имя очередной "восходящей звезды" американской тяжёлой атлетики.

          Гэри Губнер. Как известно, он делил свои привязанности между штангой и лёгкой атлетикой. По-видимому, такое сочетание в чём-то помогало Гэри. Не имея каких-либо исключительных данных, он быстро прогрессировал, особенно в темповых движениях. В девятнадцать лет (1961 год) стал рекордсменом мира среди юниоров, в двадцать занял третье место на "взрослом" чемпионате мира (вслед за Власовым и Шеманским) с суммой 497,5 кг, в Токио был четвёртым (512,5 кг), а через год на чемпионате мира завоевал серебро и заставил говорить о своих несомненных возможностях, показав результат международного класса — 545 кг (190 + 155 + 200). Накануне Олимпиады в Мехико Губнер прибавил к этому результату ещё пять килограммов. И — всё.

          Некогда занимавший довольно видное и, можно считать, ведущее место в мировой тяжелоатлетической иерархии, американский гиревой спорт за последние годы, как это ни печально, заметно деградировал, и от него уже перестали многого ожидать. Тем не менее, накануне Мексиканской олимпиады заокеанские тяжеловесы наделали немало шума и доставили немало радости журналистам, для которых, как я понимаю, предельная ясность в том или ином виде спорта — смерти подобна.

          О пятисотниках Америки, выдвинутых мексиканской волной, я уже рассказал. Теперь могу лишь добавить, что после Игр многие обозреватели, до того не жалевшие красок для возвеличивания американских силачей, стали, как по команде, поливать грязью проигравших и утверждать, что они ни на что не способны. Это ещё одна крайность, недопустимая по отношению к людям спорта.

          Недопустимая тем более потому, что Джозеф Дьюб (1944 года рождения, рост 185 см, вес 143 кг) уже до Олимпиады в Мехико зарекомендовал себя как выдающийся атлет. Нельзя, например, забывать, что в 1968 году он подарил нам новые рекорды мира в жиме: 203 кг и 209,5 кг.

          Своё мастерство и силу американец достойно подтвердил и на чемпионате мира 1969 года в Варшаве, где уверенно завоевал золотую медаль, показав результат в сумме троеборья 577,5 кг (202,5 + 162,5 + 212,5).

          Роберт (Боб) Беднарский. Несомненно, это один из талантливейших атлетов современности.

          Появление этого спортсмена на мировом помосте было неожиданным и в известной мере сенсационным. Он приехал в Берлин на чемпионат мира 1966 года никому не известным и никого не интересовавшим новичком. За два дня до начала соревнований тяжеловесов он остановил в вестибюле гостиницы корреспондента центральной спортивной газеты ГДР Ганса Генике и спросил у него:

          — Не хотите ли взять у меня интервью?

          Оторопевший журналист, в свою очередь, поинтересовался:

          — А на каком основании я буду брать у вас интервью?

          — Хотя бы на том, что через два дня я стану обладателем серебряной медали, а в Мехико наверняка побью самого Жаботинского.

          — Вот если побьёте, завоюете, сделаете, тогда и поговорим, — сказал Ганс Генике, уверенный в том, что его просто-напросто разыгрывают.

          Когда Боб оказался на второй ступеньке пьедестала, Генике бросился к "старому знакомому", но получил отказ.

          — Я вам предлагал, вы не захотели. Теперь не хочу я.

          Как показала жизнь, самомнение у Беднарского весьма обоснованно. Своими результатами накануне Мексиканской олимпиады он буквально ошеломил мир. Только излишнее форсирование нагрузок и нервное перенапряжение не позволили ему успешно выступить на чемпионате США, и догматики из руководства Американской федерацией не включили его на этом основании в сборную.

          Несколько слов о том, как он пришёл в мир больших тяжестей. Боб в детстве страстно увлекался лёгкой атлетикой, показывал обнадёживающие результаты в спринте, а также был очень неплохим баскетболистом.

          Но вот однажды учитель привёз на урок настоящую штангу и предложил ученикам проверить свои возможности. Все, в том числе и педагог, ожидали, что здесь Боб не будет иметь конкуренции, но он едва выжал 40 кг, в то время как другие, хотя и казались куда слабее его, подняли больше.

          Неудача необычайно раззадорила совсем юного Беднарского. Он, не бросая бега и баскетбола, стал многие часы тратить на работу с тяжестями, поднимая всё, что попадалось под руки. И занимался этим до тех пор, пока не оставил далеко позади всех своих сверстников. Впрочем, остановиться он уже просто не мог.

          Свои выступления Боб (или Роберт) Беднарский начал с поединков против Леонида Жаботинского и других ведущих тяжеловесов. Однако после Мехико Международная федерация тяжёлой атлетики разъединила богатырей на две весовые категории — первого тяжёлого веса (до 110 кг) и второго тяжёлого, где собраны все, кто весит более 110 кг.

          Такое разделение явилось актом весьма прогрессивным, служащим на пользу нашему спорту, открывающим путь к пьедесталу почёта многим атлетам, которым в иное время надеяться было просто не на что. Введение новой весовой категории ещё более оживит — и уже оживило — внутреннюю спортивную жизнь ряда стран.

          Боб Беднарский решил похудеть и обосноваться в новой весовой категории. При росте 190 см он и сегодня сохраняет вес 106-109 кг, являясь одним из самых элегантных тяжеловесов современности. При этом не следует забывать, что его лучшая сумма не под силу и многим спортсменам из второго тяжёлого веса — 581 кг (206,5 + 154 + 220,5). Эту сумму он показал при собственном весе 113 кг. С таким результатом Боб занимает сегодня в таблице сильнейших — за всю историю — пятое место.

          Сейчас Бобу Беднарскому нет и тридцати лет. Для любителей железной игры это пора расцвета. Спортсмен живёт в штате Пенсильвания, в городе, тоже носящем это имя. Он продолжает дело своего отца — торгует витаминизированными продуктами, в том числе и теми, что помогают атлетам в их труде.

          Ну а всё свободное от работы время Беднарский целиком отдаёт тренировкам, совершенствуясь в любимом виде спорта, которым отныне и навсегда стала для него тяжёлая атлетика. Неподалёку от дома он построил себе компактный специализированный зал, который Боб Гофман за весьма сходную цену оснастил всем самым современным оборудованием. Кроме работы с тяжестями Беднарский активно включает в занятия лёгкую атлетику, гимнастику, плавание.

          — Мне не повезло перед Мехико, но, поверьте, к Мюнхену я уж не упущу свой шанс, — заявил Боб в одном из своих интервью.

          Конечно, далеко не всё зависит от самого Беднарского, в мире есть немало атлетов, которые постараются стать на его пути, оказать серьёзнейшую конкуренцию. Но то, что Беднарский — настоящий герой мирового спорта, бесспорно.

          Рудольф Манг. Западногерманские газеты и журналы в последнее время уделяют ему всё больше и больше внимания.

          "Набрав 570 кг в сумме классического троеборья, — написал один из обозревателей журнала "Тяжёлая атлетика", — Манг, этот девятнадцатилетний гигант из города Белленберга, нанёс сокрушительный удар по скептикам, не верящим в его талант, в его счастливую звезду."

          Что ж, 570 кг в девятнадцать лет — это и в самом деле великолепно. Во всяком случае, это первый подобный случай в мировой практике, и, вероятно, именно поэтому есть смысл остановиться на нём несколько подробнее.

          Итак, Рудольф Манг родился 17 июня 1950 года. С ранних лет он увлекался борьбой и, говорят, лихо клал на лопатки своих сверстников. А трое его старших братьев, разделённых по возрасту в один год каждый, "загорелись" тяжёлой атлетикой и стали регулярно заниматься ею в специально оборудованном гараже. Естественно, Рудольф бывал здесь не раз и именно тут постиг он первые премудрости "железной игры".

          Парень развивался не по годам — в 15 лет весил уже 112 кг, имея рост 181 см, окружность груди — 126 см, окружность талии — 85 см. Но, даже обладая столь внушительными размерами, Манг совершенно не производил впечатления супермена. Пропорционально сложённый, он похож, скорее, на полутяжеловеса или даже средневеса, чем тяжеловеса. Он поражал многих, в том числе и видавших виды специалистов, преодолевая стометровку за 11,9 сек. Рудольф очень любит ходить на руках, где он достиг высочайшего искусства. Что касается плавания и велосипеда, то эти виды и по сей день регулярно включаются им в специальную тренировочную программу, разработанную под руководством его нынешнего тренера И.Шнелля.

          Приступив к серьёзным занятиям штангой, Манг уже в марте 1966 года (то есть не достигнув и шестнадцати лет) показал в сумме результат 427,5 кг. Через год, впервые выступив на международной арене во встрече молодёжных сборных Италии, Франции, Австрии и ФРГ в Вероне, юный богатырь занял первое место с личным рекордом — 435 кг. В начале 1968 года семнадцатилетний Рудольф стал самым молодым членом "Клуба-500", победив на чемпионате страны с личным рекордом — 502,5 кг.

          Приблизительно с этого же времени талантливый спортсмен впервые попал в сферу влияния и пристального интереса со стороны высокопоставленных чиновников от спорта. К нему стали тянуть руки и различные меценаты, готовые бросить подачку ради того, чтобы "прославить" своё имя. Всё чаще и чаще западная пресса стала писать о восходящей звезде мирового спорта в крикливо-сенсационном духе.

          Если отбросить рекламно-пропагандистскую шумиху, то перед нами предстанет спортсмен, много работающий, поставивший перед собой твёрдую и ясную цель — достойно подготовиться к Олимпиаде 1972 года, которая состоится у него на родине.

          О том, как он идёт к этой цели, свидетельствуют пятое место в Мехико и сумма 570 кг (200 + 160 + 210), показанная Мангом в матче городов Белленберга и Хекштедта 3 января 1970 года. Вот что сказал по этому поводу сам герой событий:

          — К этим соревнованиям я готовился на протяжении четырёх недель, посвятив тренировкам весь свой отпуск. Тренировался много — по 5 часов через день. На соревнованиях сознательно отказался от третьих попыток в рывке и толчке. У меня была задача — 570 кг, и я её решил.

          Вот мнение наблюдавшего за этим выступлением всемирно известного в самом недалёком прошлом гроссмейстера помоста Томми Коно, приглашённого спортивными руководителями ФРГ готовить их тяжелоатлетическую команду к Олимпиаде.

          — Я считаю Рудольфа Манга, — утверждает Коно, — лучшим техником из всех без исключения тяжеловесов, которых мне когда-либо доводилось видеть. Никогда ещё за всю мою многолетнюю практику на помосте я не видел ни одного спортсмена, который бы выполнял жим так безукоризненно чисто, как это сделал Манг. Его жим 200 кг был поистине фантастичным.

          Рудольф Манг — большой талант, большой спортсмен. Как известно, недавно он вошёл в "Клуб-600". Жаль только, что тренеры ФРГ в угоду своим руководителям ведут с ним форсированную подготовку. Но это уже другой разговор. Что касается сути вопроса, то ещё раз свидетельствую, что Манг чрезвычайно одарён и ещё далеко не сказал своего последнего слова...

          Серж Рединг. Вот уже на протяжении ряда лет на тяжелоатлетическом помосте звучит имя этого спортсмена из Бельгии.

          Рединг (родился в 1941 году, вес — 127 кг, рост — 182 см), скромный и трудолюбивый работник Королевской библиотеки в Брюсселе, обратил на себя внимание ещё в 1964 году, когда занял третье место на очередном чемпионате Европы — правда, с весьма скромной суммой: 452,5 кг. Признаться, многие тогда, в том числе и некоторые наши специалисты, склонны были видеть в двадцатитрёхлетнем неуклюжем на вид атлете просто-напросто удачливого "середнячка" — не более.

          Но уже на следующий сезон, в Тегеране, Рединг заявил о себе во весь голос — он занял четвёртое место среди всех сильнейших тяжелоатлетов мира и решительно вошёл в "Клуб-500": 505 кг в сумме.

Серж Рединг

          С той поры Серж неизменно прогрессировал, имея в своём активе ряд выдающихся достижений. Например, в Мехико он произвёл сенсацию, с весьма солидной суммой (555 кг) оттеснив американцев и выйдя на второе место вплотную за Леонидом Жаботинским. Через год, в Варшаве, Серж Рединг получил серебряную медаль чемпиона мира, оказавшись впереди неудачно выступившего Леонида Жаботинского и уступив Дьюбу всего лишь 7,5 кг. Сумма Рединга 570 кг (202,2 + 152,5 + 215).

          Серж Рединг родился и вырос в стране, где тяжелоатлетический спорт не имеет каких-либо стойких традиций, особенно за последние десятилетия, где нет хорошо налаженных клубов, хорошо подготовленных тренерских кадров. До многого молодому спортсмену приходилось доходить самому. И если в этих условиях, в обстановке полного отсутствия конкуренции внутри страны и практически отсутствия интереса к тому, что он делает, если в условиях всего этого Рединг сумел пройти сквозь все испытания и невзгоды, сумел прославить свою страну на мировом тяжелоатлетическом помосте, то это, разумеется, не назовёшь иначе, как подвигом...

          Есть и менее одарённые пятисотники, но тем не менее и они внесли свою лепту в наше общее дело, показали настоящие образцы спортивного мужества и верности олимпийским принципам.

          Оливер Дональд. Спортсмен из Новой Зеландии, самый высокий из всех пятисотников мира (рост — 192 см). Родился в 1937 году. В детстве много занимался бегом. Когда в середине пятидесятых годов появился Пауль Андерсон со своими ошеломляющими рекордами, Дональд сказал:

          — Во что бы то ни стало добьюсь того, чтобы когда-нибудь и мне самому сделать пятьсот.

          Вероятно, в его стране Дональду было ещё тяжелее, нежели Редингу в Бельгии. Но шаг за шагом новозеландец упорно шёл к своей цели. В 1960 году в Риме он впервые выступил на Олимпийских играх. Однако сильное волнение и несовершенная техника привели к тому, что Дональд получил ноль в рывке и выбыл из соревнований. Другого такая неудача могла бы сразу вышибить из седла, но Оливер продолжил путь наверх. В Токио он показал 480 кг, а уже через год достиг-таки желанной цели — 500 кг (165 + 140 + 195). Кстати, выступил Оливер Дональд и на Играх в Мехико, где занял восьмое место в тяжёлой весовой категории. Несомненно, такой путь заслуживает уважения. В нём, право же, не меньше героического, чем в свершениях "звёзд".

          Сейчас Оливер Дональд открыл в Новой Зеландии собственную тяжелоатлетическую школу и написал книгу "Мой путь к силе и совершенству", быстро разошедшуюся среди молодых граждан страны.

          А разве не достоин похвалы первый пятисотник Франции Жан-Поль Фультье? Этот хирург из Лиона не имел никаких данных от природы, которые позволяли ему стать геркулесом. Его рост — 177 см, вес (наибольший) — 105 кг. В 1958 году Жан-Поль выиграл своё первое в жизни соревнование с суммой 350 кг. Ровно через десять лет на очередном чемпионате своей страны Жан-Поль установил заслуживающий всякого уважения рекорд — 525 кг (172,5 + 157,5 + 195). Право, не так уж плохо!

          Помню, накануне Римской Олимпиады мне довелось на несколько дней — в который уже раз — приехать в братскую Венгрию, увидеть соревнования на первенство Будапешта. В тяжёлом весе победил тогда Карой Эчер. Сумма его была незначительной даже по тем временам (455 кг), но техника парня мне понравилась.

          — Сколько ему лет? — спросил я через переводчика.

          — Двадцать шесть, — ответил тренер.

          Я покачал головой.

          — Что, староват?

          — Да, с таким результатом и в таком возрасте на многое рассчитывать не приходится, — вздохнул я.

          — Бывают исключения, — произнёс тренер венгерской сборной.

          Я опять скептически покачал головой — конечно, не придав никакого значения этим словам.

          Прошло ещё несколько сезонов, и вот на чемпионате Европы 1965 года золотую медаль победителя соревнований вручили тридцатитрёхлетнему Карою Эчеру, ставшему в тот день первым пятисотником Венгрии — 505 кг (170 + 147,5 + 187,5). Через некоторое время он удивил нас ещё больше, заняв третье место на чемпионате мира того же года с отличной суммой — 522,5 кг.

          "Карой Эчер, — написала газета "Непшспорт", — дал нам всем пример героической настойчивости, самоотверженного труда во имя спортивной славы социалистической Венгрии".

          Первым пятисотником Чехословакии был и остаётся Пётр Павласек, спортсмен 1948 года рождения, то есть ещё молодой и способный значительно продвинуться вперёд. На чемпионате мира в Варшаве Павласек (он тогда весил 149 кг) занял седьмое место среди сильнейших тяжеловесов мира — 520 кг (177,5 + 150 + 192,5). Конечно, по сравнению с результатами лидеров эта сумма выглядела, может быть, скромно, но молодой чешский атлет искренне радовался. Радовался тому, что перешагнул пятисоткилограммовый рубеж, радовался ощущению собственной силы, радовался тому, что сделал сегодня такое, чего не мог ещё сделать вчера. И, наблюдая за ним, я в очередной раз убедился в неумирающей силе спорта, который тем и замечателен, что даёт каждому свою цель и свою радость...

          Несомненно, всех, кто искренне любит тяжелоатлетический спорт, не может не радовать то обстоятельство, что "география штанги" всё время расширяется. Например, шестидесятые годы превратили страну лыжников и легкоатлетов Финляндию в крупную тяжелоатлетическую державу.

          Калеви Лахденранта. "Скандинавский богатырь", как его часто называет печать северных стран.

          Калеви мне доводилось видеть ещё во времена моей поездки в Финляндию по приглашению Финского рабочего спортивного союза (ТУЛ). Он, правда, не входил в эту организацию, но неоднократно участвовал в совместных тренировках с её спортсменами, считая, что их методика и опыт, заимствованные у советских тренеров, могут принести ему немалую пользу.

          Родился Калеви в 1941 году. С шестнадцати лет целиком посвятил себя занятиям тяжёлой атлетикой. Он упорен, очень трудолюбив, обладает хорошей технической подготовкой. Несмотря на довольно солидный собственный вес (138 кг), Калеви очень подвижен, что позволяет ему неплохо выглядеть как в силовых, так и в темповых упражнениях.

          Впервые в "Клуб-500" финский спортсмен попал в 1967 году, набрав ровно пятьсот килограммов. Одно время казалось, что это предел его возможностей — за два года он ни на шаг не продвинулся вперёд. Но вот в 1969 году "Скандинавский богатырь" подтвердил своё прозвище, показав в сумме 540 кг. Это уже заслуживает самого серьёзного, самого пристального внимания...

          Глаза скользят по списку тех, кто в разное время и при самых разных обстоятельствах совершил восхождение на трудную вершину. И за каждой фамилией отчётливо видишь яркого, своеобразного человека.

          Иван Веселинов. Мой старый и добрый знакомый, мой друг, с которым мы не один год сражались на помосте. Смелый, широкой души, очень отзывчивый человек.

          Помню наши дружеские беседы в марте 1957 года, во время соревнований на "Приз Москвы". Тогда я только-только перешёл пятисоткилограммовый рубеж, выиграл звание чемпиона мира, удачно выступил в США. Веселинов искренне поздравил меня от имени всех болгарских спортсменов, а потом очень просто, сердечно и откровенно сказал:

          — Мне исполнилось тридцать два года, всё вроде бы уже позади. Но меня не оставляют мечты. Хочу сделать пятьсот. Очень хочу, товарищ Лёша. Понимаешь?

          Я кивнул.

          — Нет, ты не совсем понимаешь, — сказал он. — В каждом виде спорта есть такие рубежи, которые зажигают молодёжь. Будет у нас в Болгарии свой пятисотник — будет много новых штангистов...

          С той поры я стал как-то особенно остро "болеть" за этого парня. Что ж, он не только заставлял волноваться, но и доставлял радость. В 1959 году на первенстве мира в Варшаве он занял уже третье место вслед за Ю.Власовым и Д.Бредфордом. Он часто приезжал к нам в страну, очень много учился у советских штангистов. С 1955 года Иван восемь раз был призёром чемпионатов Европы, всё время прибавляя в результатах (он выступал то в полутяжёлой весовой категории, то в тяжёлой), и всё никак не мог перейти заветный "рубикон". Признаться, я уже думал, что он так и не сумеет совершить желанного. И вдруг в 1965 году, когда ему уже минуло 39 лет, Иван Веселинов набрал свою лучшую в жизни сумму — 505 кг (170 + 140 + 195).

          Роберт Войчек. Первый пятисотник социалистической Польши. Высокий (рост 181 см), статный, всегда как бы чем-то недовольный. В пятьдесят девятом, когда ему исполнилось ровно двадцать, Войчек имел в сумме троеборья всего 300 кг. Через девять лет он стал пятисотником (четвёртое место на чемпионате Европы — 505 кг). А через сезон прибавил к этому результату ещё 15 кг. Конечно, Роберту далеко до славы своего великого соотечественника Башановского, но не отдать ему должного в этой книге я не мог...

          Эрнесто Верона. Мы познакомились с ним на Кубе, где в 1962 году в течение двух месяцев я работал в качестве тренера её национальной сборной. Среди моих подопечных был и Эрнесто — весёлый, неугомонный, очень подвижный паренёк. ("Ему бы быть фехтовальщиком", — думал я). На одном из собраний команды он выступил с горячей речью:

          — Товарищи, — сказал Эрнесто, — Родина открыла нам дорогу к спорту, друзья из Советской России шлют постоянную и бескорыстную помощь. Мы просто обязаны добиваться хороших результатов.

          Что ж, совсем ещё новичок, он уже через год попал на Олимпийские игры и, хотя не стяжал лавров победителя, показал весьма неплохой для себя результат — 457,5 кг. А ещё через год — весьма завидные темпы — Эрнесто стал первым пятисотником Кубы.

          Эрнесто Верона прислал протокол со своим результатом в Федерацию тяжёлой атлетики СССР вместе с искренней благодарностью советским штангистам, которых он назвал "своими любимыми и верными учителями".

          Да, наша Родина является ведущей тяжелоатлетической державой, и прежде всего благодаря именно ей штанга с каждым годом завоёвывает во всех уголках планеты всё большую и большую популярность.

          Юрий Власов, Леонид Жаботинский... Эти имена войдут — я уверен — в жизнь нашего народа, как вошло в неё сказание о былинных богатырях. С их приходом небывалой высоты достигли не только мировые рекорды, но и сама тяжёлая атлетика превратилась в один из наиболее ярких и романтичных видов спорта. В образе советских штангистов жители планеты видят олицетворение нашего народа — сильного духом и телом, не знающего преград на своём пути, народа, которому подвластны любые свершения.

          Станислав Батищев. Родился в 1940 году, регулярно тренироваться начал в 1956-ом. Станислав отнюдь не относится к числу тех счастливчиков, которым постоянно улыбается удача. Каждый свой шаг в спорте, каждую позицию, каждый сколько-нибудь значительный успех Станислав завоёвывал упорным и часто изнурительным трудом. Например, на путь от новичка до мастера спорта он потратил ни много ни мало добрых семь лет. Ему исполнилось двадцать пять, когда тренерский совет "великодушно" решил включить его в подготовительный состав сборной СССР.

Станислав Батищев

          Нельзя забывать, что восхождение Батищева происходило в то время, когда наша команда в тяжёлом весе располагала такими атлетами, как Власов и Жаботинский. Столь жёсткая конкуренция могла отбить желание пробовать свои силы у кого хочешь. Но Батищев не сдался. У него были свои взгляды на вещи и свои твёрдо намеченные цели.

          В 1966 году он всё же наконец получил "путёвку в жизнь", вышел на помост берлинского чемпионата мира и занял там третье место с относительно невысоким результатом — 530 кг.

          — Не очень-то перспективен, — сказал мне тогда о Батищеве один из наших спортсменов.

          Словно желая опровергнуть такое мнение, Станислав за один год прибавил к своему берлинскому результату 20 кг и с суммой 550 кг занял в Мехико, на Олимпийской неделе 1967 года, первое место.

          "В лице молодого Батищева, — написала тогда выходящая в столице Мексики спортивная газета, — советские спортсмены имеют надёжного союзника Жаботинскому для той борьбы, которую ему придётся вести с американцами".

          Что ж, руководство нашей сборной и впрямь в какой-то момент серьёзно рассчитывало на этот дуэт. Но 1968 год для Батищева прошёл крайне неудачно: его буквально преследовали травмы. Тем не менее при каждой возможности он продолжал тренироваться, показывая здесь больше чем когда-либо свою волю, мужество и высокое чувство ответственности.

          Варшава. Чемпионат мира 1969 года. Наши тренеры выпустили на помост дуэт гигантов во главе с Жаботинским, но двукратный олимпийский чемпион на этот раз оказался явно неготовым к состязаниям. К тому же он получил травму и практически выбыл из борьбы. Станислав Батищев остался на помосте один. И вся тяжесть ответственности, всё внимание мировой общественности сразу оказалось прикованным к нему.

          Было ещё одно немаловажное обстоятельство: соперники Батищева, нацеливавшиеся в первую очередь на поединок-реванш с Жаботинским, оказались великолепно подготовленными. Дьюб набрал 577,5 кг и вышел на первое место. Отлично сражался Серж Рединг, закончивший турнир с личным рекордом — кстати, на уровне результата экстра-класса — 570 кг. Станислав Батищев набрал такую же сумму, но, будучи несколько тяжелее бельгийца, вынужден был довольствоваться лишь третьей ступенькой пьедестала почёта и медалью из бронзы.

          Нет, бронзу у нас не любят. При каких бы обстоятельствах она ни была завоёвана, о людях, вырвавших эту награду, не рассказывают сказок и не слагают песен. Чаще всего начинают поговаривать, что они "неперспективны".

          Примерно такое же мнение после варшавского турнира сформировалось и в отношении Батищева. На него стали смотреть как на спортсмена, от которого бесполезно ждать больших результатов.

          К чести Батищева, он продолжал работать с ещё большим упорством, причём — что было очень важно — нацеливался не на какое-то определённое место в каком-то определённом турнире, а на результат, на прибавление мастерства, на качественный скачок вперёд.

          В этой исполненной молчаливого достоинства работе Батищева поддерживали друзья и местные спортивные организации. Будучи по профессии техником-металлургом, Станислав на протяжении многих лет жил и работал в Кривом Роге, а сейчас в Донецке, украинских городах с замечательными рабочими и спортивными традициями.

          Именно здесь после варшавского чемпионата и была устроена Станиславу тёплая встреча — с цветами, с музыкой, с добрыми словами. Одним словом, встреча, которую по-настоящему и заслуживает третий призёр первенства мира. В актовом зале рабочего общества "Авангард" был вывешен портрет Станислава. В областной комсомольской газете был опубликован тёплый очерк с заголовком, похожим на крылья — "На пороге новых свершений". Что ж, может быть, именно всё это и вело Станислава вперёд, придавало ему новые силы...

          Геннадий Рябоконь. Почти на всех всесоюзных соревнованиях я неизменно встречаю этого могучего широкоплечего весельчака. Сейчас он переехал на постоянное место жительства в Гомель, а я ещё помню, как увидел его среди новичков в смоленском тяжелоатлетическом зале общества "Спартак". Здесь Геннадий начинал свой путь штангиста, здесь сложился как спортсмен. Здесь в 1965 году он стал одним из первых пятисотников СССР.

          Спортивный путь Геннадия Рябоконя характеризуется непрерывным восхождением, которое продолжается до сих пор. В 1969 году он занял третье место на первенстве СССР (542,5 кг), к концу же сезона довёл свой личный рекорд до 550 кг. А эта сумма, доложу вам, такое достижение, ради которого стоило браться за штангу.

          Фамилии... Фамилии... Фамилии... Ничего не поделаешь, спорт — это люди, это характеры, это индивидуальности. За каждой цифрой, за каждым мало-мальски значительным достижением стоит человек, сумевший победить металл и самого себя.

          Молодое поколение атлетов — и у нас, и за рубежом — приняло сумму 500 кг как нечто реальное, естественное, само собой разумеющееся. Сначала в "Клуб-500" вслед за самыми могучими вошли атлеты 1-го тяжёлого веса, за ними — полутяжеловесы, и, наконец, в апреле 1970 года на чемпионате СССР в Вильнюсе в эту семью впервые вошёл спортсмен среднего веса — Геннадий Иванченко.

          Спорт, спортивные результаты движутся вперёд с такой быстротой, которую мы ещё сами не всегда можем осознать и постигнуть. В нашем обиходе появляются и новые понятия, и новые оценки мудрости и мастерства. Но члены "Клуба-500" навсегда останутся в золотой книге истории мирового тяжелоатлетического спорта. Они навсегда останутся в памяти и сердцах людей нашей эпохи как истинные герои, как Гераклы XX века.

          Путь от 500 до 600... Большой, трудный и славный путь. Его трасса обильно полита потом и хранит десятки историй о неожиданных взлётах, горьких разочарованиях, о временных отступлениях и ни на минуту не прекращающемся движении вперёд. На этом пути есть свои супергерои — Пауль Андерсон, Юрий Власов, Леонид Жаботинский и... Василий Алексеев.

          В конце января 1970 года советский штангист Василий Алексеев показал в сумме троеборья новый мировой рекорд — 595 кг!

Василий Алексеев

          "Результат Алексеева, имя Алексеева прозвучали как гром с ясного неба. Мир ждёт, что именно он сделает последний шаг в пятисоткилограммовой эпопее, последний шаг к громаде в шестьсот килограммов. Мир ждёт, но не обманется ли он опять в своих ожиданиях?" — вопрошала газета "Экип".

          Как говорится, все юпитеры дали свет на Василия Алексеева. В те дни к нам в Комитет по физкультуре и спорту при Совете Министров СССР часто звонили москвичи, жители других городов, даже других стран и спрашивали:

          — Что сейчас делает Алексеев? Как готовится?

          Мне повезло. По счастливому стечению обстоятельств в те дни, когда мировой рекордсмен совершал путь от 595 кг до 600 кг, я почти всё время был рядом с ним...

Алексей Медведев и Василий Алексеев

          В город Шахты, где с 1966 года живёт и тренируется Василий, я приехал в феврале. Прямо с вокзала — в тяжелоатлетический зал. Мировой рекордсмен был уже в трико, лицо после энергичной разминки чуть повлажнело, но дальше Василий работать не стал — почувствовал недомогание.

          — Пойду-ка к врачу...

          Вернулся минут через тридцать с бумажкой в руке.

          — Освобождение на неделю. Гриппозное состояние, — произнёс Алексеев, и в его голосе легко прослушивались нотки сожаления.

          — Вот беда, — вздохнул находившийся рядом председатель горспорткомитета физкультуры Леонид Аркадьевич Энталис.

          — Какая ещё беда? — переспросил Алексеев.

          — Да вот, прислали приглашение из Ростова: молодые рабочие хотят встретиться с тобой. Всё приготовили. А тут у тебя болезнь некстати...

          — Болезнь — это ерунда, — сказал Алексеев после некоторого раздумья. — Поедем обязательно. Ведь ждут...

          А ещё через день я присутствовал на вечере, где он встречался с молодыми рабочими города Шахты. Вечер удался на славу. Во всю стену зала, где проходила встреча, висел написанный рукой плакат: "Даёшь 215-175-225!"

          Василий посмотрел на него и заметил:

          — Сразу видать — знатоки!

          Сначала выступали представители разных организаций и трудовых коллективов города. Сказал несколько слов и я. Вспомнил, что первым человеком, набравшим в сумме пятьсот килограммов, был американец.

          — А "Клуб-600" мы откроем здесь, у нас, в СССР, — громко заявил Василий и зал задрожал от оваций.

          — Да, — повторил Алексеев в конце вечера, — я буду очень стараться, чтобы открыть список членов этого клуба. Скоро предстоят состязания в Минске — там и попробую. Очень хочу, чтобы это свершилось именно сейчас, накануне ленинского юбилея...

          Подготовка молодёжной группы тяжелоатлетов к предстоящим международным соревнованиям на "Приз Дружбы" проходила на спортивной базе общества "Труд" под Подольском. Сюда и приехал Василий Алексеев вместе с тренером А.Чужиным. (Кстати, здесь он готовился и к выступлению в Великих Луках, где совершил свой дерзкий налёт на сумму в 595 кг, сделавшую его сразу всемирно известным.) Приехал незаметно и поселился в комнате № 8.

          Вечером я увидел Василия. Разговорились. У него было неважное настроение: оказалось, что после своего январского триумфа он до дня приезда в Подольск, то есть до 15 февраля, ни разу не тренировался: за это время его дважды сваливал грипп.

Алексеев

          Предстояло в кратчайший срок восстановить форму и подготовиться к ответственнейшему старту. Жил Василий по строжайшему распорядку: поднимался в 8.30 утра, делал небольшую зарядку. В 9.15 — завтрак. Затем тридцатиминутная прогулка. В 11 он входил в спортивный зал. Каждое занятие продолжалось от 3 до 5 часов и заканчивалось приблизительно в 15-16 часов. В связи с этим обед отодвигался на 15 часов, а ужин на 20-21 час. В полночь — отбой.

          За время пребывания на базе Алексеев провёл всего 17 тренировок со штангой, подняв за это время в общей сложности 180 тонн металла. Несколько раз сыграл в волейбол, поразив всех, кто видел его за этим занятием впервые, своей подвижностью и лёгкостью прыжка. 26 февраля совершил пятнадцатикилометровый поход на лыжах.

          Уже с первых дней мы увидели, что в рывке и толчке Василий достиг своей лучшей формы, а вот жим долгое время его "мучил". Только 9 марта, когда Алексеев чисто и хорошо выжал 180 кг четыре раза подряд, тренер Александр Чужин сказал:

          — Ну вот, теперь появилась надежда.

          В тот же вечер в дневнике Алексеева и была зафиксирована формула минской стратегии: 210 + 170 + 220.

          Днём 16 марта Василий покинул базу "Труд", приветливо помахав ей на прощание рукой. В 22 часа 20 минут на поезде № 1 Алексеев отбыл из Москвы и ровно в 7 часов 10 минут следующего дня прибыл в столицу Белоруссии. В тот же день он провёл разминку в зале и, одеваясь, сказал:

          — Вот теперь чувствую себя хорошо. Всё, кажется, стало на место.

          Жил Василий, как и все участники, в гостинице "Юбилейная" прямо напротив Дворца спорта, где проходил турнир.

          В течение дня я буквально не мог подступиться к рекордсмену: его всё время осаждали журналисты, тренеры, почтальоны. Наконец около 11 часов вечера он отправился к себе в номер, а я — за ним.

          Алексеев внимательно рассмотрел фотографии его тренировок в Подольске. Потом мы рассказывали друг другу разные весёлые истории и даже не заметили, как подкралась полночь.

          — Ну, пора спать! — сказал Василий и протянул мне руку.

Алексей Медведев и Василий Алексеев

          Я взглянул ему в лицо. Оно было спокойным. Мне даже на миг показалось, что нет никаких состязаний, нет великой цели. Ни одним движением Василий не выдал себя.

          Проспал он до девяти утра и спал бы дольше, если не разбудил бы тренер. Василий просыпался неохотно, ворчал:

          — Что за безобразие.,. Сначала один до двух часов ночи спать не даёт, потом другой чуть свет будит...

          Я поднялся в ресторан. Все уже позавтракали, только за одним столиком возвышались три гиганта — Василий Алексеев, Станислав Батищев и Яан Тальтс. Я подсел к ним. Не утерпел — спросил:

          — Как вы думаете, каким всё-таки сегодня будет лучший результат в тяжёлом весе?

          Сначала все молчали. Первым заговорил Тальтс:

          — Больше десяти килограммов в сумме они у меня не выиграют...

Яан Тальтс
Яан Тальтс

          Батищев не выдержал, стал считать: — Больше 560 кг ты не сделаешь. Значит, думаешь, что мы больше 570 кг не осилим? Ну-ну...

          Яан заулыбался, довольный тем, что "завёл" друга, а Алексеев сидел невозмутимо и молчал, словно разговор его вовсе не касался. А может быть, он уже был погружён в другие мысли и настраивался на нужный лад?

          Время приближалось к часу. Тальтс и Батищев, вернувшись с прогулки, пошли в номер, разделись и заснули.

          В 15 часов мы пообедали.

          А Василий построил свой график по-иному. После прогулки, которую он совершил с женой и тренером Чужиным, Василий пообедал, отказался от сна и сел читать. Я спросил его, почему он не ложится отдохнуть.

          — Если днём усну, то до вечера не раскачаюсь, — ответил он. И добавил: — А вечер сегодня особенный.

          В 17.00 началось взвешивание. Собственный вес Алексеева составил 133,1 кг.

          — Это очень хорошо, — довольно сказал Чужин. — Всё, что ниже отметки "133", Василий считает плохим для себя. А "лишние" сто граммов поднимут его настроение.

          Прошло ещё немного времени. Алексеев заявил начальные подходы — 200 кг, 160 кг, 215 кг, надел форму и пошёл прогуливаться по коридору — лежать и сидеть не захотел.

Алексеев

          18.00. Атлеты первого и второго тяжёлого веса вышли на парад. Трибуны Дворца спорта были заполнены до отказа. Вдоль одной из них зрители развернули транспарант: "Мировые рекорды, трепещите — на помосте Тальтс, Алексеев, Батищев!".

          18.10. Началось соревнование в жиме. На помосте уже кипела острая борьба, а Алексеев лишь готовится к ней. Когда до его выхода оставалось примерно 17-18 чужих подходов, Василий стал растираться согревающей мазью.

          Время неумолимо накатывалось на рекордсмена. До старта оставалось уже только 9 подходов. Пора было начинать разминку. Василий взял 50 кг, положил их себе за голову и выжал 10 раз кряду. Затем, оставив вес на прямых руках, 3 раза присел. Через пару минут вновь повторил это комбинированное упражнение.

          Прошло ещё 3 минуты. Теперь уже пошёл жим от груди 90 кг — на пять раз. Затем разминочный вес вырос ещё больше: 120 кг были подняты 4 раза.

          — Нет свежести, — недовольно сказал Алексеев.

          Чужин молчал. Василий три раза выжал 140 кг. Снова посмотрел на тренера. Сказал:

          — Нет здоровья.

          Чужин сердито ответил:

          — Пока разминка мне не нравится.

          Словно в ответ Алексеев два раза подряд выжал 160 кг. Александр Чужин поднял кверху большой палец:

          — Здорово!

          — Ничего хорошего, — покачал головой Василий. Прошли ещё три минуты. Для разминки установили вес 180 кг. Василий выжал его одними руками, совершенно не "обтягиваясь". Рядом готовился к выходу Серж Рединг. 190 кг он поднял, "как палку".

          Алексеев был восхищён:

          — Ну прямо как трактор. У него запас кил на 240.

          Потом Василий сам подошёл к 190 кг. Это был последний разминочный подход. Вес опять оказался выжат из прямой стойки...

          За стеной раздался вздох разочарования: это Рединг не смог осилить начальный вес.

          — Да, здесь у него всё очень красиво получалось... Но красиво жать нужно именно на помосте, — сказал Василий и весь преобразился, стал каким-то подчёркнуто строгим, собранным.

          И вот он замер у штанги. Стоял долго. Зал замер. Хронометр неумолимо считал секунды. Согласно международным правилам, с момента вызова атлета на помост до начала подъёма штанги должно пройти не более трёх минут.

Алексеев

          Мы все ждали. Наконец Василий спокойно наклонился и надёжно обхватил гриф штанги пальцами. Я посмотрел на секундомер. Прошло 2 минуты 11 секунд. Василий замер. Потом потянул, подорвал, и штанга оказалась на груди. Раздался хлопок судьи — сигнал к завершающему действию. Жал Василий красиво и, на мой взгляд, легко. Вес был зафиксирован.

Алексеев

          На трибунах заплескалось море аплодисментов, а за кулисами сосредоточились лица тренеров: решался вопрос, сколько жать дальше.

          В это время стало известно, что Рединг во втором подходе осилил 200 кг, а Батищев — 207,5 кг.

          — Ты, Вася, готов не хуже Стасика. Давай рискуй на 212,5 кг,

          — Так, да?

          — Думаю, так.

          — Верно. Игра-то большая.

          И опять в зале и в разминочной началось томительное ожидание. На настройку у Василия ушло 2 минуты и 23 секунды. Есть новый мировой рекорд! Трибуны взорвались мощным и долгим:

          — Молодец!

          Штангу понесли на взвешивание. Выяснилось, что вес рекордной штанги составил 213 кг.

Взвешивание

          У Василия в запасе оставалась ещё одна попытка. А в это время Станислав Батищев в четвёртом, дополнительном подходе выжал 214 кг. Василий загорелся, его захватил спортивный азарт:

          — Могу 220, — сказал он Чужину.

          — Стоит ли? Надо правильно распределить силы. Ведь главная цель — 600. Помнишь свою же запись в дневнике: "Самое великое чудо, если спина не будет травмирована"?

          Слова тренера подействовали. Алексеев не стал настаивать. В 19 часов 21 минуту состязания в жиме закончились.

          19.31. Началось второе движение — рывок. Подходы. Подходы. Подходы. Вес всё рос и рос. На 147,5 кг споткнулся Серж Рединг и — выбыл из игры.

          Соревнования продолжились. А за это время Алексеев в разминочной вырывал в полуприсед на три раза поочерёдно 90 кг, 110 кг, 120 кг, 130 кг и 140 кг. Попытался вырвать в полный присед 140 кг — срыв.

          Тем не менее на штанге в разминочной установили 150 кг — ведь на соревновательном помосте атлета ждали 160 кг. Василий зафиксировал в полный присед 150 кг и вышел на сцену.

          20 часов 06 минут. Вес 160 кг был Алексеевым зафиксирован. Батищеву же он оказался не под силу. Но Станислав не пожелал больше тратить силы на непокорный вес, заказал 165 кг и во втором подходе добился успеха.

          Перед Алексеевым и Чужиным вновь встала сложнейшая тактическая задача. Какой выбрать вес? Теоретически 167,5 кг уже открывали дорогу к сумме 600 кг. А 165 кг было, видимо, мало.

          Долго думали. Наконец, Василий произнёс:

          — У нас в народе говорят: ловить — так ловить быка. Пойдём на 170 кг.

          20.11. Прошло всего пять минут после первой попытки. Очередной подход оказался удачным. Алексеев осторожно опустил снаряд и впервые за весь вечер улыбнулся...

Алексеев

          Не успел Василий прийти в себя, как за кулисы пришла радостная весть — 170 кг подчинились и Батищеву. Зал зашёлся в восторженных криках: такой захватывающей борьбы у тяжеловесов не было со времен Токио.

          — Молодец, Станислав, — сказал Алексеев.

          Но Василию надо было срочно решать свои проблемы. Как поступить с третьим подходом в рывке?

          Можно было пойти на 176,5 кг. А что если заболит спина? Тогда сорвётся главное. Надо беречь себя для толчка.

          — Выйду на 172,5 кг. Для тебя, Васильич.

          Но через несколько секунд Алексей передумал и вообще отказался от подхода.

          20.40. Началось третье движение — толчок. Вес 217,5 кг ни Алексеев, ни Чужин пока не называли, но каждый из них, естественно, думал о нём и жил им. И зал тоже подсчитал, что если...

          Алексеев тщательно разминался. Уже были подняты последовательно 120 кг, 140 кг, 160 кг, 180 кг и за пять минут до вызова — 200 кг.

          Почти в это же время в огромном зале вспыхнула овация — это Батищев, толкнув 210 кг, набрал третью сумму за всю историю тяжёлой атлетики — 587,5 кг.

          ...Да, Станислав Батищев стал безусловным героем минского помоста. А если свой рекордный жим — 214 кг — он выполнил бы в третьем, зачётном подходе и толкнул бы 217,5 кг (этот вес был тогда ему вполне под силу)?..

          Через несколько дней после минских соревнований Алексеев сказал:

          "18 марта Станислав Батищев стал для меня идеальным соперником. Он придал борьбе нужный настрой, поразил нас всех высокой готовностью... Батищев — великий спортсмен".

Батищев

          Наступило решающее мгновение. Прозвучал усиленный динамиком голос судьи:

          — На штанге 217,5 кг. Вызывается Василий Алексеев. Первый подход.

          Я стоял и думал, что это как раз тот вес, который обеспечил в Токио Леониду Жаботинскому сенсационную победу над Юрием Власовым. Принесёт ли этот вес сейчас счастье Василию? И ещё я думал о том, что никто в мире ни на каких соревнованиях не начинал толчок с такого гигантского веса.

          Зал замер. Мне довелось присутствовать на многих состязаниях, очень ответственных, очень напряжённых, но никогда я не встречал такой тишины, как перед этим подходом Алексеева. Такая тишина бывает, вероятно, только перед выступлением великих музыкантов, когда важно настроить себя так, чтобы не упустить ни один звук, ни одну ноту.

          И в этой тишине Алексеев неторопливо пошёл к снаряду. Так спокойно, словно у него в запасе были не три минуты, а целая вечность. Василий установил под грифом штанги ступни ног. И опять замер. Спокойно, жестом рабочего человека, вытер левой рукой пот со лба. Наклонился к штанге. Стрелка часов бежала по кругу, и я видел, что в распоряжении спортсмена остаётся всего 8 секунд. Скорее!

Россия открывает "Клуб-600"

          1970. Алексеев — 600

Кинограмма толчка Алексеева

          ...Наконец штанга пошла вверх.

          Подрыв. И, словно обретя невесомость, штанга спокойно легла на грудь спортсмена. Подъём из подседа не вызвал особых трудностей.

          "Лишь бы не поторопился толкать от груди," — подумал я.

          И Василий Алексеев, словно он был на показательном выступлении, не стал торопиться. Он прочно обосновался на помосте, сделал полуприсед, мощно вытолкнул снаряд вверх, резко подсел и поймал его на прямые руки. Пододвинул одну ногу. Приставил к ней другую. И в это самое мгновение чей-то пронзительный крик прорезал тишину: — Есть!

Алексеев

          Было ровно 21 час 31 минута 18 марта 1970 года. В мировой тяжёлой атлетике началась новая эра. Советский Союз, советский спортсмен открыли всемирный "Клуб-600"!

          ...Мне вспоминаются два весьма примечательных в моей жизни случая, происшедшие уже много лет тому назад. Дважды я выступал в роли некоего провидца, и, как потом выяснялось, оба раза неудачно.

          Осенью 1957 года в составе сборной нашей Родины я был в Тегеране, на очередном чемпионате мира. Столица Ирана, как, впрочем, и весь земной шар, находилась тогда под впечатлением только что совершённого советскими людьми запуска второго искусственного спутника Земли. К нам подходили совсем незнакомые люди и поздравляли с этим великим достижением.

          Естественно, не было покоя и в самой нашей команде. Разговоры, споры, мечты. Когда все уже улеглись спать, мой сосед по номеру Аркадий Воробьёв, ворочаясь на кровати, спросил:

          — Алексей, как ты думаешь, скоро человек полетит в космос?

Аркадий Воробьёв

          У меня от этого вопроса даже захватило дух. Я тоже чувствовал, что великое событие надвигается, и всё-таки невозможно было даже думать, что оно — рядом.

          — Лет через десять, вероятно...

          — Неужели уже через десять лет? — мечтательно произнёс мой друг. И мы ещё долго ворочались на своих кроватях...

          Через несколько дней я, уже в качестве чемпиона мира, давал интервью корреспонденту американского спортивного журнала "Спорт Иллюстрейтед". Он просил назвать число, которое, по моему мнению, будет означать предел в сумме классического троеборья для атлетов тяжёлой весовой категории на пятидесятые и шестидесятые годы. Загипнотизированный фантастическими результатами Андерсона, кстати, только что ушедшего тогда в профессиональный спорт, и зная по личному опыту, как невероятно трудно дался мне результат в 500 кг, я назвал в качестве ориентира на десятилетие 550 кг. Если честно, я ещё считал себя при этом немного фантазёром...

          Теперь уже известно, что в обоих случаях я тогда серьёзно ошибся. В какое поистине удивительное время мы живём! Хочу поделиться ещё одной маленькой своей "тайной".

          Приступая накануне очередной Олимпиады в Мехико к написанию этой книги, одну из самых "ударных" глав я решил посвятить ответу на вопрос: "Когда же будет сделан решающий шаг?". Я хотел порассуждать о том, когда же наконец будет преодолён "космический" барьер в шестьсот килограммов и кому из смертных это окажется под силу.

          Теперь такая глава уже не нужна. Советский богатырь Василий Алексеев, о существовании которого до января 1970 года знали лишь очень немногие специалисты, стремительно, феерически ворвался в мир колоссальных тяжестей.

          ...Вася Алексеев родился 7 января 1942 года в деревне Покрово-Шишкино Милославского района Рязанской области. Родился в очень большой семье: он стал здесь восьмым ребёнком (у него ещё шесть братьев и сестра).

          1942-й год. Январь. Может быть, только старшие поколения могут в полной мере оценить весь драматизм того времени.

          — Мою колыбельку озарял отсвет артиллерийских залпов, — сказал мне как-то раз полушутя-полусерьёзно Василий Алексеев. Да, он дитя суровой военной поры, трудного времени.

          Василий пошёл в школу в пятидесятом году. Его сразу подхватила бурная жизнь ребячьего коллектива. Он стал членом пионерского отряда. Ребята собирали сведения о рязанцах — героях Великой Отечественной войны. Прорабатывали нерадивых учеников.

          Рязанская земля, русская природа закладывали в Василии лихую удаль и силу. Он бегал босым до самого снега, часами гонял на лыжах, споря в ловкости и скорости со сверстниками, смело барахтался в ещё не успевшей согреться под весенним солнцем речушке.

          В 1953 году вся семья Василия переехала в Архангельскую область, в посёлок Рочегда, расположенный на берегу Северной Двины — реки суровой, красивой и своенравной. Отец поступил работать в леспромхоз. И в жизнь мальчугана ворвалось новое. То, что не могло не сказаться на его дальнейшей судьбе.

          Вася учился в школе, а в каникулы — зимние и летние — считал для себя высшим счастьем помогать старшим. Мальчишка, он пилил брёвна, вместе со взрослыми стаскивал их к воде, крепил плоты.

          — Здесь я до бесконечности полюбил природу и физический труд, — рассказывал мне Алексеев.

          Закончив учёбу в школе, Василий поначалу никуда не хотел ехать и остался в ставшем для него родным посёлке, в полюбившемся леспромхозе. Два года, проведённые здесь, не прошли для него даром. Смышлёный, пытливый парень, он освоил несколько профессий: валил лес, работал рамщиком на распиловке брёвен, потом стал механиком-трелёвщиком и, наконец, трактористом. Каждая из этих должностей требовала не только специальных знаний, но и большой физической силы, выносливости, терпения.

          У людей, занятых физическим трудом, часто возникает понятное желание помериться друг с другом силой. Не обходилось без этого и в леспромхозе. Благо на территории имелись невесть откуда взявшиеся здесь металлические скаты различного размера и веса — в 30, 70 и 90 килограммов. Ими и баловались парни и мужчины в свободное время. Василий от других не отставал, но и вперёд не вырывался.

          — Поднимал, как все, — спокойно констатирует он.

          Это была обыкновенная забава, и на парня особого впечатления она не произвела.

          Но вот однажды произошло событие, оставившее в его душе памятный след. Василий шёл мимо спортивной площадки леспромхоза и увидел установленную там на помосте отливающую серебром штангу. Он впервые в жизни столкнулся с этим холодным, безучастным снарядом. И что-то всколыхнулось в душе парня. Ему захотелось поспорить с металлом, попробовать свои силы.

          Быстро оглядевшись по сторонам и увидев, что поблизости никого нет, Василий ловко перемахнул через забор, подбежал к штанге, взялся за гриф, оторвал снаряд от помоста... но взять на грудь не смог. Попробовал второй раз, третий — тот же эффект.

          "Ишь ты, — пронеслось у Василия в голове, — вес вроде бы ерундовый, а вот не поддаётся. Видно, с утра поел маловато."

          Василий оставил штангу и пошёл домой.

          — Мам, дай поесть, — крикнул он прямо с порога избы.

          — Что это с тобой, сынок? Ведь до обеда вроде ещё далеко... — удивилась родительница.

          — Нужно, мама, нужно...

          Василий опустошил миску пахучей гречневой каши. Хлебнул из кувшина молока. Выскочил из дому, добежал до облюбованного места, снова перемахнул через забор и... оказался в цепких руках человека в спортивном костюме.

          — Ты почему здесь оказался? — строго спросил он Василия.

          Тот помялся. Не сознаваться — нельзя. А сознаться вроде бы совестно. Всё же сказал:

          — Штангу хочу попробовать поднять...

          — Ишь ты, какой удалец. Сейчас вот к отцу тебя отведу. Надорваться захотел, чемпион.

          В 1960 году, окончательно влюбившись в дело, которым занимался все эти годы, Василий поступил в Архангельский лесотехнический институт. Здесь он сразу пристрастился к волейболу и был включён в сборную института. Высокий, очень подвижный, отличавшийся резкостью, сильным ударом, он стал признанным лидером студенческой команды.

Алексеев

Алексеев

          Вот случайно сохранившаяся с тех пор заметка из областной комсомольской газеты:

          "Встречу между первыми командами лесотехнического и педагогического институтов все ожидали с особым интересом: она должна была решить вопрос о чемпионе.

          У будущих педагогов основное оружие — хорошо налаженный групповой блок. Но на этот раз знаменитая защита ничего не смогла сделать против разыгравшегося Василия Алексеева — "четвёрки" лесотехнического. Получая точные пасовки от своих партнёров, этот нападающий буквально смял оборону соперников своими очень сильными ударами.

          — Выдохнется, — говорили о нём на трибунах, видя, что в первой партии он фактически взял всю игру на себя.

          Но хотя матч сложился из пяти партий, Алексеев и его команда до конца сохранили силы и в решающий момент одолели соперников. Счёт встречи 3:2 в их пользу (15:7, 15:11, 14:16, 9:15, 15:3). Волейболисты лесотехнического института стали победителями этого трудного турнира".

          В 1961 году Алексееву был присвоен первый спортивный разряд по волейболу и его в качестве кандидата включили в сборную города.

          Может быть, он стал бы и дальше продвигаться в волейболе, но при всей любви к этой игре Василий явно не желал увлекаться ею одною.

          Ещё в школе Василию полюбилась лёгкая атлетика. Он имел неплохие результаты: прыжок в длину — 6 м, толкание ядра — 12 м. Здесь, в институте, старое вспомнилось, и он пошёл заниматься в общеинститутскую секцию. На первом же занятии, вопреки предупреждению тренера, поработал вместе со всеми — уже отлично подготовленными, очень опытными товарищами — в течение трёх часов, поражая всех своей работоспособностью и неутомимостью.

          Придя после этой объёмной тренировки в общежитие, он съел целую буханку, выпил литр молока, плюхнулся на кровать и проспал... шестнадцать часов подряд. Разбудила боль — ныли все мышцы. Василий встал и философски изрёк:

          — Нет, этот вид спорта — не для студентов.

          Из секции он ушёл. Но порвать с лёгкой атлетикой всё же не смог: Василий дважды участвовал в традиционной эстафете по улицам Архангельска, с большой охотой выступал за свой курс на летней спартакиаде вуза и именно здесь установил свои личные рекорды по прыжкам в длину (6 м 53 см) и в толкании ядра (12 м 39 см).

          Легкоатлетические упражнения Василий неизменно включает и в программу своей ежедневной утренней зарядки: лёгкий, пружинистый бег, быстрая ходьба, метания специальных снарядов и камней.

          Но особенно Алексеев любит прыжки — самые разнообразные, порой даже неожиданные.

          Ещё в детстве, бывало, выйдет во двор, проведёт на земле жирную черту и кричит:

          — Ну-ка, ребята, кто дальше?

          Василий прыгал и обыкновенным с места, и тройным, и "по-заячьи", и ещё очень многими способами.

          Как-то случилось, что в соперники попался такой же заводной и подвижный парнишка. Он откликнулся на вызов и — перепрыгал Алексеева.

          Василий тут же пристал к нему:

          — Где живёшь? Когда снова выйдешь?

          — Завтра не смогу — уезжаю с ребятами в лес.

          — Надолго?

          — Да недели на две.

          — А вернёшься — придёшь?

          — Если хочешь, приду...

          Василий стал вовсю тренироваться. Придумал специальные упражнения для развития прыгучести. Каждый прыжок замерял — вёл счёт своим рекордам.

          И вот однажды с замиранием сердца увидел во дворе того знакомого парня. Бросился к нему:

          — Ну что, пойдём попрыгаем?

          — Давай попробуем.

          Соревновались они долго и яростно. Потом вконец измотанный и по всем статьям побеждённый соперник спросил Алексеева с искренним удивлением:

          — Слушай, что с тобой произошло?

          — Тренировка, брат, — не без гордости ответил победитель...

          История эта в биографии Василия занимает, конечно же, не самое важное место. И всё же я счёл необходимым рассказать о ней. Это всё-таки много значит, когда молодой человек воспитывает в себе ежедневно и ежечасно — в большом и малом — готовность к борьбе, волю к победе. Только из таких и получаются в дальнейшем настоящие бойцы, настоящие спортсмены.

          Зимой Василий часто ходил на лыжах. Бывало, уйдёт в воскресенье с утра и бродит, бродит по лесу до темноты, отмеривая десятки снежных километров.

          А в будни, отслушав лекции, шёл в порт — работать на разгрузке барж. Работал Василий в специальной студенческой бригаде — знаменитой тогда в Архангельске.

          — У нас подобралось человек двадцать отменных ребят, все народ спортивный. Наш бригадир Александр Дзюбник — штангист, его помощник Алик Чудаков — штангист... — вспоминает Василий. — Работали только бегом, нормы перевыполняли вдвое и втрое. В газетах тогда писали, что одна седьмая часть всего завезённого по реке для Архангельска картофеля пришлась на нашу долю. Одна седьмая... Это, знаешь, совсем немало...

          Он рассказывал, а я представлял себе огромные горы картофеля, перенесённого из трюмов в береговые склады этими парнями на своих плечах, и подумал, что это было настоящей тренировкой для будущего чемпиона.

          Алексеев не очень-то любит городскую жизнь.

          — Тянет к природе, — признаётся он.

          Именно поэтому дважды за время учёбы в институте он брал академический отпуск и уезжал работать в сибирскую тайгу, хотя и своя была под боком, в каких-нибудь нескольких десятках километров от города, по обоим берегам Северной Двины.

          Но его манило вдаль.

          Там, в тайге, кроме трудной (а он любит трудности) работы его поджидали желанные занятия — рыбная ловля, охота, походы по лесным тропам и путешествия по рекам, быстрым и своенравным.

          Путешествия, частое общение с природой, физический труд на открытом воздухе, здоровая и простая пища — всё это, несомненно, формировало черты его богатырского характера, которые так важны в большом спорте. В Алексееве счастливо сочетались рационализм хорошего работника и восторженная душа романтика.

          В 1961 году Василий познакомился со своей будущей супругой, Олимпиадой Ивановной. Через год они поженились, отпраздновав свадьбу — широко и весело. Теперь у Алексеевых двое мальчишек: старший Серёжа и младший Дима.

          Василий много возится с ними и старается развить то лучшее в них, чем наградила природа. Серёжа, например, хорошо рисует, а Дима более подвижен, быстр и уже сейчас мечтает о спортивной карьере. Но при всём при том оба они невероятно любят играть в войну, и часто этими лихими детскими играми руководит сам "генерал" — их отец. Оба мальчишки похожи, но Серёжа взял цвет волос у отца, а Дима посветлее — в маму.

Алексеев

          Василий любит сам похлопотать у плиты, приготовить любимые блюда. Предпочитает рыбу, квашеную капусту, выпивает в день по шесть литров пахучего клюквенного киселя. Мясные блюда, как ни странно, не любит, говорит: "Употребляю по необходимости..."

          В свободное время — на тренировочных сборах, при переездах, во время состязаний — я очень часто вижу Алексеева с книжкой в руках...

          Ну а теперь о спортивной части его биографии.

          Василий увлекался многими видами спорта, но где-то в глубине души у него было запрятано особое чувство к тяжёлой атлетике. Это, собственно, было закономерно: ведь природа наградила его недюжинной силой.

Алексеев

          Серьёзно заниматься штангой Алексеев начал в 1961 году, записавшись в секцию, которой руководил Семён Степанович Милейко. Для начала Василий выжал и вырвал по 75 кг, толкнул 95 кг. Да, далека была эта первая в его жизни сумма от той, которая принесла ему мировую славу.

          В секции Милейко не было ни кинограмм, ни методической литературы. Но зато был неистребимый энтузиазм. Существовал тогда в их секции лозунг: "Даёшь сто подходов за тренировку!". Правильно ли это, в самом ли деле необходимо такое количество упражнений, никто не знал — ни спортсмены, ни тренер. Но Алексеев свято следовал этому правилу и тренировался не менее двух часов в день. Это дисциплинировало его, приучило к большим нагрузкам, подготовило фундамент для ещё более интенсивной работы в будущем.

          Алексеев всё сильнее и сильнее увлекался избранным видом спорта. И, увлёкшись, решительно и твёрдо пошёл вперёд.

          Он выписывал самые разные книги и журналы, часами сидел в библиотеках, посылал письма знаменитым атлетам и искал ответ на один, на главный вопрос: как правильнее, как вернее идти к цели?

          Нужно заметить, что в те первые годы — годы становления и роста — У Алексеева особенно проявилась одна, пожалуй, главная, самая замечательная черта его характера: пытливость, умение к любому вопросу подойти творчески. Он ничего не принимал на веру, ничего не брал и не осваивал механически.

          — То, что является идеальным для других, бывает непригодным для меня. Спорт любит индивидуальность... — говорит Василий.

          Итак, он начал движение и неизменно шёл вперёд. Уже к концу 1961 года Василий набрал в сумме классического троеборья 325 кг. В 1962 году — 330 кг. В 1963 году — 395 кг. Затем пропустил целый год из-за травм и болезни. Кое-кто в секции уже поспешил в ту пору его похоронить.

          — Сбежал... Не выдержал, — говорили товарищи.

          Но 1 января 1965 года Алексеев снова вышел на тренировку, стал в общий строй, а в середине года уже достиг результата 410 кг.

          Эту сумму Василий набрал в городе Череповец, где проходил зональный турнир очередного чемпионата РСФСР. В состязаниях такого масштаба Алексеев тогда участвовал впервые в своей жизни. Как, впрочем, вообще впервые выехал за пределы своей области.

          — Я хотел тогда выполнить норму мастера спорта, очень хотел. И вроде бы готов был к этому. Да не удалось, — вспоминает Алексеев. — Не вышло. Потому что попал в такую сильную компанию, в такую отчаянную борьбу, что растерялся. У себя в Архангельске я привык быть всегда первым, абсолютным чемпионом, раньше всех перешёл рубеж в четыреста килограммов. А тут, на тебе — рядовой. Просто рядовой, и всё тут...

          Очень часто неудача помогает больше, чем успех. Так произошло тогда и Василием. Он встретился с сильнейшими атлетами республики, боролся с ними и понял, что все они простые, обыкновенные люди — такие же, как он сам. Вместе с тем отчётливее чем когда-либо Алексеев увидел: чтобы с этими людьми соревноваться на равных, а тем более побеждать их, нужно тренироваться ещё упорнее, ещё серьёзнее.

          Шестьдесят пятый год целиком ушёл у Алексеева на подтягивание слабых мест, на исправление ошибок в технике (правда, как выяснилось, весьма незначительных — у будущего рекордсмена мира оказалось удивительно высокоразвитым чувство координации) и последовательное увеличение нагрузок.

          "Я теперь по-настоящему "заболел" большим спортом. Мечтаю о лаврах Власова и Жаботинского. Правда, редко — свободного времени совсем нет. Много работаю, по три часа в сутки не расстаюсь со штангой. Посмотрим, что из этого выйдет", — написал он в середине марта 1965 года своему товарищу.

          Результаты не замедлили сказаться. Уже в феврале 1966 года Василий к своей величайшей радости выполнил норматив мастера спорта в первом тяжёлом весе (442,5 кг), через три месяца — во втором тяжёлом весе (452,5 кг), а к концу сезона набрал сумму 470 кг, которая сделала его уже заметной фигурой в тяжелоатлетическом мире.

Алексеев

          В конце сезона в его жизни произошло в известной мере знаменательное событие: вместе с семьёй Алексеев переехал в город Шахты, где уже в течение нескольких лет сложился, жил, работал, готовил чемпионов коллектив тяжелоатлетов на шахте "Южная", которым руководил известнейший в прошлом спортсмен, олимпийский чемпион, заслуженный мастер спорта Рудольф Плюкфельдер.

          Когда Василий Алексеев приобрёл всемирную известность, в спортивных кругах и даже на страницах печати появились различные толкования взаимоотношений этих двух людей.

          Выражу свою точку зрения на этот вопрос, причём постараюсь, насколько это возможно, быть максимально объективным.

          То, что в городе Шахты создана сильная тяжелоатлетическая секция — несомненная заслуга Рудольфа Владимировича Плюкфельдера и руководителей партийных и советских организаций, которые всемерно поддерживают развитие спорта в городе. Здесь, в коллективе шахта "Южная", окончательно сформировалась чемпионская психология Алексеева, здесь и только здесь воплотились в реальность его мечты о великих свершениях на помосте.

          Но в то же время очевидно и другое: Плюкфельдер не стал настоящим тренером Алексеева, или, точнее, Алексеев не принял его в качестве тренера. Почему? На этот вопрос пришлось бы подробно отвечать слишком долго. Я отмечу лишь главное: каждый из этих двух людей являет собой сильный, цельный характер, каждый из них имеет свою точку зрения на методику тренировки. И это вполне естественно, что они как тренер и ученик они в конце концов разошлись. Алексеев некоторое время продолжал, как и прежде, заниматься самостоятельно, а затем его наставником стал старший тренер Центрального совета Всероссийского добровольного спортивного общества "Труд" Александр Васильевич Чужин. Новый тренер помог Алексееву поверить в свои силы, в возможность завоевания самых больших высот. Чужин вдохновлял Василия на кажущиеся немыслимыми результаты, довольно точно предсказывал их.

          Шло время. Наступил юбилейный 1967 год — год пятидесятилетия Советского государства. Василий Алексеев в тот год впервые стал членом всемирного "Клуба-500".

          А в мае 1968 года на личном чемпионате СССР в Луганске Алексеев уже завоевал бронзовую медаль с отличной суммой — 540 кг. Впереди него были только два атлета: Жаботинский и Батищев. В 1969 году Василий вперёд не продвинулся, но этому есть своё оправдание: весь сезон его преследовали травмы.

          Итак, за исключением особых случаев, динамика результатов Алексеева характеризуется непрерывным ростом. В 1962 году он прибавил к своей лучшей сумме пять килограммов, в 1963 году — шестьдесят пять, в 1965 году — пятнадцать, в 1966 году — шестьдесят, в 1967 году — тридцать, в 1968 году — сорок килограммов. Всё шло в полном согласии с положениями современной науки, которая утверждает, что наиболее эффективный прирост результатов наблюдается у тяжелоатлетов в первые 7-8 лет занятий спортом.

          Но, разумеется, на одних теоретических положениях далеко не уедешь. Движение Василия Алексеева к результатам мирового уровня обеспечивали как минимум четыре обстоятельства. В какой-то мере я уже упоминал о каждом из них, но теперь напишу об этих обстоятельствах более подробно.

          Первое — прочный фундамент отличной и разносторонней физической подготовки. Ещё начиная с дошкольной поры и до переезда в Шахты Алексеев яростно, увлечённо занимался лыжным спортом. У него первый разряд по лёгкой атлетике (метание диска, толкание ядра), первый разряд по волейболу, Василий много и хорошо играет в настольный теннис.

          Второе — исключительное трудолюбие Алексеева и сугубо творческий, глубоко осмысленный подход к тренировочному процессу.

          Третье — неизменное совершенствование в технике выполнения упражнений. Новый рекордсмен мира безупречно владеет премудростью каждого из движений классического троеборья.

          Четвёртое — последовательное наращивание мышечной массы. Если в 1966 году Василий весил около 100 кг, то на 1970 год его вес составил уже 133 кг.

          Итак, все эти факторы, действуя одновременно, привели к тому, что к январю 1970 года Алексеев дал новый прирост результата (55 кг) и с суммой 595 кг вышел на первое место в мире. Любители спорта во всех уголках земного шара теперь видели в нём человека, способного совершить "чудо". И Василий совершил это "чудо"!

          18 марта 1970 года в мировой тяжёлой атлетике началась новая эра. Советский штангист Василий Алексеев поднял в сумме троеборья 600 кг. Советский Союз открыл "Клуб-600".

          В минском Дворце спорта творилось что-то невообразимое. Все вскочили со своих мест. А Василий Алексеев всё ещё прочно стоял и держал в могучих руках тяжелейшую штангу, словно желая всем своим видом показать, что ему под силу ещё и не такое....

          Через полтора месяца на чемпионате Советского Союза в Вильнюсе Алексеев прибавил к своей колоссальной сумме ещё 7,5 кг.

          Через сутки после этого события я возвращался в Москву. Зашёл в купе, прилёг и уже собирался заснуть, когда по радио передали — уже в который раз — сообщение о выдающейся сумме Алексеева. Внизу два соседа по купе завели разговор.

          — Зачем он так спешит? — удивлялся один. — Глядишь, привыкнем мы к результату в шестьсот. И восхищаться перестанем...

          — И то верно, — поддакнул другой.

          Нет, не "верно". В том, как смело и решительно шагает вперёд заслуженный мастер спорта Василий Алексеев, как раз и проявляются лучшие черты советского спортсмена, советского чемпиона. Всегда устремлённые вперёд, всегда атакующие честно и открыто, советские спортсмены не жалеют сил, чтобы открыть перед Человеком новые горизонты, по-новому показать ему свои же возможности, заставить мир привыкнуть к тому, что ещё вчера считалось исключительным и недосягаемым.

Камо грядеши, мировой спорт?

1971. Алексеев — 640

Алексеев

          Будущее невозможно представить, не зная прошлого. Эта истина непреложна, поэтому я позволю себе сделать совсем небольшой экскурс в историю.

          Если перелистать подшивки газет хотя бы сорокалетней давности, посмотреть олимпийские справочники довоенных лет, то среди победителей соревнований по поднятию тяжестей можно будет увидеть представителей всего нескольких государств. Италия, Австрия, Германия, Франция, несколько позже Египет и редкие представители США — вот, пожалуй, и всё. Конечно, от случая к случаю на мировом помосте появлялись чемпионы и из других стран, но это были, скорее, исключения, нежели правило. Иными словами, география тяжелоатлетического спорта вплоть до самого окончания Второй мировой войны была необыкновенно узка, соревнования, даже самые крупные, не привлекали большого числа участников и тем более — зрителей. Нельзя, например, без сожаления и горькой усмешки читать статью некоего Чарльза Дюмея, посвящённую итогам турнира штангистов на X летних Олимпийских играх в Лос-Анджелесе (1932 год):

          "Ну какой интерес, — разглагольствует автор, — могут вызвать соревнования, похожие на работу? Монотонное, убаюкивающее поднятие тяжестей не привлекло лос-анджелесцев, и огромный зал, где проходило состязание, оказался пустым. Нет, у этого спорта нет будущего..."

          Но вот высказывание другого автора, сделанное двадцать восемь лет спустя. Речь идёт о статье Джованни Луцио, опубликованной в итальянской "Спортивной газете" после окончания XVII Олимпийских игр.

          "Праздник здесь, у нас в Риме, удался на славу. Захватывающий турнир баскетболистов с американской "командой-звездой", редкий по силе участников состав легкоатлетов, феерический всплеск гимнастов... Всё поражало воображение. И всё-таки одним из самых волнующих, самых захватывающих зрелищ явился чемпионат штангистов, завершившийся великолепным выступлением советского силача Юрия Власова. Это было зрелище, исполненное подлинной красоты, принёсшее тысячам людей, переполнивших "Палаццетто делло спорт", истинное эстетическое наслаждение".

          Да, тяжелоатлетический спорт стал сегодня, благодаря усилиям многих сотен выдающихся атлетов, спортом зрелищным, ярким, привлекающим. Подвиги чемпионов увлекают молодёжь во всех уголках мира, вдохновляют на борьбу с металлом. Из спорта одиночек тяжёлая атлетика стала спортом миллионов.

          Я хорошо помню, как ещё в пятидесятые годы каждое первенство мира, каждый олимпийский турнир превращались, по существу, в спор тяжелоатлетов США и СССР, разбиравших львиную долю золотых и серебряных медалей. Разница состояла лишь в том, что сначала лидировали американские спортсмены, потом вперёд выдвинулись советские богатыри.

          Теперь положение иное. Кроме СССР и США, чей вклад в развитие гиревого спорта, в его прогресс бесспорен, в мире появились, во весь голос заявили о себе новые тяжелоатлетические державы: Польская Народная Республика, Япония, Венгерская Народная Республика, Германская Демократическая Республика... Сохраняет старые добрые традиции воспитания силачей Иран. Серьёзное внимание развитию тяжёлой атлетики стали уделять в Федеративной Республике Германии. Ряд выдающихся мастеров, штангистов экстра-класса подготовили страны, прежде мало известные в мире тяжёлой атлетики — Финляндия, Швеция, Бельгия.

          Штанга путешествует по свету. Звон её слышен повсюду — и в Европе, и в Америке, и в развивающихся странах Африки, и на далёкой Кубе. Спорт сильных и волевых людей переживает, несомненно, период расцвета, завоёвывает всё большую и большую популярность. Посмотрите лишь таблицы шестерых лучших на Мексиканской Олимпиаде: здесь представители Ирана и Пуэрто-Рико, Венгрии и Польши, США и СССР, Японии и Южной Кореи, ГДР и Чехословакии, Финляндии и ФРГ, Бельгии. Тринадцать стран дали на этот раз "зачётников" Олимпиады. Такого не было ещё никогда.

          Рост популярности тяжёлой атлетики, размах её "географии" — это знамение нашего времени, это факт бесспорный и радостный.

          Очень много для расцвета тяжёлой атлетики сделали американские спортсмены. Сразу после Второй мировой войны и до середины пятидесятых годов они прочно захватили лидерство в штанге. Но, несмотря на серьёзные успехи, достигнутые североамериканцами, испытание силы не приобрело у них массового характера. Да и не могло приобрести, ибо спорт, как и многое другое в Америке, имеет под собой чисто коммерческую основу. Огромное число талантов поглощает в США ненасытное чрево профессионализма, отнимающее у людей радость чистого спорта, счастье и великолепие бескорыстной борьбы. И всё же американцы дали миру целую плеяду подлинных героев помоста. Рядом с Паулем Андерсоном и Норбертом Шеманским можно поставить немало других достойных имён.

          Тамио (Томми) Коно — "железный гаваец", прекрасный спортсмен, неутомимый труженик помоста. Этот человек вполне достоин того, чтобы о нём была написана специальная книга, ибо вся его жизнь в большом спорте — неизменный подвиг. Перенеся в детстве тяжёлую болезнь и получив безжалостный приговор врачей о физической неполноценности, Томми Коно стал искать спасение. И нашёл его в спорте.

          Спорт вернул его к жизни, и Томми как благодарный человек отплатил ему сполна, вписав в историю поднятия тяжестей много прекрасных страниц. Семь раз он завоёвывал звание чемпиона мира! Ни один атлет на нашей планете не может, кроме него, похвастаться таким успехом. К этому нужно добавить, что Томми является обладателем двух золотых олимпийских медалей (Хельсинки, Мельбурн) и одной серебряной (Рим). За свою долгую спортивную карьеру он более двадцати раз вносил поправки в таблицы мировых рекордов.

          Томми Коно всегда был и, надеюсь, останется верным другом нашей страны, нашего спорта. Он несколько раз посещал Советский Союз, приезжал сюда и в составе сборной США для участия в товарищеском матче с нашей сборной, и на состязания "Приз Москвы".

          — У вас в Советском Союзе, — заявил он однажды по всесоюзному радио, — созданы идеальные условия для физического совершенствования. Я называю вашу страну подлинным царством спорта...

          Среди представителей американского спорта, ставших героями мирового помоста, мне приятно и назвать великолепного "малыша" Чарльза Винчи, дважды — в Мельбурне и в Риме — завоевавшего золотые олимпийские медали.

          А чемпион Мельбурнской Олимпиады, двукратный чемпион мира Исаак Бергер? В Риме и Токио он прибавил к своей многочисленной коллекции наград ещё две серебряные олимпийские медали.

          — Этот парень наделён от природы огромной силой, но ему явно не хватает трудолюбия, — сказал как-то о Бергере Боб Гофман. — Окажись он более настойчивым, его бы долго никто не мог победить...

          Я ещё раз самым внимательным образом перелистал все довоенные справочники. Так и есть — ни на Олимпийских играх, ни на каких других крупнейших международных турнирах не отмечено ни одного представителя Польши. Эта страна в то время просто не значилась на тяжелоатлетической карте мира.

          А теперь? Теперь на Олимпийских играх и чемпионатах мира польские штангисты в личном и командном зачётах уже не раз добивались блистательных успехов. После чемпионата мира 1969 года, прошедшего, как известно, в Варшаве, одна из самых авторитетных спортивных газет — "Экип" — написала:

          "Мы должны констатировать, что Польша сегодня — великая тяжелоатлетическая держава, со своими традициями, своей уже сложившейся школой, с ясными и несомненными перспективами".

          Польский спорт дал за последние годы мировой тяжёлой атлетике ряд подлинно выдающихся мастеров. Из них, несомненно, особое место принадлежит Вальдемару Башановскому, национальному герою Польской Народной Республики. Его знает в лицо буквально каждый поляк, он пользуется у себя на родине всеобщей любовью. И, право, есть за что. Дважды — в Токио и Мехико — Башановский завоёвывал золотые олимпийские медали, пять раз становился чемпионом мира, внёс в таблицу мировых рекордов десятки поправок.

Вальдемар Башановский
Вальдемар Башановский

          Башановский увлекает, служит примером, служит той звездой, которая светит юным гражданам Польши и указывает им путь в спорте.

          Мне уже не раз довелось бывать в Варшаве во время крупнейших международных состязаний по штанге. И я неизменно вижу там одно и то же: толпу мальчишек, выпрашивающих у Вальдемара автографы, детей, играющих на бульварах в Башановского, тысячи варшавян, выстраивающихся в очереди, чтобы посмотреть на выступление Башановского.

Вальдемар Башановский
Вальдемар Башановский

          Вместе с Вальдемаром неизменно выступает прославленный Мариан Зелинский — один из ветеранов. Ещё в далёком Мельбурне он принёс своей стране бронзовую олимпийскую медаль, а потом две такие же награды получил в Токио и Мехико. Уже более пятнадцати лет выступает Мариан на помосте, радуя своих земляков рекордами и победами. А в 1959 году в родной Варшаве Мариан завоевал титул чемпиона мира.

Мариан Зелинский
Мариан Зелинский

Мариан Зелинский

Мариан Зелинский

          А олимпийский чемпион 1960 года, неоднократный чемпион мира, третий призёр Токийской Олимпиады Иренеуш Палиньский? А отважные турнирные бойцы Я.Чепулковский, М.Янковский, Я.Боханек, Р.Козловский, Р.Озимек? Каждый из них очень хорошо известен своими победами, а все вместе они как раз и составляют гордость и славу не только польского, но и всего мирового спорта.

          Да, многие страны и народы внесли свой вклад в сокровищницу мировой тяжёлой атлетики. Венгрия делегировала несгибаемого Имре Фёльди, Гёзу Тота, Дьёзе Вереша, Великобритания — Луиса Мартина, Чехословакия — Ханса Здражилу, Япония — великолепных братьев Мияке, Иран — Мухаммеда Нассири...

          Я смотрю на географическую карту и мне кажется, что она вся наполнена радостным металлическим звоном поднятой штанги. Тяжёлая атлетика — на подъёме. Это самая отрадная сторона её прогресса, количественная, объёмная.

          Но в тяжёлой атлетике, равно как и в других видах спорта, неизменно происходят и глубинные, качественные процессы. В каждой весовой категории проделан свой путь — не менее захватывающий и увлекательный, чем путь тяжеловесов от 500 до 600.

          Откуда такой динамизм? Почему люди семидесятых годов совершают то, о чём не могли и помышлять атлеты годов пятидесятых?

          Дело в том, что нынешние чемпионы и рекордсмены опираются на опыт предшествующих поколений, вбирают всё лучшее, всё наиболее передовое и прогрессивное, отбрасывают устаревшее. Вот лишь один пример.

          Готовясь к результатам порядка 470-485 кг в сумме классического троеборья, я в середине пятидесятых годов провёл в течение недели три тренировки, поднимая в каждой из них до 18 тонн. Василий Алексеев, нацеливаясь на сумму в 600 кг, тоже проводил три тренировки в неделю, но с нагрузками уже только в 10-12 тонн. То есть снижение валовой нагрузки идёт сегодня за счёт качественного изменения тренировочного процесса, за счёт его интенсификации, его нового построения.

          Современная тренировка... Чтобы лучше понять её смысл и характер, давайте побываем на одном из занятий нашей сборной.

          ...Раннее летнее утро. Улицы и дома городка на Волге утопают в зелени. По тенистым аллеям трусцой бежит цепочка людей в костюмах голубого цвета с широкими белыми полосами на брюках, напоминающими лампасы. Это члены сборной возвращаются с зарядки. Вспотевшие, бодрые, они перебрасываются шутками. Теперь — под душ. Затем их ждёт вкусный и сытный завтрак. А когда он заканчивается, тренеры (на сбор вызваны все наставники штангистов, работающие с ними на местах) дают каждому спортсмену программу на день.

          Я снова невольно сравниваю всё это со своими прежними тренировками. В ту пору я записывал в специальную тетрадь количество подходов, вес, общую нагрузку. Уже после того, как отработаю, анализировал самочувствие, прикидывал, как действовать дальше. А теперь дозировка каждого занятия рассчитывается заранее. На основе выявленных закономерностей, со строгим учётом индивидуальных особенностей каждого тяжелоатлета ему даётся чёткая научно обоснованная программа.

          Да, многое изменилось за последние годы. Наука вплотную сомкнулась со спортом. Раньше о ней говорили как о помощнике. Но теперь она стала просто неотъемлемой частью нашей жизни.

          Сегодня за десять минут до начала тренировки каждый атлет входит в медицинский кабинет. Дежурный врач Герман Титов уже знает, какую программу на тренировку получил тот или иной спортсмен. Его задача — оценить состояние спортсмена, его возможности на сегодня. И вот в течение десяти минут проводится специальное обследование: выявляется пульс, артериальное давление, лабильность нервно-мышечного аппарата и т.д. Все данные, естественно, собираются с помощью новейших приборов.

          — Готов! — говорит наконец врач. И это служит пропуском в зал.

          После занятий — снова обследование. Но теперь уже врачи определяют реакцию организма на полученную нагрузку, дают рекомендации по организации рационального отдыха. Все эти данные изучаются тренерами и служат мерилом для дозирования нагрузки. По субботам тренерский совет собирается, чтобы по "косточкам" разобрать нагрузки каждого спортсмена и сообща обсудить план тренировок на следующую неделю.

          А теперь отправимся в тяжелоатлетический зал.

          Вот один из "сборников" подходит к штанге. Тренер направляет на него объектив портативной телекамеры. Взявшись за гриф штанги, спортсмен произносит короткое:

          — Мотор!

          — Есть мотор! — отвечает тренер и включает видеомагнитофон. А секунд через тридцать спортсмен уже смотрит фильм, в котором два действующих лица: он и штанга. Все детали движения, все ошибки и даже малейшие неточности видны, как на ладони. И штангист вместе с тренером разбирают все детали упражнения. И — что особенно важно — таких фильмов атлет может получить любое количество.

          В мою бытность в сборной мы в лучшем случае получали кинограммы и кинокольцовки, и то через несколько дней после тренировки, когда все непосредственные впечатления от подъёма веса уже успевали исчезнуть, "испариться"...

          Вот работает прославленный спортсмен — олимпийский чемпион, чемпион мира, обладатель многих феноменальных рекордов — Виктор Куренцов. К грифу его штанги вплотную придвинута чёрная доска, разграфлённая белыми линиями. На конце грифа закреплён пружинный наконечник с мелом. Он напишет на доске траекторию подъёма штанги в натуральную величину. Если же штангист захочет записать траекторию в уменьшенном масштабе, то к его услугам другой прибор: на гриф надевается полиэтиленовый колпачок со стеклянной призмой для отражения сфокусированного луча света, и через 30 секунд получается точная фотография траектории подъёма штанги.

          Аппараты, аппараты... Они — одно из наиболее достоверных свидетельств тесной дружбы спортсменов с наукой. Они помогают атлетам лучше, эффективнее использовать силу своих мышц. При таком подходе к тренировке для увеличения результата в сумме троеборья на 10 кг достаточно увеличить интенсивность тренировочной нагрузки только на несколько процентов, оставляя при этом объём тренировочного процесса на оптимальном уровне.

          Бурному прогрессу мирового тяжелоатлетического спорта, безусловно, очень помогает и другое направление — аналитическое. За последние годы, особенно в Советском Союзе и странах социалистического лагеря, создано много работ, анализирующих опыт подготовки наших сильнейших спортсменов. Специалистами изучаются буквально все вопросы, связанные с борьбой за мировые рекорды. Причём особенно интересно и важно то, что в спортивную науку приходят вчерашние практики — люди, для которых спорт (в данном случае тяжелоатлетический спорт) стал делом всей жизни.

          Я приведу несколько примеров. Заслуженного мастера спорта Аркадия Никитовича Воробьёва представлять широкой публике не надо. Это один из самых победоносных атлетов в славной когорте советских богатырей: он принёс нашей Родине две золотые олимпийские медали, пять раз становился чемпионом мира. Ещё выступая на помосте, Аркадий Никитович получил степень кандидата медицинских наук. Свою диссертацию он, естественно, посвятил проблемам современной тренировки. Затем, углубляя и расширяя эту же тему, Воробьёв закончил работу уже над докторской диссертацией. Кандидатом наук стал и заслуженный мастер спорта Николай Саксонов. О научной деятельности мечтают и другие наши выдающиеся атлеты.

          Открытия науки, данные науки, опыт науки, словно мощный прожектор, освещают спортсменам путь вперёд.

          На прогресс нашего вида спорта весьма положительное влияние оказал и ряд организационных нововведений, принятых Международной федерацией тяжёлой атлетики. Решение награждать на чемпионатах мира и Европы (а следовательно, и на внутренних первенствах) победителей в каждом из трёх движений имеет исключительное важное значение. Это решение поможет раздвинуть горизонты достижений в каждом из трёх движений классического троеборья, а следовательно, будут достигнуты новые, более высокие рубежи и в сумме.

          Очень своевременно разделили на две категории и самых тяжёлых спортсменов — на первый и второй тяжёлый вес, — а также утвердили наилегчайшую весовую категорию. Всё это открывает большие перспективы перед очень многими атлетами, которым в силу их природных данных ещё несколько лет назад просто невозможно было рассчитывать на равную борьбу со своими соперниками.

          Итак, все объективные и субъективные факты свидетельствуют о том, что гиревой спорт, имеющий многовековую историю, старые и прочные традиции, находится в постоянном движении.

          ...В сентябре 1969 года, в самый разгар написания этой книги, я отправился в Варшаву, где проходил очередной чемпионат мира по тяжёлой атлетике. Вот уже много лет подряд мне доводится присутствовать на подобных форумах, но никогда ещё не приходилось видеть такого накала борьбы.

          "Тяжелоатлетический спорт, — написала в те дни газета "Трибуна люду", — радует нас своей постоянной тенденцией к обновлению, к утверждению новых понятий и истин в нашем представлении о физических возможностях человека".

          Наблюдая в Варшаве за теми, кто в условиях острейшей конкуренции сумел одержать победу, я думал не столько о том, что уже произошло, сколько, пожалуй, о завтрашнем дне тяжёлой атлетики. Что он готовит любителям спорта? Каких результатов потребует от лидеров? Какие новые таланты откроет к 1972 году, в котором состоится очередной олимпийский спор?

          Я мог бы, разумеется, и сам постараться в какой-то мере ответить на эти вопросы, но предпочёл прибегнуть к определённому тактическому ходу, задавая их абсолютным чемпионам 1969 года — истинным хозяевам варшавского помоста.

          Конечно, я понимаю: наше время столь быстротечно, что, когда выйдут эти записки, турнир 1969 года станет глубокой историей, и отшумят уже новые битвы властителей железа. Но интервью, взятые в Варшаве, знаменуют определённый рубеж в истории гиревого спорта. И когда бы читатель ни взял в руки эту книгу, он в любом случае сможет судить о прошлом, настоящем и будущем с позиций этого рубежа. С рубежа окончания шестидесятых и начала семидесятых годов.

          Первым героем варшавского чемпионата прессой назван советский атлет Владислав Крищишин. Его победа была почётна вдвойне, поскольку именно он открыл список мировых чемпионов в только что ставшей официальной весовой категории — наилегчайшей, где отныне выступают те спортсмены, чей собственный вес не превышает 52 кг.

          Владислав 1946 года рождения, но его спортивный стаж уже велик — около 15 лет. Все высшие достижения в новой весовой категории, кроме рывка, до последнего времени принадлежали именно Владиславу. В марте 1969 года в Донецке наш спортсмен зафиксировал исходный норматив — 327,5 кг. На чемпионате СССР, проходившем в мае в Ростове-на-Дону, Крищишин имел уже 330 кг, на Спартакиаде дружественных армий в Киеве он прибавил к своему рекорду ещё два с половиной килограмма и, наконец, в Варшаве, как известно, набрал, на мой взгляд, выдающуюся сумму — 337,5 кг.

          — Какой результат в вашей весовой категории потребуется для победы в Мюнхене? — спросил я Крищишина.

          — Уверен, что к 1972 году самые лёгкие атлеты достигнут рубежа в 350-360 килограммов, не менее. Это произойдёт за счёт дальнейшего совершенствования техники подъёма штанги.

          — Кто будет вашим основным соперником в эти годы? (Впоследствии абсолютно такие же вопросы я задавал и всем остальным участникам этой своеобразной пресс-конференции.)

          — Вы знаете, что здесь, в Варшаве, — сказал Владислав, — одинаковую со мной сумму (337,5 кг) набрал мой товарищ по команде свердловчанин Владимир Сметанин. Этот спортсмен, несомненно, обладает резервом для дальнейшего продвижения. Но продержится ли он на столь высоком уровне ещё три сезона — не знаю. Ведь к Мюнхену ему будет уже 34 года, а этот возраст солидный даже для нас, штангистов... Из зарубежных коллег меня восхитил поляк Вальтер Шолтысек, занявший третье место с суммой 335 кг. Известно, однако, что перед соревнованиями он "сгоняет" до пяти килограммов собственного веса.

          Я ещё долго размышлял над названными Владиславом числами. Время быстротечно, шутка ли: атлеты наилегчайшей весовой категории (до 52 кг) нацеливаются уже — и нацеливаются реально — на результат в 360 кг! Я вспомнил Олимпийский Мельбурн, где в легчайшем весе (до 56 кг) победил Чарльз Винчи с суммой 342,5 кг. Тогда это было новым мировым рекордом, и печать назвала показанную Чарльзом сумму фантастической.

          Ну а в той весовой категории, где когда-то "царствовал" Винчи (легчайшая весовая категория — до 56 кг) в Варшаве победил иранец Мухаммед Нассири, 1944 года рождения. Это необычайно разносторонний и талантливый атлет. Совсем недавно он стал чемпионом Ирана по... гимнастике, активно занимается боксом и выступает на крупнейших турнирах своей страны, отлично борется, увлекается лёгкой атлетикой. Его стаж занятий штангой — 8 лет. В Варшаве Мухаммед завоевал золотую медаль с суммой 360 кг, но в активе у него есть и сумма 367,5 кг. Ну и, конечно, все знают, что Нассири — чемпион Мексиканской Олимпиады.

          — В моей категории за три года, отделяющие нас от Мюнхена, ошеломляющих изменений не произойдёт, но и топтания на месте ни в коем случае не будет, — сказал мне Мухаммед. — Думаю, к Мюнхену лидер достигнет рубежа в 375 кг. Чтобы добиться этого, необходимо продолжать совершенствовать технику подъёма снаряда и методику тренировок... Вы попросили назвать имена тех, кого я вижу готовыми к такому подвигу. У нас, в Иране, равной мне замены мне пока, увы, нет. Весьма возможно, что "отколоть номер" ещё сумеет "старик" Фёльди. Имре Фёльди. Ведь здесь, в Варшаве, после двух движений он опережал меня на 10 кг, и лишь досадный, необъяснимый ноль в толчке лишил венгра одной из высших наград. Очень понравился болгарин Атанас Киров. Правда, пока его результат (347,5 кг) ещё далёк от международного уровня, но ведь Атанасу всего 25 лет, и в будущем он сможет многих удивить. Ну и, конечно, большие, самые большие надежды все возлагают на вашего Геннадия Четина. Если он будет серьёзно трудиться, то первым подойдёт к названной мной сумме...

          Олимпийский чемпион Иосинобу Мияке не приехал в Варшаву, но прислал своего брата — Иосиюки. И чемпионское золото вновь отправилось в эту семью. (Сумма Иосиюки Мияке в Варшаве — 385 кг.) Новый лидер в полулёгкой весовой категории (до 60 кг) тяжёлой атлетикой занимается 9 лет, а кроме того, он не раз пробовал свои силы в дзюдо, бейсболе, лёгкой атлетике и настольном теннисе. Иосиюки родился в 1946 году, он молод и жизнерадостен. Его старший брат незадолго до варшавского турнира установил новый мировой рекорд в сумме, набрав ровно 400 кг.

          — Пройдёт три года, — сказал Иосиюки, — и результат в нашей категории достигнет 410-415 кг. Не меньше. Это совершится главным образом за счёт увеличения объёма тренировок. Я, например, сейчас занимаюсь 5 раз в неделю по два часа, а надо — по два с половиной. Так и буду строить свой график в дальнейшем... В нашей весовой категории Япония располагает достаточными резервами. Во-первых, мой брат двукратный олимпийский чемпион Иосинобу Мияке ещё не собирается складывать оружие. Во-вторых, подрастает отличная молодёжь. Например, участник нынешнего турнира, чемпион мира в рывке, девятнадцатилетний Macao Като. На три месяца моложе его, но тоже очень перспективен Иосиюки Такао...

          Вальдемар Башановский в Варшаве добавил к своей многочисленной золотой коллекции ещё одну медаль.

          — Я по-прежнему хочу выступить и обязательно выступлю в Мюнхене, — заявил он. — Для победы там представителям нашей категории (лёгкий вес — до 67,5 кг) придётся показать что-то вроде 450-455 кг...

          В Варшаве Вальдемар победил с новым мировым рекордом в сумме — 445 кг! Так что до рубежей будущего ему, как можно видеть, уж не так далеко. Словно угадав тогда мои мысли, Башановский сказал:

          — Это вроде бы легко — добавить к нынешнему результату каких-нибудь 5-10 кг. Но ведь и сегодняшние показатели невероятно высоки. Чтобы идти вперёд, надо совершенствовать буквально все стороны тренировочного процесса. Я буду всем этим заниматься, но я не одинок. У нас в Польше я уже вижу достойную себе замену в лице молодого Збигнева Качмарека (1946 года рождения), третьего призёра нынешнего чемпионата (сумма — 425 кг). Среди иностранцев должен назвать обладателя серебряной медали варшавского чемпионата венгра Яноша Багача (430 кг), чеха Ондрея Хекеля (четвёртое место, 422,5 кг) и девятнадцатилетнего иранца Насрола Дехнави (415 кг). У всех этих спортсменов есть великие союзники — молодость и надежда...

          Чемпион XIX Олимпийских игр, многократный рекордсмен мира (его результат в троеборье — 482,5 кг) Виктор Куренцов не нуждается в особых рекомендациях. В Варшаве, как известно, он завоевал свою очередную золотую медаль с результатом в троеборье 467,5 кг.

Виктор Куренцов
Виктор Куренцов

Виктор Куренцов
Виктор Куренцов

          — В Мюнхене полусредневесы (до 75 кг), вероятно, покажут не менее 490 кг. Сейчас в нашей категории можно назвать лишь одного атлета, способного идти к этой цели: венгра Габора Сарваша. Сегодня его лучшая сумма — 440 кг, но Габор молод (ему всего 20 лет), агрессивен, отличается живым темпераментом и жаждой спортивной борьбы... И всё-таки главные надежды я связываю с теми, кто здесь, в Варшаве, выступал в лёгкой весовой категории. Их переход на один разряд выше может дать огромный прирост результатов...

          Победитель варшавского чемпионата в среднем весе (до 82,5 кг) японец Масаки Оути родился в 1943 году. В течение нескольких лет он выступал в категории до 75 кг, безуспешно стараясь соперничать с Виктором Куренцовым. Потерпев очередную неудачу в Мехико, Масаки шагнул на разряд выше и... завоевал в Варшаве золото, набрав в сумме 487,5 кг.

          — К Мюнхену "проходной балл" в чемпионы в нашей весовой категории поднимется до 510 килограммов, а то и более. Кто его обеспечит? Прежде всего это может сделать молодой советский атлет Геннадий Иванченко. У него прекрасный жим. Хорошие шансы и у моего соперника на этом чемпионате венгра Карола Бакоша. У него такая же сумма, как и у меня, но он оказался чуть тяжелее. Пока я вижу только их. И, уверен, они не подведут...

          (Весною 1970 года один из тех, за кого так ручался Масаки Оути, советский штангист Геннадий Иванченко, на чемпионате страны в древнем литовском городе Вильнюсе, впервые в мире среди средневесов, "сделал" пятьсот килограммов!)

          Чем больше я знакомился с победителями варшавского чемпионата, тем больше удивлялся тому, какие у них интересные биографии.

          Вот представитель полутяжеловесов (до 90 кг) Каарло Кангасниеми. Он родился в 1941 году. В детстве с увлечением занимался лёгкой атлетикой (бег на 1000 м — 2 мин. 58 сек., четырёхкилограммовое ядро — 19 м), отлично играл в футбол. Штангу полюбил в 15 лет. Собственный вес был у Каарло тогда 58 кг.

          С 1961 года по 1966 год Кангасниеми выступал в средней весовой категории — но, увы, без особого блеска и успеха. Переход к полутяжеловесам дал финскому штангисту такой прогресс в результатах, что он сам удивился и, главное, удивил весь мир. К 1968 году он прибавил к своей лучшей сумме 60 кг. Наградой за правильное, смелое решение о переходе в другую весовую категорию стали звания чемпиона Олимпийских игр и чемпиона мира. В 1969 году Каарло являлся обладателем мировых рекордов в сумме (530 кг), жиме (180 кг) и рывке (161 кг).

          — Уже сегодня, — сказал мне Каарло, — мы берём на прицел результат в 550 кг. Считаю, что к Олимпиаде в Мюнхене полутяжеловесы осилят его. Кто конкретно? Думаю, что скоро мы услышим новые имена в мировом спорте...

          (В апреле 1970 года на чемпионате СССР в Вильнюсе советский атлет Василий Колотов отнял у финна мировой рекорд, показав в сумме невиданный результат — 532,5 кг. Каарло тут же прислал мне телеграмму следующего содержания: "Вот первая ласточка. Поздравляю. Всё отлично. Идём к 550!")

          Первый тяжёлый вес (до 110 кг) — тоже новая весовая категория, впервые признанная на чемпионатах мира. И тут список чемпионов открыл советский атлет, выдающийся эстонский спортсмен Яан Тальтс.

          — Я уверен, — сказал Яан, — что к Мюнхену мы подойдём с результатами порядка 600 килограммов. Обязательно! Хочу, очень хочу сам набрать эту сумму. Реальные шансы показать её в самое ближайшее время имеет очень сильный американец Роберт Беднарский...

          Ну и, наконец, абсолютные богатыри, представители второго тяжёлого веса (свыше 110 кг). С результатом 577,5 кг первым в Варшаве оказался американец Джозеф Дьюб.

          — К Мюнхену рекорд в нашей весовой категории будет 610-615 килограммов, — заявил чемпион. — Если я подниму собственный вес до 160 кг, то сам покажу такую сумму. В моей стране к ней в ближайшее время может подойти и Кен Патера — молодой, перспективный спортсмен. За рубежом — бельгиец Серж Рединг, Рудольф Манг из ФРГ. Ну и, конечно, Леонид Жаботинский, если будет больше работать...

          В числе главных фаворитов Дьюб так и не назвал Василия Алексеева. Это лишь подтверждает сенсационность выхода советского богатыря на мировую арену. Когда Василий установил свой феноменальный мировой рекорд 607,5 кг, я попросил его прокомментировать интервью Дьюба.

          — Малость поскупился американец, — сказал Василий. — Думаю, к Мюнхену мы подойдём с результатами порядка 630 кг. Если буду здоров — сам наберу такую сумму. А потом уж и к семистам пойдём. Не мы — другие наберут. И не так уж этого долго ждать, как некоторым кажется...

          Семьсот килограммов! Эту сумму я называю для того, чтобы показать, какую беспредельную веру в себя, в свои возможности даёт Человеку современный спорт.


          Я уже было собрался поставить последнюю точку, но тут произошли такие события, не рассказать о которых я просто не вправе, тем более что они, эти события, существенно повлияли на "климат" во всём тяжелоатлетическом мире.

          С 12 по 20 сентября 1970 года в США проходил очередной чемпионат мира. И вместе со сборной СССР я в качестве её старшего тренера выехал в город Колумбус.

          ...В последний раз, широко и величаво, отзвучала мелодия Государственного гимна нашей страны. И в течение всего звучания нашего гимна пять тысяч зрителей стоя аплодировали советскому человеку — Василию Алексееву, подтвердившему своё звание самого сильного на Земле.

          Затем вдруг откуда-то с высоты, неожиданно и торжественно, вновь грянула музыка. Здесь, в далёком и душном американском городе, она воспринималась нами как живое дыхание Родины, как утверждение её могучей силы. Это была вторая симфония Бородина.

          — Кажется, она ещё называется у вас "Богатырская симфония"? — спросил меня один из тех, кто помогал обслуживать чемпионат. И, улыбнувшись, добавил: — Хорошо звучит!

          "Верно, — подумал я, — богатырская симфония, исполненная нашими атлетами на помостах очередного чемпионата мира по штанге, прозвучала и впрямь мощно, победно, убедительно".

          Но счастливому финалу предшествовала долгая и трудная борьба.

          Хозяева чемпионата при самой активной поддержке руководства ФХИ (Международной федерации тяжёлой атлетики), и прежде всего её президента американца Кларенса Джонсона и генерального секретаря англичанина Оскара Стейта,

Кларенс Джонсон и другие

нанесли, выражаясь языком бокса, два явных "удара ниже пояса", вызвав возмущение всех, кому дороги священные и незыблемые олимпийские принципы любительского спорта.

          Прежде всего расскажу о так называемом "деле Беднарского".

          На чемпионате мира 1969 года в Варшаве одним из центральных событий стала дуэль атлетов первого тяжёлого веса — чемпиона СССР Яана Тальтса и чемпиона США Роберта Беднарского.

          Тальтс, выступавший просто безупречно, набрал в сумме классического троеборья 547,5 кг (180 + 155 + 212,5), Беднарский тоже показал этот результат (182,5 + 160 + 205). У обоих спортсменов оставалось ещё по одному подходу в толчке. Поскольку Тальтс шёл по жеребьёвке за Беднарским, он ждал дальнейших событий.

          Американский спортсмен заказал для третьего подхода 207,5 кг, что обеспечило бы ему сумму 550 кг, которая была явно под силу и нашему атлету. По громкой связи объявили, что Беднарский вызывается к снаряду, и судьи включили секундомер. По существующим международным правилам, с этого момента атлет в течение трёх минут обязан выполнить подход. В противном случае ему засчитывается неудачная попытка.

Беднарский и Тальтс

          Стрелка контрольного секундомера показала уже 2 минуты 40 секунд, а американца всё ещё не было на помосте. И вдруг генеральный секретарь ФХИ объявил:

          — Роберт Беднарский сделает подход на 212,5 кг.

          Руководитель нашей делегации А.Н.Ленц в то же мгновение подал в главную судейскую коллегию протест, указав, что Беднарский уже исчерпал все свои зачётные попытки и с результатом 547,5 кг остался на втором месте, ибо его собственный вес больше собственного веса Тальтса.

          Тогда же я (на правах вице-президента ФХИ) подошёл к Кларенсу Джонсону и спросил его, какой подход, по его мнению, делает Беднарский? Джонсон небрежно пожал плечами, хотя прекрасно видел, что происходит грубое нарушение правил соревнований.

          Итак, Беднарский совершил удачный, но нарушающий правила ФХИ подход к 212,5 кг. Тальтс уже стал чемпионом, и, дабы не давать повода для кривотолков, руководство нашей команды запретило ему дальнейшее выступление. Для того чтобы расставить все точки над "i", рассмотрение вопроса о зачётности-незачётности подхода Беднарского было передано апелляционному жюри чемпионата, которому принадлежит право принятия окончательных решений. Большинством голосов (3:1) жюри, согласно правилам ФХИ, квалифицировало подход Беднарского на 212,5 кг как дополнительную попытку. И сам Оскар Стейт во всеуслышание объявил Яана Тальтса чемпионом мира 1969 года, а Кларенс Джонсон вручил ему по этому поводу золотую медаль.

          Но, удалившись за кулисы, Оскар Стейт самолично оформил акт о мировом рекорде Беднарского в сумме (555 кг), квалифицировав при этом его подход на 212,5 кг как зачётную попытку.

          Этот беспрецедентный акт произвола и был использован американской стороной в качестве повода для протеста и организации жалкого фарса. 10 сентября 1970 года по требованию американцев ФХИ на своём конгрессе в Колумбусе рассматривала вопрос о попытке Беднарского. Организаторы провокации выбрали удачное для себя время: по различным причинам на конгресс в качестве его членов не прибыли представители Кубы, КНДР, МНР, Чехословакии и Румынии, что обеспечивало господину Джонсону и его подручным необходимое большинство. 18 голосами против 13 при 2 воздержавшихся чемпионом 1969 года был объявлен Беднарский.

          А.Н.Ленц, как и в прошлом году возглавлявший нашу делегацию, и я подошли к Кларенсу Джонсону и спросили:

          — Какие акции последуют за этим?

          — Никаких, — был ответ. — Всё останется только на бумаге.

          Судя по всему, господин президент ФХИ понял, насколько далеко зашёл в своей нечестной игре и не посмел отнять у истинного чемпиона мира 1969 года в первой тяжёлой весовой категории советского атлета Яана Тальтса честно завоёванную им и законно принадлежащую ему золотую медаль.

          Второй "удар ниже пояса" был произведён в ходе чемпионата, когда те же действующие лица организовали фарс с допинговой проверкой, направленный против делегаций социалистических стран, а также имевший целью обеспечить хозяевам турнира — американцам — более или менее высокое место. Фарс этот был разоблачён. Документально доказывалось, что пробы брались и проверялись в условиях грубейшего нарушения установленных для этого порядков. А это, в свою очередь, не исключало фальсификаций. Характерно, что, когда (по требованию делегаций социалистических стран) необходимый порядок был наведён, "допинг" сразу же исчез со сцены.

          Всё это характеризует далеко не с лучшей стороны господ Джонсона, Стейта и иже с ними, пытавшихся грязными махинациями исказить истинный ход спортивной борьбы, исказить ход чемпионата. Но вопреки их стараниям он всё-таки в общем прошёл нормально. Что касается произведённых в четырёх весовых категориях (наилегчайшей, легчайшей, полулёгкой и лёгкой) дисквалификаций, то мы их не признавали, не признаём и рассматриваем результаты чемпионата только с точки зрения его естественного хода.

          Город Колумбус, названный так в честь великого первооткрывателя Америки, расположен в штате Огайо, в самом центре материка. Почему для проведения первенства мира по тяжёлой атлетике был выбран именно он? На этот вопрос мне ответили так: команда Колумбуса является чемпионом США по американскому футболу и в связи с этим считается, что здесь у людей есть достаточный опыт проведения соревнований самого крупного масштаба. Кроме того, здесь уже дважды проводились чемпионаты США по тяжёлой атлетике.

          Не боясь обвинений в недоброжелательности, отмечу, что город не покорил наших сердец. Стояла изнуряюще жаркая погода. Участников разместили в общежитии студенческого городка — вероятно, единственном в городе жилом помещении, лишённом кондиционированного воздуха.

          Жили спортсмены в удобных комнатах на двоих. Правда, за весь период нашего пребывания комнаты эти ни разу не убирались. Положение усугублялось тем, что большие ящики для отходов стояли прямо на этажах, распространяя тяжёлый запах зловония.

          Первые дни тренировки проходили на втором этаже университетского спортивного комплекса. Здесь стояли очень тонкие и почти не амортизировавшие помосты. В результате уже через день в потолке первого этажа появились глубокие трещины, и администрация, вызвав полицию, потребовала прекратить "железную игру".

          На следующий день нам предоставили крытый легкоатлетический манеж. Добираться до него было очень далеко (особенно, учитывая жару и духоту), а обещанные автобусы ходили по какому-то странному расписанию и постоянно запаздывали. Благо, нас часто выручали сотрудники администрации чемпионата, любезно предоставляя места в их собственных машинах.

          На чемпионат прибыли 129 спортсменов из 29 стран мира. Полные команды (по девять зачётных участников) выставили лишь СССР, Венгрия, Польша, Япония и США.

          Пожалуй, очень интересно распределение атлетов по категориям. Спортсменов наилегчайшего веса — 12; легчайшего — 13; полулёгкого — 10; лёгкого — 12; полусреднего — 19; среднего — 20; полутяжёлого — 16; первого тяжёлого — 18; второго тяжёлого — 10.

          Этот цифровой баланс наводит и на некоторые размышления. У пяти главных тяжелоатлетических держав сейчас одинаковое положение: все они имеют "провалы" в 3-4 весовых категориях. Американцы — в разрядах от 52 до 67,6 кг включительно, ФРГ — от 52 до 60 кг, мы — от 56 до 67,5 кг, Япония и Польша — в тяжёлых весовых категориях. Следовательно, тому, кто сумеет раньше и лучше других ликвидировать "белые пятна", предоставится широкая и счастливая возможность для маневрирования, для нанесения соперникам наиболее "чувствительных" ударов, для борьбы за большее количество золотых медалей, что в конечном счёте повысит шансы на успех в командной борьбе.

          Говорят, что "провалы" объясняются этнографическими и социальными условиями тех или иных стран. Ничего подобного. США, например, теперь проходят все низшие категории на нуле, а ведь у них были здесь такие выдающиеся мастера, как И.Бергер, Ч.Винчи, Т.Коно, П.Джордж и ряд других.

          Потеряли здесь свои позиции, к великому сожалению, и мы. Где достойная смена неоднократным победителям крупнейших состязаний мира — Б.Фархутдинову, Р.Чимишкяну, В.Стогову, И.Удодову, И.Рыбаку и многим другим? Нам надо искать и растить "маленьких богатырей"...

Кинограмма жима стоя Стогова

Фото
1956 год. Мельбурн.
На олимпийском пьедестале: Равиль Хабутдинов,
Игорь Рыбак, Ким Чанг Хи

И.Удодов

          ...Первые семь дней состязания шли в театре "Маршон Аудиториум", вмещающем 3000 зрителей.

          Уже к началу борьбы атлетов наилегчайшего веса зал был переполнен. Мы выставили здесь чемпиона и рекордсмена мира в сумме троеборья (340 кг) Вячеслава Крищишина из Львова и свердловчанина Владимира Сметанина (лучшая сумма 337,5 кг). Не скрою, с этой категорией мы связывали самые радужные надежды. В Варшаве год назад эта пара принесла нам золото и серебро.

          Но насторожило уже начало соревнований. Вячеслав закончил жим на 112,5 кг, в то время как молодой прогрессирующий венгр Ш.Хольцрейтер (в Варшаве он был пятым с суммой 320 кг) с этого веса ещё только начал борьбу, а в своём третьем подходе довольно легко выжал 120 кг. Положение создалось сложное, но не безнадёжное.

          Начался рывок. Крищишин стартовал с 92,5 кг, отлично поднял штангу, но опустил её без команды судьи. Второй подход — есть! А к весу 97,5 кг Вячеслав не вышел, мотивируя свой отказ болью в спине и тошнотой.

          В целом и это не катастрофа — ведь у Крищишина мировой рекорд в толчке: 130 кг, а ему достаточно поднять 125 кг, чтобы выйти на второе место. Даже 117,5 кг обеспечивали четвёртое место и зачётные очки в командную копилку.

          — Выйди, попробуй... — просили Вячеслава.

          Но он отказался. Что ж, человеку надо верить. Однако, думается, Вячеслава сразила не травма, а неожиданно высокая готовность венгра. Сметанин сделал всё, что мог: набрал одинаковую сумму с Шолтысеком, но уступил ему, ибо был тяжелее и получил бронзовую медаль. Золотая медаль досталась Хольцрейтеру. Его достижение — 342,5 кг!

          Резюме таково: народная Венгрия выдвинула в этой весовой категории явного кандидата на олимпийскую победу 1972 года.

          В категории до 56 кг наши спортсмены не участвовали. После двух упражнений впереди, имея запас в 10 кг, шёл знаменитый Имре Фёльди. Во втором зачётном подходе венгр толкнул 137,5 кг, в третьем взял на грудь 140 кг, но поднять не смог. Его сумма — 362,5 кг.

          Олимпийскому чемпиону Мухаммеду Нассири, чтобы догнать Фёльди (его собственный вес меньше), нужно было толкнуть 147,5 кг. Это всего на 2,5 кг меньше его же собственного мирового рекорда.

          Зал замер. Первый подход иранца на 142,5 кг был неудачен. И тогда Нассири принял дерзкое решение: он попросил поставить на штангу сразу 147,5 кг. Великолепно взяв этот вес, иранец стал чемпионом.

          — Молодец, — сказал я своему соседу, руководителю иранской делегации С.Рахнаварди.

          — Не зря старался, — улыбнулся тот. — Шах обещал Мухаммеду в случае победы разрешить взять третью жену.

          Из разговора я узнал, что олимпийский чемпион и чемпион мира последнее время плохо держит режим.

          В категории до 60 кг (полулёгкой) мы участников опять не выставили. Здесь состоялся своеобразный двойной матч Япония-Польша (Страну восходящего солнца представляли братья Мияке), впервые закончившийся полной победой европейцев. Золотую медаль завоевал Мечислав Новак (392,5 кг), серебряную — его товарищ по сборной Ян Войновский — 385 кг. Новаку сейчас 33 года, и эту победу можно рассматривать как лебединую песню ветерана, а вот Войновский молод (24 года), обладает отличной техникой, энергичен, и с ним народная Польша, безусловно, может связывать большие надежды.

          Бронзу завоевал Иосиюки Мияке, чемпион прошлого года, оказавшийся на этот раз не в лучшей форме (382 кг). Его старший брат, Иосинобу, двукратный олимпийский чемпион и пятикратный чемпион мира, получил травму и довольствовался на этот раз четвёртым местом. Однако и до травмы обозреватели отмечали, что у Иосинобу уже нет прежней свежести, нет прежнего блеска. Только время сможет ответить на вопрос — случайное ли это явление или влияние подступающей "старости"? (Иосинобу недавно исполнилось 30 лет. Для его весовой категории это уже вполне почтенный возраст.)

          Как известно, в категории до 67,5 кг уже много лет доминирует знаменитый Вальдемар Башановский. На этот раз он вынужден был довольствоваться вторым местом (437,5 кг). Говорят, на Вальдемара тяжело подействовали две автокатастрофы, в которые он попал. В результате первой погибла жена, во второй он сам получил тяжёлые ранения и даже на помост вышел с глубокими шрамами на лице.

          Первое место в лёгкой категории выиграл двадцатичетырёхлетний польский спортсмен Збигнев Качмарек, ставший чемпионом с личным рекордом (440 кг), который всего лишь на пять килограммов хуже мирового рекорда Башановского. Одним словом, господство польских атлетов в этой весовой категории пока незыблемо.

          Вот уже на протяжении многих лет в категории до 75 кг (полусредний вес) не знал себе равных наш Виктор Куренцов. Он победил и на этот раз, но... заставил нас поволноваться. Дело в том, что после двух движений впереди оказался норвежец Л.Енсен (он уступил Куренцову в жиме 5 кг, но обошёл нашего спортсмена в рывке на 12,5 кг). Однако рывок отнял у посланца Скандинавии все силы, и в толчке он показал результат даже немного хуже своего личного рекорда. В итоге у Куренцова — 462,5 кг, у Енсена — 455 кг.

Виктор Куренцов
Виктор Куренцов

          Выступление Куренцова имело огромное значение для нашей команды: ведь дальше, за исключением Тальтса, выступать должны были одни лишь дебютанты нашей сборной. Победа Куренцова, его мужество, его решимость явились для них прекрасным психологическим допингом.

          Победа Геннадия Иванченко (категория до 82,5 кг) достойна восхищения. Достаточно отметить, что из девяти зачётных подходов он "испортил" только один (второй — в жиме). Геннадий забрал всё золото в своей категории, победил в каждом из движений и установил новый мировой рекорд в сумме — 505 кг. За его спиной остались такие "звёзды", как поляк Озимек и чемпион мира 1969 года японец Оути.

          Чуть скромнее оказались успехи атлета из рабочего города Шахты молодого Давида Ригерта, но он заслуживает не меньшей похвалы. Ведь чемпионат мира был его первым в жизни выступлением за рубежом, и он выдержал экзамен блестяще, набрав одинаковую сумму с Озимеком (482,5 кг) и получив бронзу лишь потому, что оказался на 400 г тяжелее польского атлета. В толчке на весе 182,5 кг Давид проявил настоящее мужество. Дело в том, что в первом подходе, взяв этот вес на грудь, он даже не смог с ним встать. Во втором — не смог толкнуть от груди. Над командой нависла угроза нулевой оценки. В это время важно было никому не растеряться. Давиду говорили только два слова: "Можешь! Должен!".

          И когда Ригерт пошёл к штанге, Виктор Куренцов крикнул ему вдогонку:

          — Надо толкнуть во что бы то ни стало!

Давид Ригерт

          Давид толкнул и держал вес над головой ещё долго после того, как судьи подали команду опустить. Американские зрители трижды вызывали Ригерта и вставали, приветствуя его, что в США является выражением высшего признания.

          Условия командной борьбы заставили нас выставить в категории до 90 кг двух атлетов — Василия Колотова и Александра Кидяева. Уральский богатырь совершил настоящее "чудо": он установил два мировых рекорда в отдельных движениях (рывок — 161,5 кг, толчок — 202,5 кг) и дважды улучшил рекорд в сумме, доведя его до 537,5 кг.

          Вторым от нашей команды был заявлен Александр Кидяев. В противовес своему товарищу-дебютанту Саша — опытный боец, чемпион СССР и Европы, участник чемпионатов мира, мировой рекордсмен в жиме (183 кг), показавший этот результат летом нынешнего года. Ничто не должно было его особенно волновать, ибо в этой категории по разным причинам не выступали такие асы, как К.Кангасниеми,

Каарло Кангасниеми

          Б.Юханссон,

Бу Юханссон

Бу Юханссон

Бу Юханссон

          и К.Арнольд.

Арнольд

          Несмотря на это, мы, казалось, приняли все меры предосторожности. Если многие члены нашей команды начинали выступление в жиме за 5-7,5 кг до своего предельного результата, то Кидяев первый подход сделал на 170 кг. Более того, на разминке мы спросили Александра, не заказать ли ещё меньше, на что он ответил вопросом:

          — Вы что, мне совсем не доверяете?

          Однако, выйдя на помост, Кидяев трижды не справился с начальным весом. Я думаю, что его сломил всё-таки не груз килограммов, а груз ответственности, сложность обстановки...

          Накануне встреч атлетов двух самых тяжёлых весовых категорий чемпионат переехал в "Ветеране Мемориал Аудиториум", вмещавший на две тысячи зрителей больше. Тем самым американцы как бы подчёркивали, что, дескать, для них начинается "новый турнир" и именно этому турниру они и придают настоящее значение.

          Не имея сегодня достаточно сильной команды, хозяева явно рассчитывали на успех в наиболее тяжёлых весовых категориях и при помощи этих побед — на создание определённого общественного мнения. Причём в подготовку победы включились отнюдь не только одни спортсмены. Всего за месяц до чемпионата тяжеловесы Дьюб и Беднарский были приняты президентом Никсоном, который заявил им:

          — Ваш успех будет успехом всей страны. Не забывайте ни на минуту об этом!

          После такого напутствия журнал "Спорте Иллюстрейтед" в сентябрьском номере за 1970 год опубликовал следующее заявление Дьюба:

          "Я должен победить этих коммунистов. Они меня заставляют мобилизоваться, я весь горю от патриотических чувств и личных мотивов — желания успешно защитить звание чемпиона мира, которое я отнял у русских в прошлом году".

          Американская пресса ещё задолго до конгресса ФХИ стала называть Беднарского чемпионом мира. И, наконец, последовал фарс с его официальным признанием. Ясно, что в этих условиях выступления тяжеловесов приобретали совершенно особое, необычайное значение.

          Встреча Тальтс-Беднарский. Истинный чемпион и лже-чемпион 1969 года. Зал оказался переполнен. Билеты невозможно было достать, мест не хватало даже прессе.

          Борьба началась ещё до выхода на помост. По жребию нам повезло: Тальтс должен был выступать вслед за американцем. Роберт заказал для первого подхода в жиме 180 кг. Мы, чтобы не выдавать своих планов, — тоже. Роберт переписал начальный вес на 182,5. Мы — тоже.

          Подошло время выходить на помост. Беднарский искал глазами Тальтса и явно нервничал: почему советский атлет не разминается? Сам жал малые веса — 100 кг. Ещё раз 100 кг. Спросил у Гофмана: "Где русский?". Тот пожал плечами. Наконец, Роберт на разминке выжал 170 кг, и я увидел: он плох, очень плох.

          Помост это подтвердил: начав с 182,5 кг, Беднарский поднял этот вес лишь со второй попытки, а 187,5 кг так и не смог осилить. Тальтс же только начал со 190 кг, затем поднял 197,5 кг, а в третьем подходе установил новый мировой рекорд. И в течение десяти-пятнадцати минут, не смолкая, в честь нашего Яана гремела овация зала. Она повторилась с новой силой, когда он закончил соревнование с новым мировым рекордом в сумме — 565 кг!

          Роберт Беднарский довольствовался лишь третьим местом, пропустив вперёд талантливейшего юниора из Болгарии двадцатилетнего Александра Крайчева (535 кг). Шумиха, поднятая вокруг Беднарского американцами, обернулась против них же самих. Талантливый спортсмен "сгорел", не выдержал невероятного груза ответственности, оказался физически и морально не подготовленным к поединку с нашим богатырём. А Тальтс навсегда останется героем чемпионата в Колумбусе.

Яан Тальтс

Яан Тальтс

Яан Тальтс

Яан Тальтс

          Во втором тяжёлом весе на этот раз были представлены все "звёзды": юный богатырь из ФРГ Р.Манг (собственный вес 126 кг), американцы Д.Дьюб (144,5 кг) и К.Патера (140,2 кг), бельгиец С.Рединг (128 кг), болгарин И.Атанасов (136,6 кг), швед О.Юханссон (119 кг), посланец ГДР М.Ригер (123,8 кг), финн К.Лахденранта (138,2 кг) и, наконец, наш В.Алексеев (136,2 кг).

          Уже после жима в результате травм выбыли из борьбы Манг и Патера.

          Ожидалось, что главный поединок развернётся между Алексеевым, Дьюбом и Редингом. Двое последних не раз заявляли, что готовы набрать в сумме 610-615 кг, причём Рединг подкрепил свои заявления делом, отобрав незадолго до чемпионата у Алексеева его рекорд в толчке (225 кг) и противопоставив ему свой — 226,5 кг.

          Дьюб в Колумбусе отпал сразу: повторив свою варшавскую сумму — 577,5 кг — он оказался лишь на четвёртом месте. Рединг физически был готов отлично (весной 1970 года у него был результат 600 кг), но морально оказался не в силах соперничать с Алексеевым. Только в жиме они показали равный результат (215 кг). В рывке же бельгиец едва осилил 160 кг. И наш атлет ушёл на 10 кг вперёд. Толчок Рединг закончил на 215 кг. Василий прибавил к этому результату 2,5 кг. А потом красиво и легко толкнул 227,5 кг, установив новый мировой рекорд. Итого в сумме получилось 612,5 кг.

Алексеев

          "Зал устроил Алексееву такую овацию, какой ещё никогда не слыхал Колумбус", — передало в тот же вечер местное радио. А выходящая в Колумбусе газета написала:

          "Чемпионат начался с сомнительной дискуссии, касающейся дисквалификации спортсменов, а кончился на самой высокой ноте — восьмью мировыми рекордами. Большинство из них установили советские спортсмены, а завершил богатырскую симфонию поистине великий Василий Алексеев. И тогда зал, в котором собралось столько сильных людей, сколько никогда не собиралось, — сошёл с ума от восторга. Темноволосый 29-летний советский шахтёр, отец двух детей, показал нам, что нет предела силе. Зрители, к сожалению, не смогли увидеть, как он настраивал себя на это свершение. Но то, что сделал этот человек, впервые принимающий участие в мировом чемпионате, можно назвать только одним словом — "подвиг"."

          Время летит вперёд со спринтерской быстротой. Когда я закончил работу над этой книгой, рубеж в 600 кг был только что перейдён, люди произносили эту сумму, ещё не веря до конца в её реальность, не осознав по-настоящему всё значение свершившегося.

          Прошёл совсем небольшой срок, книга уже лежала на моём письменном столе, дорабатывалась для окончательной сдачи в набор, а события развивались столь стремительно, что удивляли даже нас — людей, планирующих движение спорта и по роду своей деятельности обязанных ничему не удивляться.

          Особенно запомнился чемпионат Европы 1971 года, прошедший в столице народной Болгарии. Это был первый в мировой истории турнир, на котором все три призёра во второй тяжёлой категории набрали в сумме более шестисот килограммов. Впервые за свою спортивную жизнь это сделал Рудольф Манг — 602,5 кг. Серебряный призёр, советский тяжелоатлет Станислав Батищев, показал 607,5 кг. А Василий Алексеев вновь удивил всех, установив три новых мировых рекорда: в жиме — 225 кг, в толчке — 232,5 кг и в сумме классического троеборья — 630 кг.

Алексеев

          Там, в Софии, наблюдая, как яростно и мужественно выступает Василий, я в конце турнира, когда всё уже осталось позади, спросил его:

          — Куда так спешишь?

          Это была шутка, но он ответил на неё очень серьёзно:

          — Уж больно соперники стали близко подбираться. Надо держать их на дистанции, Алексей Сидорович. Чтобы они даже и мыслить не могли о победе надо мной.

          Вот какой он человек, наш Василий Иванович. Он борется со своими преследователями не только тактически, на помосте, но и стратегически, намечая для себя такие рубежи, которые позволяют ему постоянно сохранять своё положение бесспорного лидера мировой тяжёлой атлетики.

          Мы расстались с Алексеевым в Москве, а через трое суток по срочному служебному делу я вылетел в Шахты, где предстояло осмотреть новый специализированный спортивный комплекс для тренировки тяжелоатлетов. Ещё с аэродрома я позвонил Василию Ивановичу, но чемпиона не оказалось дома.

          — Он на тренировке, — сообщила мне супруга.

          — Как на тренировке? — удивился я, уверенный в том, что после такого труднейшего турнира чемпион отпустит себе несколько дней на отдых.

          Но Василий Иванович действительно был на тренировке. Огромный зал заливало ослепительное солнце, пол накалился так, что тепло ощущалось сквозь толстую подошву кедов, но штанга, мокрая от пролитого на неё пота, гремела, не переставая.

          — Не утерпел?

          — Нельзя сейчас отдыхать, — сказал Алексеев, вытирая своей огромной ладонью лоб. — Спартакиада приближается. Для меня этот турнир, если хочешь знать, важнее всех чемпионатов мира. Хочется перед народом не сплоховать, выступить как можно лучше.

          Я знал, что эти слова идут от души, и снова восхитился высоким чувством ответственности, возвышенной гражданственности, которое свойственно этому большому человеку.

Алексеев

          Через несколько дней я с интересом прочёл в одном из наших изданий интервью Василия Алексеева. Был там и такой вопрос:

          — Каков, по вашему мнению, "век 600"? Способен ли человек наших дней набрать в сумме 700 кг? Если да, то какими вы видите составные цифры этой суммы?

          На это чемпион и рекордсмен мира заявил следующее:

          "Свой ответ я начну с того, что дам короткие характеристики самых сильных людей наших дней.

          Первым из сверхгигантов был Пауль Андерсон. Ему сама природа дала колоссальную силу, но тренироваться до седьмого пота он не любил. Большие возможности перечёркивала большая лень.

          Юрий Власов — атлет, напротив, величайшего трудолюбия. Он выполнял большие по объёму и интенсивности нагрузки. Известен его девиз: сила никогда не подведёт, даже если координация движений будет нарушаться. Но Юрий Петрович недооценивал работу над техникой. В связи с чем не до конца использовал свои возможности, свой колоссальный силовой резерв.

          Я не видел другого тяжелоатлета, который бы так свободно и легко, как Власов, вырывал с минимальным подседом 150-килограммовую штангу или без всякого видимого усилия по нескольку раз подряд брал в полуприсед штангу весом 200 кг. Юрий мог молниеносно вставать с любым громадным весом, который брал на грудь. В руках Власова штанга становилась поистине невесомой. Юрий любил поднимать максимальные веса на тренировках, иначе он не смог бы поднимать их на соревнованиях. Как-то раз он сам признался: "Если я не поднял вес на занятии, то никакой психолог не заставит меня сделать это на соревновании".

          Леонид Жаботинский, — продолжил свой ответ Алексеев, — был прямой противоположностью Власову. Имея больший собственный вес (до 160 кг), он обладал гораздо меньшей выносливостью. Объём и интенсивность его тренировок значительно уступали власовским. Но Жаботинский был отличным техником, он безупречно чувствовал штангу. Короче говоря, имея меньшую, чем у Юрия Власова, силу, Жаботинский использовал её намного лучше, намного рациональнее и в конце концов отнял у москвича все мировые рекорды.

          Не мне перед вами разбирать Алексеева. Но скажу без хвастовства: перед тремя названными спортсменами я чувствую преимущество в волевом настрое, в умении выдержать гораздо больший коэффициент трудности на тренировках.

          Вот таковы четыре "гиганта наших дней" со всеми своими сильными и слабыми сторонами. Но в природе всё устроено так, что она редко соединяет в одном человеке все лучшие качества многих. Когда это происходит, мы говорим: родился гений. Так вот я и подумал, что истинный гений у нас ещё появится — это будет человек, который воплотит в себе природную мощь Андерсона, трудолюбие Власова, техничность Жаботинского, волю Алексеева, да ещё вберёт весь опыт, накопленный до него. Такой человек и совершит новое "чудо".

          Когда это произойдёт? Путь от 500 до 600 мы преодолели за пятнадцать лет. Думаю, что на следующий отрезок потребуется лет 25. Иными словами, открытие "Клуба-700", по моему разумению, произойдёт или в конце нынешнего века или в самом начале следующего.

          Если же говорить о составных частях суммы в 700 кг, то прежде всего следует отметить, что по сравнению с прогрессом в жиме и толчке результаты в рывке очень отстают. Здесь, если хотите, прямо-таки застой. Он вызван тем, что мы ещё плохо овладели техникой и не имеем должных скоростно-силовых качеств. Нужно ликвидировать этот провал. Результаты в рывке должны подняться до уровня двухсот килограммов. Таким образом, составные части будущего рекорда я представляю себе так: жим — 245 кг, рывок — 200 кг, толчок — 255 кг..."

Алексеев

          Читая это интервью с Алексеевым, я думал о том, что сумма в 700 кг куда дальше от нас, от реальности, чем это кажется на первый взгляд. Но вот настало 24 июня — незабываемый в истории мировой тяжёлой атлетики день. День выступления спортсменов второго тяжёлого веса на финале V летней Спартакиады народов СССР.

          Ещё подходя к Дворцу тяжёлой атлетики ЦСКА, где проходили состязания, я испытал чувство необычайной радости и глубокого удовлетворения. Тысячи болельщиков запрудили дорогу и вопрос "Нет ли лишнего билетика?" звучал так часто, словно к нам приехали канадские хоккейные профессионалы или сборная Бразилии во главе с Пеле. И я подумал, что в этой огромной популярности, которой стал у нас пользоваться тяжелоатлетический спорт в самых широких кругах, "повинны" прежде всего Василий Алексеев и его товарищи по сборной, их мужественная борьба с металлом, их феноменальные результаты.

          А Василий Алексеев? Что ж, то, что он сделал в тот вечер, честное слово, не поддаётся описанию. Мы, тренеры, знали, что он великолепно готов, что возможны рекорды. Но даже мы посчитали бы за фантастику, если кто-нибудь попытался бы предсказать нам то, что произойдёт через несколько часов. Семь мировых рекордов за один "вечер! Да ещё установленных одним человеком. Да ещё во втором тяжёлом весе! Такого история мирового спорта ещё не знала и, уверен, не скоро узнает вновь.

          Жим — 225,5 кг. Рывок — 180 кг. Толчок — 233 кг и 235 кг! Троеборье — 632,5 кг, 637,5 кг и наконец — 640 кг!

          Теперь я уже иначе смотрю на прогноз Василия Алексеева. Всего полтора года тому назад усилиями этого неповторимого гиганта был перейдён рубеж в 600 кг, а сегодня путь от 600 до 700 пройден уже более чем на одну треть. Нет, каким бы сказочным ни казался нам результат 700 кг в сумме классического троеборья, человечество обязательно придёт к нему. Но этот путь опишет другой автор, в другой книге, где будет ещё больше настоящих героев мирового спорта и больше примеров их безграничной дерзости и беспримерной отваги!

          ...Итак, мой рассказ подходит к концу. Можно было бы, вроде, и точку поставить. Но из головы всё время не выходит один вопрос, который мне совсем недавно довелось услышать.

          С группой товарищей, членов сборной Советского Союза, мы выступали перед молодыми учёными объединённого института ядерных исследований в Дубне. Народ там, конечно, исключительно интересный, было задано много вопросов, которые даже нас, специалистов, зачастую ставили в тупик.

          Встреча затянулась, дело шло уже к полуночи, я начал нервничать и посматривать на часы — ведь для сборной, сами понимаете, соблюдение режима имеет первостепенное значение. Несмотря на весь интерес к мероприятию, мне искренне хотелось поскорее его "свернуть". Но тут на трибуну поднялся один из наших слушателей и заявил:

          — Вы очень хорошо рассказали о достижениях штангистов. Спасибо. Но вот последний вопрос или, если хотите, последнее мнение. Уровень достижений современного тяжелоатлетического спорта таков, что у нас, простых смертных, он может вызвать лишь одно решение: заниматься тяжёлой атлетикой нет никакого смысла. Стоит ли браться за штангу, если знаешь, что возле неё толпами разгуливают такие силачи, как Алексеев?..

          Конечно, вопрос этот и тогда не остался без ответа — мы не пожалели времени, чтобы дать бой такой "теории".

          Я ещё раз вернусь к тому событию, о котором уже не раз написал в этой книге, которое сам прочувствовал и пережил, которое удалось рассмотреть с разных точек зрения.

          Когда в 1955 году из-за океана пришло сообщение о том, что американец шведского происхождения Пауль Андерсон перешагнул пятисоткилограммовый рубеж, мне стало страшно. Да, теперь я могу признаться, что испытал тогда нечто подобное тому, что высказал на встрече в Дубне молодой учёный. Мне тогда думалось примерно следующее:

          "500 килограммов — это же просто немыслимо, с таким феноменом нет никакого смысла бороться. А следовательно, не лучше ли вообще оставить спорт?".

          Но малодушие владело мной недолго. Постепенно мысли повернули своё течение на иной лад. Старые представления о допустимых нагрузках полетели, простите за выражение, ко всем чертям. Теперь каждую свою тренировку мы строили, исходя из достижений Пауля Андерсона. Раньше они меня пугали, теперь стали путеводной звездой, реальной целью, основным ориентиром труда и творчества.

          Перестраиваться было нелегко. Многие даже очень хорошо относившиеся ко мне люди не верили, что за год-два уже в солидном для спортсмена возрасте я сумею прирастить к своему лучшему результату в сумме классического троеборья 20-30 килограммов. И всё-таки "чудо" произошло: через два года в Тегеране на чемпионате мира 1957 года я первым в СССР и третьим в мире вошёл в "Клуб-500".

          Прошло ещё пятнадцать лет, и сегодня сумма в 500 килограммов стала уже привычной, реальной не для чемпионов и рекордсменов, а для десятков и сотней рядовых спортсменов — атлетов второго тяжёлого веса. Её теперь, случается, показывают и на первенстве какой-нибудь из наших областей, с неё начинают восхождения к олимпийским высотам. Более того, рубеж "500" уже давно преодолели полутяжеловесы, средневесы, к нему вплотную подбираются представители и куда более лёгких весовых категорий. Но всё это великое движение результатов, вся эта повальная переоценка ценностей начались, в сущности, с одного — с подвига Пауля Андерсона, с его решительного рывка вперёд.

          Точно так же то, что сделал в марте 1970 года советский богатырь Василий Алексеев, поначалу ошеломило и, чего там греха таить, продолжает ошеломлять мир. Но должен отметить, что процесс ошеломлённого, безмолвного созерцания длился совсем недолго. Уже совсем скоро товарищ Алексеева по сборной страны Станислав Батищев, кстати довольно долго "топтавшийся" в зоне 550-560 кг, вдруг резко спрогрессировал на наших глазах и, смело и решительно преодолев психологический барьер, тоже набрал сумму 600 кг. За ним это же совершил богатырь из Бельгии Серж Рединг.

          И теперь на рубеж, ещё два года назад казавшийся чем-то недосягаемым, заколдованным, уже как-то спокойно, по-деловому замахиваются атлеты первой тяжёлой весовой категории. И вскоре, я уверен, они добьются своего. Последние рекорды эстонского силача заслуженного мастера спорта Яана Тальтса убеждают в этом не только меня.

          Василий Алексеев открыл новую эру в спорте — это точно. Но вот недавно я получил письмо из города Горького. Здесь на одном из заводов молодые рабочие организовали "Клуб Алексеева". Они написали следующее:

          "Может быть, мы и не достигнем таких результатов, как человек, чьим именем мы назвали свой клуб, но они, эти результаты, зовут нас в спорт, зовут испытать в нём свои силы и возможности."

          Да, результаты чемпионов, рекордсменов — тех, кто идёт впереди, не отпугивают, а вдохновляют. Только слабые духом могут останавливаться и пасовать перед достижениями "звёзд". То, что совершают они сегодня, то, что сегодня кажется всем нам фантастическим и невероятным, завтра станет будничным, реальным, доступным многим из нас.

          Люди, с которыми я познакомил читателя в этой книге, — люди поиска, пионеры, разведчики будущего. Подобно космонавтам, они расширяют наши понятия о границах возможного, позволяют Человеку по-новому взглянуть на себя.

От составителя

          На мой взгляд, книга "От 500 до 600" — это лучшее из всего, опубликованного Алексеем Сидоровичем Медведевым. Тем не менее по своей привычке (возможно, дурной) хочу обратить внимание читателей на некоторые недостатки этой в целом очень неплохой книги.

          На странице 67 Медведев написал о следующем своём впечатлении:

          "Когда-то на бетонке московского аэродрома, где мы приземлились, вернувшись из Тегерана, один из молодых журналистов спросил меня:

          — Трудно было?

          Я замер от удивления. А потом понял, что человек, интервьюирующий меня, ни черта не смыслит в спорте. Да как же такое можно спрашивать: трудно ли было? Лёгких соревнований просто не бывает, а чемпионатов мира — тем более."

          А на странице 31 Алексей Сидорович написал уже вот что:

          "Таким образом, в течение каких-нибудь десяти минут на сцене Зелёного театра были показаны два результата, превышавшие мировые рекорды в жиме для атлетов тяжёлого веса, причём последний из них — выше ровно на 15 кг. Такого ещё никогда не знала и, вероятно, уже никогда больше не будет знать история нашего вида спорта. Рывок в 142 кг и толчок в 193 кг дали Андерсону невиданную сумму — 517,5 кг.

          После окончания соревнований я зашёл к американцам в раздевалку. Здесь пахло потом и спортивными растирками. Я пожал Паулю руку и от души поздравил с грандиозной победой.

          — Устали? — спросил я его.

          — Устал, — откровенно признался он. — Очень устал.

          И, чуть-чуть помолчав, промолвил в третий раз:

          — Чертовски устал."

          Повезло всё-таки тогда Медведеву, что Андерсон не "замер от удивления" и не "понял, что человек, интервьюирующий" его на предмет свежести-усталости после победы на соревнованиях, "ни черта не смыслит в спорте".

А.С.Медведев

          А вот ещё пара цитат из книги Медведева:

          "Толчок. Первый подход Жаботинского — 205 кг. Второй — 219 кг. Тоже новый мировой рекорд. От третьего подхода — отказ. В итоге, как написал один из журналистов, — "посредственная" сумма 585 кг. Надо же — "посредственная"! Нет, даже тогда, когда тяжеловесы преодолеют границу в шесть сотен килограммов, даже когда уйдут от неё далеко вперёд, каждого спортсмена, набравшего 585 кг, можно будет с полным на то основанием считать героем. Нужны годы самоотверженного труда, годы большого личного мужества, силы воли, настойчивости, чтобы добиться такого" (стр. 12).

          "К сожалению, Геннадий Четин не оправдал возлагавшихся на него надежд. Он проиграл... прежде всего самому себе, проиграл целых пятнадцать килограммов и с посредственной суммой (352,5 кг) оказался лишь на четвёртом месте. Это, нужно отметить, был в известной мере исторический случай: до этого на Олимпийских играх, начиная с Хельсинки, ни один наш зачётник не оказывался за чертой призёров" (стр. 105).

          В общем, Леонида Жаботинского упрекать словами "посредственная сумма" нельзя, а Геннадия Четина — можно. Что же касается фырканья Медведева по поводу "исторического случая" с Четиным, первым из советских спортсменов оказавшимся "за чертой призёров" на Олимпийских играх, то под чутким руководством самого Алексея Сидоровича как главного тренера сборной СССР в 1972 году (то есть в год выхода данной книги) на Олимпийских играх в Мюнхене сразу четверо советских спортсменов (Каныгин, Шарий, Павлов и Ригерт) не просто оказались "за чертой призёров", но получили вообще "баранки".

          В рассказе Медведева о поединке Власова и Жаботинского в олимпийском Токио есть странноватая деталь:

          "С.П.Богдасаров настолько не верил в успех Жаботинского на 217,5 кг, что тягу, сделанную Жаботинским в первом подходе к этому весу, определил как очень и очень тяжёлую. На самом же деле — и я это заметил, поверьте, лучше всех — штанга, взятая могучими руками Леонида, легко потянулась вверх, но потом сразу опустилась на помост. В первую секунду у меня мелькнула мысль: "У Леонида не хватило воли, он спасовал перед необыкновенной тяжестью". Но по тому, как Леонид бодро, даже весело, с едва приметной улыбкой, зашагал от снаряда, я понял: это был счастливый, многое для нас означавший подход. Он помог Леониду поверить в возможность невозможного. Я понял: психологический тормоз снят и громада в 217,5 кг может быть взята в решающем подходе. Может, чёрт возьми!

          Мы ждали. Ждали, что предпримут наши соперники. И вдруг по радио объявили, что Власов тоже пойдёт на вес 217,5 кг. Я даже не поверил своим ушам, настолько странным и нелепым выглядело в сложившейся ситуации подобное решение.

          Да, это было второй очень серьёзной тактической ошибкой. Пойди Власов на 215 кг (то есть на тот вес, который он уже покорял раньше), и нам бы пришлось заказывать 222,5 кг. Часто спрашивают: а смог бы Жаботинский осилить тогда 222,5 кг? Ход борьбы, как известно, не заставил нас отвечать на данный вопрос." (стр. 100).

          Но на какой же ещё вес мог пойти Власов после неудачной попытки Жаботинского поднять 217,5 кг? Разве для Власова можно было снизить тогда вес штанги с 217,5 кг до 215 кг?

          И, наконец, пара совсем уже микроскопических "блох" в тексте книги "От 500 до 600".

          "Советский штангист Владимир Куренцов известен нашим читателям своим прямо-таки великолепным выступлением на предолимпийских соревнованиях" (стр. 109).

          Куренцова всё-таки зовут Виктор, а не Владимир.

          В оригинальном, ещё не подкорректированном для данной публикации тексте книги Медведева имеется ещё одна путаница с именами. В рассказе Медведева про детство Василия Ивановича Алексеева тренер леспромхоза, поймав юного Василия при попытке пробраться к стоявшей за забором штанге, сделал следующее:

          "— Ты по какому праву здесь оказался? — закричал он на Алексея.

          Василий помялся..." (стр. 162).

          Эту оплошность я худо-бедно исправил, и теперь данное место приняло в тексте следующий вид:

          "— Ты почему здесь оказался? — строго спросил он Василия.

          Тот помялся."

          Интересно, показательно и то место в книге, где Алексей Сидорович дал оценки перспектив разных стран в плане достижения высоких результатов в тяжелоатлетическом спорте:

          "Теперь положение иное. Кроме СССР и США, чей вклад в развитие гиревого спорта, в его прогресс бесспорен, в мире появились, во весь голос заявили о себе новые тяжелоатлетические державы: Польская Народная Республика, Япония, Венгерская Народная Республика, Германская Демократическая Республика... Сохраняет старые, добрые традиции воспитания силачей Иран. Серьёзное внимание развитию тяжёлой атлетики стали уделять в Федеративной Республике Германии. Ряд выдающихся мастеров, штангистов экстра-класса подготовили страны, прежде "неизвестные" в мире тяжёлой атлетики — Финляндия, Швеция, Бельгия.

          Штанга путешествует по свету. Звон её слышен повсюду — и в Европе, и в Америке, и в развивающихся странах Африки, и на далёкой Кубе. Спорт сильных и волевых людей переживает, несомненно, период расцвета, завоёвывает всё большую и большую популярность. Посмотрите лишь таблицы шестерых лучших на Мексиканской Олимпиаде: здесь представители Ирана и Пуэрто-Рико, Венгрии и Польши, США и СССР, Японии и Южной Кореи, ГДР и Чехословакии, Финляндии и ФРГ, Бельгии. Тринадцать стран дали на этот раз "зачётников" Олимпиады. Такого не было ещё никогда" (стр. 175)

          Как можно видеть, у Алексея Сидоровича тут нет ни слова про одну из главных в семидесятые-девяностые годы прошлого века тяжелоатлетических стран — Болгарию, которая завоевала первое место в командном зачёте уже на Олимпиаде-72, то есть прямо в год выхода книги "От 500 до 600".

          И последнее. В книге Медведева приведено следующее высказывание Василия Алексеева о Пауле Андерсоне:

          "...Первым из сверхгигантов был Пауль Андерсон. Ему сама природа дала колоссальную силу, но тренироваться до седьмого пота он не любил. Большие возможности перечёркивала большая лень..."

Алексеев

          Василий Алексеев, судя по всему, сильно ошибается: Андерсон практиковал очень объёмные тренировки — например, включавшие в себя за день до ста повторений в одних только приседаниях.

Тренировки Андерсона


[на главную страницу]

Архив переписки

Форум